А вот ночью — благодать. По правую руку — трубка радиотелефона, по левую — стакан крепчайшего чая, мерцает монитор компьютера, покорно раскладываются многочисленные бумаги. Думай, взвешивай, принимай решения.

— Послушай, друг, просьба имеется. Маленькая, как мизинчик твоей Светланы… Не пускай, пожалуйста, ко мне никого, а? Если даже президент заявится под ручку с премьером — все равно не пускай…

— Сделаю.

Меня покоробило упоминание «мизинчика» Светы. Правда, многозначительное словечко «твоей» несколько сгладило возмущение, но все же — неприятный осадок надолго проник в сознание. Ибо наши отношения с давних пор напоминают примитивный треугольник, нижние вершины которого занимаю я с Суреном, в верхнем углу парит над нами изящная, умненькая Света. И не просто красивая женщина — главный технолог Росбетона.

Наши со Светой два угла сближены почти вплотную, угол Вартаньяна отдален, но горячему армянину помогает мое положение обычного сторожа. Во время совещаний-банкетов, доступ туда мне перекрыт, Сурен имеет возможность беспрепятственно ухаживать за технологиней, добиваясь нашего с ней отдаления друг от друга.

Вот и сейчас Вартаньян не просто узнал о безопасности вокруг административного корпуса, тем более, не обеспокоил «сторожа-пожарника» дурацкой просьбой никого к нему не пропускать — лишний раз убедился в том, что я не брожу по коридорам третьего, управленческого, этажа. Невенчаный муж технологини — на месте, можно беспрепятственно «штурмануть» её в очередной раз. Авось удастся.

«Штурм» облегчается тем, что Светка во время моих ночных дежурств тоже «дежурит». А что ей, спрашивается, делать одной дома? Уборкой квартиры заниматься или еду готовить? Шалишь, незаконный муженек, зря надеешься, сопостельничек, жена — не домработница и не служанка, она предназначена совсем для иной цели… Не знаешь, какой именно? Изволь, ночью подскажу…

Светка выпорхнула из лифта веселой, беспечной птахой. Единственное, пожалуй, отличие от пташки — отсутствие крылышек. На ходу, не оглядывааясь по сторонам, чмокнула меня в плохо выбритый подбородок.

— Уже домой? — удивился я, взглянув на настенные часы, окаймленные все тоже же символикой — Росбетон. — Всегда задерживаешься…

— Головка бо-бо, — изобразила детский лепет Светлана. — Хочу отоспаться…

Я бы чувстввал себя намного спокойней, зная, что «ребенок» сидит в своем кабинете, но не показывать же охватившую меня ревность. Возможно, дома подружка будет под большим контролем — телефон под рукой. А её кабинет на третьем этаже находится в опасной близости к кабинету главного экономиста.

— Действительно, тебе нужно отдохнуть. Полежи, почитай, попозже позвоню, узнаю о самочувствии, — ненавязчиво, вскользь, упомянул я о неизбежности проверки. — Поужинай и ложись в постель…

— Какая постель без тебя, милый, — засмеялась «жена». — Скорей всего до утра проворочаюсь без сна.

Женщины по своей природе — самые опытные психологи, им дано умение успокаивать либо возбуждать мужчин-идиотов, внушать им ревность или гасить её проявления. Вот и сейчас, выслушав слегка замаскированное признание в любви, почувствовал облегчение. Зловещая фигура «соперника» перестала донимать меня, расплылась в подсвеченном голубом тумане.

Светка одарила меня парочкой самых сладких улыбок и побежала к остановке автобуса. А я оперся локтями на стол и стал ожидать появления Вартаньяна. Появится армянин — все ясно: назначено свидание, возможно даже в нашем со Светкой гнездышке. Не появится — можно дежурить спокойно.

Сурен не появился. Дышать мне стало легче, настроение улучшилось.

Вместо него в вестибюль вошел с улицы мужчина средних лет, в модном плаще и такой же модной шляпе. Раскрасневшееся от ветра лицо выражает уверенность в праве врываться в любое учреждение после завершения рабочего дня, все встречные-поперечные обязаны падать на колени, предупредительно открывать и закрывать двери, стряхивать дождевые капли, согревать румяные щеки.

Короче, вошел новоявленный богач, полный собственник современной России. Вгляделся я повнимательней и обалдел. Всего навидался на своем веку, всякого испробовал на вкус, но такая втреча — впервые.

В далекие времена, когда я не был «сторожем-пожарником» — работал сыщиком уголовного розыска, пришлось брать одну преступную группу, занимающуюся сбытом наркотиков. Главарь — поджарый, будто весенний волк, с бегающими жадными глазками и золотым оскалом — не стал запираться, выдал не только своих подельниколв, но и «курьеров», доставляющих ядовитое снадобье из районов Средней Азии.

Как водится, получив причитающийся ему по закону срок, Листик — такую он носил кликуху — отправился на зону, исправляться и учиться жить честно. Не знаю, чему его там научили, но вот — стоит передо мной, попыхивая сигарой, сощурив маленькие глаза. Пальцы рук унизаны кольцам и перстнями, на груди выпущен на всеобщее обозрение золотой крест, украшенный крупными бриллиантами.

Ничего похожего на давнего главаря наркобизнеса.

Я, конечно, тоже изменился. И не только внешне — внутренне. Попробуйте не измениться после постигшей меня передряги: подсунули сыщику засвеченную взятку, подвели под суд. Сколько не оправдывался, как не суетились сотрудники уголовного розыска — ничего не помогло: три года заключения, которые я отбарабанил минута в минуту.

И вот — встретились.

— Если не ошибаюсь, старший лейтенант Сутин? — неуверенно спросил бизнесмен. — Надо же — встреча… Думал, в генералы выбился, а ты — в сторожа…

— Не ошибся, Листик. Что же касается должности, то по мне лучше сторожить, чем воровать… Хочу спросить, не ты ли приложил руку к той самой фальшивой взятке?

Листик самодовольно улыбнулся. Стряхнул влагу с плаща, небрежно потряс своей дорогой шляпой. Будто отряхнул все свои грехи — и прошлые, и настоящие, и будущие.

— Зря ты так со мной, Сутин. Сам ведь знаешь, не воровал. И сейчас этим не занимаюсь… Что же касается давнишней историей со взяткой, ты не ошибаешься — самолично организовал… На сколько тебя тогда упекли? На три года, кажется. Именно этого времени мне и не хватало для накопления, как сейчас любят выражаться, стартового капитала. Слишком уж глубоко ты залез в тогдашние мои делишки — сам виноват…

— Сейчас, значит, не воруешь? Верю с трудом… Чем же тогда занимаешься? Ежели, конечно, не секрет…

Бизнесмен пренебрежительно стряхнул столбик пепла мне под ноги — будто плюнул.

— Могу, конечно, не отвечать — не на допросе у следователя, но если просишь — пожалуйста. Создал аптечную фирму. Сейчас люди часто болеют, всем нужны лекарства, а мне — их денежки… Вот так, учись, малолеток, постигай азы современного бизнеса… Навсегда кончилось ваше времячко, нищих правдоискателей, мешающих жить достойным людям. Жизнь все расставило на свои места: кому заниматься бизнесом, кому — сторожить.

Напряженная беседа все больше напоминала дуэль на шпагах, в которой я безнадежно проигрывал. Острые жалящие уколы противника пронзали меня насквозь, до самого сердца доставали, жалкие ответные удары оставляли на Богомоле легко заживающие царапины. Да и чем я мог ответить — жалкими всхлипываниями о позорности воровства и своей честности?

Еще раз окинув бывшего сыщика презрительным взглядом, бизнесмен медленно пошел в сторону лифта.

— Погоди, Листик, — остановил я его. — Рабочий день окончился, приказано посетителей не пускать.

Не оборачиваясь, Богомол попросил-приказал.

— Позвони Вартаньяну — разрешит.

Я поколебался. С одной стороны, пропускать наглеца не хочется, но, с другой — вдруг он приятель Сурена? Рассвирепеет армянин, вполне может превратить начальника пожарно-сторожевой службы Росбетона в обычного безработного. Без согласия профсоюза и решения суда.

Позвонил.

— Сурен Иваныч, к вам рвется посетитель…

— Неужели ты не понял, Костя? Никого, ни клиентов, ни родственников. Нет меня, понимаешь? Вознесся на небеса, провалился в преисподнюю, выпал в осадок, уехал купаться в озере Севан.