Такие видения могут вернуть искусство к его изначальной, функциональной ясности. Как продолжает доказывать Уильям Берроуз, визуальные артефакты и артистическая деятельность — есть формулы, подразумевающие очень специфические результаты. Магическое — не результат само по себе, но возможность результата, как биохимия — это возможность. Искусство в таком случае не может быть само по себе результатом. Эта необходимость не означает, как думают многие, что если искусство существует не для своего собственного удовольствия, то оно должно быть утилитарным. Это просто означает, что Искусство должно приводить вещи в движение, так же как магические действия могут заставить что-то произойти, или Биохимик может создать вирус и убить им людей или возродить их в клоне.

Можно взять баскетбольный мяч и утопить его в резервуаре, и им нельзя больше будет играть в баскетбол. Можно утопить Христа в моче, а люди будут продолжать почитать его. На деле они почитают его с еще более истовой нетерпимостью, чем когда-либо раньше. Одно творение не имеет особого воздействия, за исключением того, чтобы сделать предмет не действующим по назначению, другое творение воздействует непредумышленно (отдаляя искусство все дальше от большинства людей и в то же самое время усиливая власть христиан и цензоров над определением Жизни). Замыслы Серрано могли быть прекрасными, но, как и у ЛаВея, замыслы ведут к плохой магии из-за отсутствия предвидения и понимания.

Полагаю, многим художникам стоило бы разговаривать с людьми. Сидеть в баре и разговаривать с людьми, которые пьют, чтобы забыться — это лучший способ понять мир, чем сидеть в Музее Современного Искусства и важничать. Ожидание в Международном Стиле, аэропорте или галерее, чего-то, что никогда не произойдет, никогда не приземлится. Человек выходит из самолета. В него стреляют, прежде чем он коснется бетона. Акуино ест собаку, Толсен бьет Лэсси, крыса Сниффи избегает дробилки Рика Гибсона только для того, чтобы быть съеденной змеей и, рядом с пустым сидением в Экономическом Классе, девушка в плеере слушает «Мадам Баттерфляй».

Так мусор стал Космическим мусором, превратившись из того, что закапывают и забывают, в нечто символизирующее практический контроль над общей реальностью. Пост-постмодернизм, еще одно изобретение, явившееся со страниц библии стиля 80-х и французской книги, стал предтрадиционализмом, как культурный маятник, раскачивающийся снова перед последним культом эмпирического авангарда — Капитализмом. Современные художники несутся в сторону тени Хауссмана.

«Реакционное» кредо Капитализма — Акция, которая вызывает реакцию Марксистских Художников — может быть, в некоем странном свете, рассматриваться, как экстраординарная футуристическая, анархическая структура.

Как писал Джеральд Граф: «Развитой капитализм стремится уничтожить все следы традиции, все ортодоксальные идеологии, все непрерывные и стабильные формы реальности для того, чтобы стимулировать высокий уровень потребления». Графф, разумеется, ошибался, поскольку на деле Капитализм нуждается в сохранении ортодоксальных идеологий (иерархии) для того, чтобы выжить. Мысль, тем не менее, не совсем неаргументированная. Как говорил Грейл Маркус: «Современность сместилась с опорного пункта капитализма — от производства к потреблению, от необходимости к желанию… все идеи сократились до тех, что можно вынести на рынок, и таким образом желания свелись до потребностей». Жизнь свелась к законам экономических императивов, покупать вещи не потому, что ты их хочешь, но потому, что тебе убедительно доказали (посредством рекламы и диктуемого масс-медиа стиля жизни), что ты не можешь без них жить.

В таком климате неудивительно, что Искусству пришлось обратиться внутрь самого себя, чтобы проиллюстрировать перекрестное опыление желаний и потребностей и то, как они становятся обманчивы на арт-рынке (рынок, без сомнения, созданный Соннабенд, в мире, сотворенном Граффом, вершина авангарда). Тот же самый арт-рынок, что через присвоение и уход в сторону стал якобы последним путем индивидуалиста, по которому он шагал к своей утопии усовершенствованной реальности.

«Плагиат», таким образом, стал словом, занимавшим умы — если не языки — многих художников в конце 80-х. Основная идея, я полагаю, была довольно проста (если в этом была сознательная цель, то это не было даже по сути выражено). Идея заключалась в демократизации искусства — всякий может скопировать или позаимствовать; способность развенчать — внутренняя ценность, присущая искусству, оказалась под вопросом из-за происхождения используемых материалов; а также напасть на древнюю отговорку артистического мира о «творческой личности». Снова визуальное искусство борется за то, чтобы приблизится к литературе. Творческий плагиат широко использовался в литературе на протяжении веков (с благой целью поиска ассоциаций, ссылок, иронии и вдохновения, эта книга, которую вы читаете, бесстыдно плагиаторствует из каждой книги или журнала, который я когда-либо читал). Гораздо позже музыкальный мир тоже стал вопиюще повторять свои слуховые отходы, вследствие наступления сэмпловых технологий и через творчество таких музыкантов 70-х, как Брайан Ино, Дэвид Бирн и шеффилдский «Кабаре Вольтер», и позднее возникшими скрэтчингом, хаусом и эйсидом, ныне музыкальные чарты — одна огромная нарезка ранее придуманных идей, слов, связей и риффов. «Авангардные» художники не далее как в 1988 году решили, что современное искусство повально увлеклось плагиатом, и это решение вылилось в широко разрекламированный Фестиваль Плагиата, который проходил одновременно в Лондоне, Мэдисоне и Сан-Франциско в январе и феврале 1988 года.

Провидцы артистического мира могли бы многое сказать о субъекте и выразить свою проницательность в извращенно традиционных формах. Лондонское отделение выставки состояло из объектов, которые были найдены и подготовлены Саймоном Дикесоном, Эдом Бакстером и Энди Хоптоном. Молоток, подвешенный над стеклом; секция деревянной изгороди, приделанная к стене галереи; серия почтовых открыток, выставленная с колючей проволокой вокруг них (курсив мой) и — творение, выбранное для подчеркивания происходящего — «главное послание шоу» — чучело птицы, сидящее на тележке из супермаркета. (Супермаркет, между прочим, считается глубоким и, в чем-то остроумным, лейтмотивом среди социально активных художников). Хотя такие фестивали пытаются поднять вопросы об обычных субъектах Капитализма, Предметов Потребления, Индивидуальности и жизни, арт-форум, на котором поднимаются такие темы, сводит эти вопросы к удобству неопределенности и поверхностности, при ошибочном предположении о превосходстве. (В этой выставке нет ни следа наглости или остроумия Кунса, ни техники, ни даже оригинальности). У автора данного текста этот раболепно используемый материал вызвал лишь один вопрос к дирекции — где здесь ближайший выход. Или, точнее, ближайшая дверь.

Самые убедительные идеи такой выставки не в том, какие материалы использованы или каковы могут быть зрительские интерпретации, ни даже планируемый эффект. Главная идея здесь в словах, таких, как «найдены», «оформлены», «подвешены», «приделаны». Несмотря на тему фестиваля — ироническая неоригинальность и искусство-для-всех, слова заметает песок и открывается подлинная история. Слова, выбранные художниками, которые по-прежнему намекают, что собиратель и оформитель предметов — все еще важный фактор. Определение реальности все еще редактируется. Ассистент — все еще Художник.