Здесь уже главным героем выступает трюмный машинист 2-й статьи Василий Новиков. Не удивительно, ведь Селецкий все записывал со слов самого Новикова.
Какие же выводы можно сделать из боя, произошедшего 26 февраля 1904 г. на подходах к Порт-Артуру? Нет сомнения в том, что экипаж «Стерегущего» велсебя геройски: никто не оставил боевой пост, не спустил флаг корабля. О характере и напряженности боя свидетельствуют полученные повреждения корабля и потери в личном составе. На корабле не было живого места: остался лишь искореженный остов со сбитыми трубами и мачтой. Погибли все офицеры, в том числеи командир корабля, и 45 человек команды. Японскийистребитель «Сазами» имел 8 пробоин, а в «Акебоно» попало 27 снарядов. На японских кораблях имелись убитые и раненые. Сделать более конкретные тактические выводы не представляется возможным: для этого необходимо знать количество выпущенных снарядов, достигнутую при этом скорострельность, число попаданий, дистанцию и курсовые углы при стрельбе и др.
Если бы на «Решительном» и «Стерегущем» в мирное время отрабатывали совместное ведение артиллерийского боя, то, может быть, они и смогли бы выдержать натиск 4 японских кораблей. Но этого не случилось. Каждый русский миноносец сражался в одиночку. В истории есть множество примеров, когда более слабые корабли при правильном ведении боя с честью выходили из него, сражаясь с куда более сильным противником; например, 20-пушечный бриг «Меркурий», который вел бой с двумя турецкими линейными кораблями, имевшими 184 пушки, или вооруженный пароход «Веста», который сражался с турецким броненосцем «Фетхи Буленд». И «Меркурий», и «Веста» вышли победителями. Видимо, на «Решительном» и «Стерегущем» командиры кораблей были не знакомы с тактической подготовкой, их не обучали правилам ведения артиллерийского боя. Оказавшиеся в затруднительном положении, Боссе и Сергеев просто не знали, чтоделать. Не мудрствуя лукаво, они приняли самое простоерешение — прорываться самостоятельно, кто как может. Кстати, Боссе упрекали в том, что он оставил «Стерегущего», не оказав ему помощи. Но С. О. Макаров нетолько не осудил Боссе, но и представил его к награде — ордену Святого Георгия 4-й степени «за прорыв сквозь неприятеля в свой порт». Адмиралу Е. И. Алексееву он докладывал, что в сложившейся обстановкелучше было потерять один корабль, а не два. Техническая сторона вопроса возражений не вызывает. При таких повреждениях, которые получил небольшой корабль (водоизмещением чуть более240 тонн), он все равно бы затонул, вряд ли надо былооткрывать кингстоны.
Если обоснованные тактические выводы из-за отсутствия точной информации сделать трудно, то оперативно- тактические — вполне возможно. Ошибки видны сразу. Во-первых, направляя миноносцы в разведку, не оценили их технического состояния: вместо проектных
26,5 узла они развивали скорость не более 20 узлов. Посылать такие корабли на глубину до 90 миль было нецелесообразно: они не прошли и одной трети запланированного маршрута. Во-вторых, ни командующийфлотом Тихого океана вице-адмирал С. О. Макаров, ниего штаб не позаботились об обеспечении миноносцев, то есть пренебрегли элементарными принципами военно- морского искусства. Все знали, что «Решительный» и «Стерегущий» должны были возвратиться на рассвете, но их встречу не организовали. Крейсеры не только не были высланы навстречу миноносцам, нодаже не имели повышенной готовности к выходу: «Новик» и «Баян» вышли из Порт-Артура только через 2 с лишним часа после начала боя, когда в Порт-Артурепоявился «Решительный». Ведь все свидетельствовало о том, что где-то рядом находятся японские корабли. Береговые посты еще ночью обнаружили их на внешнем рейде, но не придали этому факту никакого значения. Если следовать логике, то крейсеры должны былинаходиться если не в море, то хотя бы в немедленнойготовности к выходу. Имелись серьезные просчеты и в применении береговой артиллерии. Окажись порасторопнее командование, не было бы ни геройской гибели «Стерегущего», ни выдумки о подвиге «двух неизвестных матросов».
В память о бое именами командира и инженера-механика «Стерегущего» были названы 2 миноносца Сибирской флотилии — «Лейтенант Сергеев» и «Инженер- механик Анастасов». Оставшиеся в живых нижние чины были награждены знаками отличия Военного ордена, а при открытии памятника Николай II пожаловалвсем четверым следующую степень того же ордена. Офицеры «Решительного» получили ордена с мечами, а нижние чины — Георгиевские кресты.
Сегодня в России вряд ли найдешь человека, который не знал бы о героическом подвиге экипажей крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец». Об этом написаны сотни книг и статей, сняты кинофильмы… До мельчайших подробностей описаны бой, судьбакрейсера и его команды. Однако выводы и оценки уж очень тенденциозны! Почему командир «Варяга» капитан 1 ранга В. Ф. Руднев, получивший за бой орденСвятого Георгия 4-й степени и звание флигель-адъютанта, вскоре оказался в отставке и доживал свой век вродовом имении в Тульской губернии? Казалось бы, народный герой, да еще с аксельбантом и Георгием нагруди должен был буквально «взлететь» по служебной лестнице, но этого не произошло.
В 1911 г. историческая комиссия по описанию действий флота в войну 1904–1905 гг. при Морском генеральном штабе выпустила очередной том документов, где были опубликованы материалы о бое при Чемульпо. До 1922 г. документы хранились с грифом «Не подлежит оглашению». В одном из томов имеются два рапорта В. Ф. Руднева — один наместнику императора на Дальнем Востоке, датированный 6 февралем 1904 г., адругой (более полный) — управляющему Морским министерством, датированный 5 марта 1905 г. В рапортахсодержится подробное описание боя при Чемульпо. Процитируем первый документ как более эмоциональный, поскольку он написан сразу после боя:
«26 января 1904 года мореходная канонерская лодка “Кореец” отправилась с бумагами от нашего посланника в Порт-Артур, но встреченная японская эскадра тремя выпущенными минами с миноносцев заставила лодку вернуться обратно. Лодка стала на якорь около крейсера, а часть японской эскадры с транспортами вошли на рейд для своза войск на берег. Не зная, начались ли военные действия, я отправился на английский крейсер “Тэлбот” условиться с командиром относительно дальнейших распоряжений. Командир крейсера как старший из командиров, съездив на японское судно (японский адмирал вернулся за остров Иодолми, не приходя на рейд), заставил японского командира поручиться за свои суда в том, что они не сделают нападения на рейде, от себя дав такое же уверение за суда всех наций, и объявил, что сам будет стрелять в того, кто первый сделает нападение. Ночь прошла спокойно, хотя на всех судах ожидали ночной атаки, не доверяя словам японцев.
27 января утром в 7 часов 30 минут командиры иностранных судов: английского крейсера “Тэлбот”, французского “Паскаль”, итальянского “Эльба” и американского “Виксбург” получили извещение (с указанием времени сдачи уведомления) от японского адмирала, что война объявлена и что адмирал предложил русским судам уйти с рейда до 12 часов дня, в противном случае они будут атакованы всей эскадрой на рейде после 4 часов дня, причем предложено иностранным судам уйти с рейда на это время для их безопасности. Это сведение было доставлено мне командиром французского крейсера “Паскаль”, с которым я отправился на заседание командиров. Во время заседания командиров на крейсере “Тэлбот” мною было получено письмо (в 9 часов 30 минут утра) через русского консула от японского адмирала, извещающее о начале военных действий, с предложением уйти с рейда до 12 часов дня. Командиры решили, что, если я останусь на рейде, они уйдут, оставив меня с “Корейцем” и пароходом “Сунгари”. Вместе с сим решили послать адмиралу протест против производства нападения на нейтральном рейде.
Вернувшись на крейсер, я собрал офицеров и объявил о начале военных действий, причем было решено прорываться, а в случае неудачи взорвать крейсер; для чего впоследствии приготовили в минном погребе запальный патрон со шнуром Бикфорда. Производство взрыва поручил ревизору мичману Черниловскому-Сокол.
Мотивы были следующие: 1) Бой на рейде не представлял удобства ввиду невозможности свободного маневрирования за неимением места. 2) Исполняя требование адмирала, имелась слабая надежда на то, что японцы выпустят из шхер и дадут сражение в море; последнее было предпочтительнее, так как в шхерах приходится идти известным курсом и, следовательно, подставляя борт в невыгодное положение, нельзя использовать все средства защиты.
Затем была собрана команда, объявлено ей о войне и даны всем соответствующие инструкции.
В 11 часов 20 минут крейсер снялся с якоря с лодкой “Кореец”, вступившей в кильватер на расстоянии полутора кабельтова. На иностранных судах были выстроены во фронт команды и офицеры, на итальянском крейсере музыка играла русский гимн, при нашем проходе кричали “ура”. Японская эскадра в числе шести судов (сведения о численности и названии судов были получены после боя с английского крейсера) — “Асама”, “Нанива”, “Такачихо”, “Чиода”, “Акаси”, “Нийтака” и 8 миноносцев — под общей командой контр-адмирала Уриу расположилась в строе пеленга от острова Риху. Миноносцы держались за своими судами.
В 11 часов 45 минут с крейсера “Асама” был сделан первый выстрел из 8-дюймового орудия, вслед за которым вся эскадра открыла огонь.
Впоследствии японцы уверяли, что адмирал сделал сигналом предложение о сдаче, на которое командир русского судна ответил пренебрежением, не подняв никакого сигнала. Действительно, мною был виден сигнал, но я не нашел нужным отвечать на него, раз уже решил идти в бой.
После чего, произведя пристрелку, открыли огонь по “Асама” с расстояния 45 кабельтов. Один из первых снарядов японцев, попав в крейсер, разрушил верхний мостик, произведя пожар в штурманской рубке, и перебил фок-ванты, причем были убиты дальномерный офицер мичман граф Нирод и все дальномерщики станции № 1 (по окончании боя найдена одна рука графа Нирода, державшая дальномер). После этого выстрела снаряды начали попадать в крейсер чаще, причем недолетевшие снаряды осыпали осколками и разрушали надстройки и шлюпки. Последующими выстрелами было подбито 6-дюймовое орудие № 3; вся прислуга орудия и подачи убита или ранена и тяжело ранен плутонговый командир мичман Губонин, продолжавший командование плутонгом и отказавшийся идти на перевязку до тех пор, пока, обессилев, не упал. Непрерывно следовавшими снарядами был произведен пожар на шханцах, который был потушен старанием ревизора мичмана Черниловского- Сокол, у которого осколками было изорвано бывшее на нем платье. Подбиты 6-дюймовые орудия — XII и IX; 75-мм — № 21; 47-мм — № 27 и 28. Почти снесен боевой грот-марс, уничтожена дальномерная станция № 2, подбиты орудия № 31 и № 32, а также был произведен пожар в рундуках и в броневой палубе, вскоре потушенный. При проходе траверза острова Иодолми одним из снарядов была перебита труба, в которой проходят все рулевые приводы, и одновременно с этим осколками другого снаряда, залетевшими в боевую рубку, был контужен в голову командир крейсера, убиты наповал стоявшие по обеим сторонам его горнист и барабанщик, ранен в спину вблизи стоявший рулевой старшина (не заявивший о своей ране и остававшийся все сражение на своем посту); одновременно ранен в руку ординарец командира. Управление было немедленно перенесено в румпельное отделение на ручной штурвал. При громе выстрелов приказания в румпельное отделение были плохо слышны, и приходилось управляться преимущественно машинами, несмотря на это крейсер все же плохо слушался.
В 12 часов 15 минут, желая выйти на время из сферы огня, чтобы по возможности исправить рулевой привод и потушить пожары, стали разворачиваться машинами, и, так как крейсер плохо слушался руля и ввиду близости острова Иодолми, дали задний ход обеими машинами (крейсер поставило в это положение в то время, когда был перебит рулевой привод при положенном лево руле). В это время огонь японцев усилился и попадание увеличивалось, так как крейсер, разворачиваясь, повернулся левым бортом к неприятелю и не имел большой скорости. Тогда же была получена одна из серьезных подводных пробоин в левый борт, и третья кочегарка стала быстро наполняться водой, уровень коей подходил к топкам; подвели пластырь и начали выкачивать воду; тогда уровень воды несколько спал, но тем не менее крейсер продолжал быстро крениться. Снарядом, прошедшим через офицерские каюты, разрушившим их и пробившим палубу, была зажжена мука в провизионном отделении (тушение пожара производилось мичманом Черниловским-Сокол и старшим боцманом Харьковским), а другим снарядом разбиты коечные сетки на шкафуте над лазаретом, причем осколки попали в лазарет, а сетка загорелась, но вскоре была потушена. Серьезные повреждения заставили выйти из сферы огня на более продолжительное время, почему и пошли полным ходом, продолжая отстреливаться левым бортом и кормовыми орудиями. Одним из выстрелов 6-дюймового орудия № XII был разрушен кормовой мостик крейсера “Асама” и произведен пожар, причем “Асама” прекратила на время огонь, но вскоре открыла снова. Кормовая его башня, по-видимому, повреждена, так как она до конца боя не действовала более. Только при проходе крейсера к якорному месту и когда огонь японцев мог быть опасен для иностранных судов, они его прекратили, и один из преследовавших нас крейсеров вернулся к эскадре, остававшейся на фарватере за островом Иодолми. Расстояние настолько увеличилось, что продолжать огонь нам было бесполезно, а потому огонь был прекращен в 12 часов 45 минут дня.
В 1 час дня, став на якорь близ крейсера “Тэлбот”, приступили к осмотру и исправлению повреждений, а также подвели второй пластырь; одновременно с этим оставшаяся команда была разведена по орудиям в ожидании нападения неприятельской эскадры в 4 часа на рейде. По осмотре крейсера, кроме перечисленных повреждений, оказались еще следующие: все 47-мм орудия не годны к стрельбе, еще пять 6-дюймовых орудий получили различные повреждения и семь 75-мм орудий повреждены в накатниках и компрессорах. Разрушено верхнее колено третьей дымовой трубы, обращены в сито все вентиляторы и шлюпки; пробита верхняя палуба в нескольких местах; разрушено командирское помещение, поврежден фор-марс и еще найдены четыре подводные пробоины различной величины, а также много еще других повреждений. Несмотря на то что все иностранные суда были готовы к уходу, они все немедленно прислали шлюпки с врачами и санитарами, которые приступили к перевязке раненых.
Убедившись после осмотра крейсера в полной невозможности вступить в бой и не желая дать неприятелю возможность одержать победу над полуразрушенным крейсером, общим собранием офицеров решили потопить крейсер, свезя раненых и оставшуюся команду на иностранные суда, на что последние изъявили полное согласие вследствие моей просьбы. Перевозка раненых и команды с крейсера производилась на гребных судах иностранных крейсеров. Командир французского крейсера “Паскаль” капитан 2 ранга В. Сенес, прибыв на крейсер, лично много содействовал при перевозке раненых и команды.
В продолжение часового боя были: контужен в голову командир крейсера; ранены 3 офицера (тяжело мичман Губонин, легко мичманы Лабода и Балк) и нижних чинов серьезно — 70 и многие получили мелкие раны от осколков рвавшихся литидных снарядов; убиты мичман граф Нирод и нижних чинов — 38.
Когда команда покинула крейсер, старший и трюмный механики совместно с хозяевами отсеков открыли клапана и кингстоны и отвалили от крейсера. Пришлось остановиться на потоплении крейсера вследствие заявлений иностранных командиров не взрывать крейсер в виду крайней опасности для них и тем более что крейсер уже начал погружаться в воду. Командир со старшим боцманом, удостоверившись еще раз, что никого на судне не осталось, последним покинул крейсер в 3 часа 40 минут, сев на французский катер, который ожидал его у трапа вместе с командиром крейсера “Паскаль”. Крейсер, постепенно наполняясь водой и продолжая крениться на левый борт, в 6 часов 10 минут дня погрузился в воду. Распределение числа раненых и команды было сделано по взаимному согласию командиров трех судов: французского крейсера “Паскаль”, английского крейсера “Тэлбот” и итальянского крейсера “Эльба”. Американский авизо “Виксбург”, хотя и прислал своего доктора для перевязки, но принять людей с тонущего крейсера отказался за неимением разрешения от своего министра. Ввиду того что перевозка раненых заняла очень много времени, с перевозкой остальной команды пришлось слишком спешить вследствие заявления командиров окончить погрузку около 4 часов. Были взяты судовые документы и команда отправлена с малыми чемоданами; офицеры же, занятые отправкой раненых и исполнением своих обязанностей, не успели захватить ничего из своих вещей.
Итальянские офицеры, наблюдавшие за ходом сражения, и английский паровой катер, возвращавшийся от японской эскадры, утверждают, что на крейсере “Асама” был виден большой пожар и сбит кормовой мостик; на двухтрубном крейсере между труб был виден взрыв, а также потоплен один миноносец, что впоследствии подтвердилось. По слухам, японцы свезли в бухту А-сан 30 убитых и много раненых.
Японский посланник на основании инструкции, полученной от своего правительства, уведомил французского посланника, что японское правительство удовлетворяется тем, чтобы офицеры и команда судов были отправлены в Шанхай с обязательством не выезжать севернее Шанхая и не принимать участие в военных действиях. Между тем, день спустя французское правительство уведомило своего представителя непосредственно, что команда, находящаяся на “Паскале”, должна быть немедленно отправлена в Сайгон. Английское же правительство решило отправить в Сингапур или Коломбо. Что же касается людей, находящихся на крейсере “Эльба”, то ко времени ухода “Паскаля” из Чемульпо никакого решения еще получено не было.
Крейсер “Паскаль” 3 февраля ушел со мною, тремя офицерами и тремя чиновниками крейсера “Варяг”, с частью команды крейсера, всею командою лодки “Кореец”, охранною командою (броненосца “Севастополь”) и казаками охраны миссии.
Ходатайство о награждении офицеров и команды за их беззаветную храбрость и доблестное исполнение долга представляю особо. По сведениям, полученным в Шанхае, японцы понесли большие потери в людях и имели аварии на судах, особенно пострадал крейсер “Асама”, который ушел в док. Также пострадал крейсер “Такачихо”, получивший пробоину; крейсер взял 200 раненых и пошел в Сасебо, но дорогой лопнул пластырь и не выдержали переборки, так что крейсер “Такачихо” затонул в море. Миноносец затонул во время боя.
Донося о вышеизложенном, считаю долгом доложить, что суда вверенного мне отряда с достоинством поддержали честь Российского флага, исчерпали все средства к прорыву, не дали возможности японцам одержать победу, нанесли много убытков неприятелю и спасли оставшуюся команду.
Подписал: командир крейсера 1 ранга “Варяг”
капитан 1 ранга Руднев».
