Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Речь идет о письме, обращенном к другому "инквизитору", А.П. Плещееву:

"Милостивый государь Александр Павлович!

Позвольте, Ваше превосходительство, прибегнуть к покровительству Вашему в несчастном случае, меня постигшем. 26-го числа, в 11 часов вечера, выронил я из дрожек, на Трубном бульваре, новый с иголочки пальто-жак; проискавши его до полуночи, возвратился домой с горестным сердцем. На другой день, к несказанной радости моей, узнаю, что он найден фонарщиком. Нынче посылаю за ним в пожарный Депо, с 3 рублями награды великодушному фонарщику. Там объявляют посланному моему, что пальто отправлено в канцелярию г-на обер-полицмейстера; туда спешит он, и узнает, что до четверга не получу своего пальто. Войдите, Ваше превосходительство, в мое положение, сжальтесь над моею наготою и милостивым предстательством Вашим перед Его Превосходительством возвратите мне, если можно без нарушения закона, мой бедный пальто: прошу Вас покорнейше между прочим принять в соображение, что при долговременном его странствии в том светлом мире, где он находится, могут в него проникнуть разные насекомые, тем более что мир этот (я разумею мир фонарщиков) отчасти населен, как известно, гадинами.

В надежде на благосклонное участие Ваше, честь имею быть Вашего Превосходительства покорный слуга Петр Чаадаев"52.

Комментарий нашего современника: «Такое письмо мог написать и так шутить с "Его Превосходительством" мог бы, пожалуй, и Макар Девушкин»53. Тонкое замечание и очень важное – на горизонте вновь Достоевский. Для меня же в письме Чаадаева два "ударных места" – полное совпадение беспокойства Петра Яковлевича и Николая Сазонтьевича, не стыдящихся своей бедности, о своей одежде и замечание о светлом мире, населенном насекомыми и гадинами (с блистательным миром "фонарщиков"). В длинном прошении Ильина также не обошлось без самоиронии: "…я непременно должен страдать или пройти под Крестом Христовым скорбный и инквизиционный путь в Царство Божие, согласно предопределению Божию, а Ушаков с архимандритом Порфирием и с солдатом Макаренкой должны быть главными зверскими инквизиторами моими в сем адском узилище"54.

К концу жизни апостол единой религии разуверился в том, что евреи смогут внять его слову и с раздражением, не свойственным ему, писал в очередном послании: "Возымейте уши, отвергнутые Иеговою Иудеи!…Все ваши святые пророки и сам Иегова во все времена уверяют, что Талмудно-Иудейская Религия есть самая Суевернейшая и Враждотворная или Бесчеловечная из всех религий и что вы, Иудеи, суть самый негодный и упрямейший народ, слепы, глухи, с медными лбами, с каменными сердцами, с железными затылками, и убивающие пророков да и самого Иегову и не знаете Бога своего!" Конечно, евреи не знают своего Бога, они жестоки и жестоковыйны ("железные затылки"), но Ильин знает Бога: "Теперь же я открыл вам и всему миру, кто такой Иегова! И потому услышьте же Глас Его к вам! Швырните в огонь все ваши священные книги без всякой оглядки на них и на место их напишите на сердце только одно слово – Любовь… Вы не верите сим словам Иеговы?! Ну, так и ждите, пока окажется, на чьей стороне будет правда: на вашей ли с Сатаною или на моей с Иеговою!"55 Эта филиппика разительно отличается от увещевательных писем прошлых лет. Не надо думать, впрочем, что здесь заложен скрытый антисемитизм. Это не так.

Своей любви к богоизбранному народу он не изменил, но горькое разочарование в том, что его весть не была услышана, уподобление себя древнему пророку, побитому камнями, или даже самому Иисусу – все это двигало раздраженным пером Николая Сазонтьевича.

Вместе с тем со стороны официального православного мира мы имеем компетентное и жесткое мнение профессора Казанской духовной академии, известного исследователя раскола Ивановского, который считал, что, судя по рукописям сектантов, ересь "весьма вредна не только в религиозно-церковном, но и в государственном отношении своим отрицанием православного богословия, отвержением церковного авторитета и государственного строя, а еще более проповедью фантастической любви и всеобщего равенства, при чаянии будущего вполне счастливого состояния на земле"56. Этот отзыв был положен в основу официального отношения властей к секте. Из него, безусловно, следует, что дело не столько в религиозных взглядах ересиархов, сколько в их социальной позиции. И действительно, успех иеговистов среди рабочих был огромен, главным образом по причине социальной. Призывы к равенству и осуждение начальства, зачастую увольняющего сектантов с работы только из-за исповедуемых ими религиозных взглядов, подталкивали рабочих к революционным выступлениям, хотя последнее лежало вне идеологии Н.С. Ильина. Как бы то ни было, один из свидетелей на процессе сектантов, земский статистик, производивший поземельное обследование горнозаводского населения Верхнетурского уезда Пермской губернии, записал на Баранчинском заводе в 1901 г. песню об убийстве Александра II. Авторство этих стихов не установлено:

В Петербурхе люцинер
На рабочий жил манер.
Кудри, бороду пустил,
Все по фабрикам чистил.
Там рабочему народу
Вел он речи про свободу.
Раз идет он вдоль канала
Из редакции журнала.
А навстречу – экипаж.
Пешеходы – просто в раж.
Все поклоны расточают,
Царь – улыбкой отвечает.
В той карете он сидел
И в окошечко глядел.
Люцинер, не моргнув глазом,
Подбежал к карете разом.
Лишних слов не говоря,
Бомбу бросил он в царя.
Разорвало государя.
Волком взвыли баре.
Царский прах похоронили,
А взрывателей казнили57.

Известно, однако, что сектанты-иеговисты распространяли песню в листовках, наряду с другими "гимнами", воспевающими братство и свободу, сочиненными Ильиным еще в 40-50-х годах прошлого века… Сам же Н.С. Ильин убийство императора Александра II считал справедливым возмездием за совершенные им преступления, в том числе и против него самого.

Православные миссионеры, сталкивавшиеся с иеговистами, вынуждены были признать наличие многих привлекательных черт в их личностях и характерах. Для этого есть множество причин. Во-первых, высокая самодисциплина. Во-вторых, у них необыкновенно развито чувство солидарности (нередки случаи раздела собственного имущества с единомышленником – бедняком). Бедных, как мы указывали, среди них почти нет – они трезвы и трудолюбивы. Один из православных миссионеров с горечью писал, что сектантов удерживает в "заблуждении и нехристианская жизнь православных"58. Более того, по сравнению с другими сектантами они почти не возвращаются в православие. На предложение православных воссоединиться сектанты обычно отвечают: "У вас жить-то по-христиански нельзя: ваши попы – торгаши, сами губят людей, защищая в угоду правительства заводские работы по праздникам, а мы не можем работать в субботу"59. Отсюда напрашивается вывод о том, что нравственно иеговисты неизмеримо выше окружающей среды. Пример иеговистов заразителен, все отмечают их скромность: они не курят табак, не бранятся нецензурно, уважительно относятся к женщине. Последнее обстоятельство много способствует прозелитизму. Меры, которые предлагает миссионер для приостановления сектантской пропаганды, носят весьма наивный характер: исполнение бесплатных треб, рассылка некурящих и непьющих пастырей, открытие приходских братств и обществ взаимопомощи. Увы, таких пастырей – единицы, и посему приходится прибегать к испытанному способу – репрессиям. Ибо тот же миссионер жалуется, что открытый диспут с иеговистами невозможен: они неизмеримо выше своих оппонентов: "Сами православные редко вступают в полемику с иеговистами, они бессильны против их доводов"60. А.И. Обтемперанский ссылается в этом случае на уже упомянутого профессора Ивановского, советующего избегать публичного состязания61.

23
{"b":"131512","o":1}