— За тот вечер я буду благодарен тебе всю свою жизнь. И вряд ли когда-нибудь смогу отдариться. Думаешь, я не понимаю, что Анне никогда не сравниться с твоей сестрой? Но она хорошая девушка, добрая, чуткая. Только несчастливая и не очень умная. Не уверен, что ты воспылаешь к ней безумной любовью, просто — не обижай её.
И Луи пообещал…
Из таких женщин выходят хорошие жёны, покорные и ласковые. Но… таким не бросают под ноги короны, ради них не начинают войны и не покоряют государства. Из-за них не теряют последний рассудок. Пожалуй, Анна будет очень хорошей женой. Но лучше бы она была его сестрой или кузиной, как Филиппу. Бог, словно проснувшись, решил, видимо, наказать Бюсси одним ударом за все его грехи и проступки, дав ему в сёстры ту единственную женщину, которую Луи полюбил всем своим горячим сердцем, а в невесты — ту, что была бы для него лучшей из сестёр, преданной и нежной, о которой было так легко заботиться и так приятно опекать.
Луи понимал, что никогда не сможет полюбить Анну даже тенью той любви, которую испытывал к Регине. Но он мог полюбить её как друга, как младшую сестру. Немного нежности, немного доброты и покровительственной снисходительности — Анна была благодарна и за это. Луи как-то исподволь начинал испытывать к ней ту трепетную теплоту, с какой всегда относился к ней и Филипп. Он часто и подолгу с ней беседовал, потому что, не отличаясь хорошо подвешенным языком и острым умом Регины, она обладала несомненным талантом внимательного и чуткого слушателя, и Луи всё чаще ловил себя на мысли, что рассказывает ей о себе гораздо больше, чем своей настоящей сестре. Ему нравилось баловать её и дарить милые пустяки и дорогие безделушки, от чего у неё на глазах каждый раз блестели трогательные слёзы признательности. Он учился оберегать её от изощрённых жестокостей и колкостей Лувра и опасностей парижских улиц, от злых языков и сплетен, от всего, что могло ранить её наивную, чистую душу, потому что прекрасно видел — у этого непритязательного полевого цветка никогда не будет беспощадных ядовитых шипов, которые так быстро появились у Регины.
Анна радовалась не столько прогулке по Парижу, сколько обществу графа де Бюсси, и его царапнуло чувство неприязни, едва он это понял. Невольно он во всём сравнивал её с Региной. Уж его-то сестра в первый свой "парижский" день наверняка в неистовом детском восторге крутила головой во все стороны и широко распахнутыми глазами жадно смотрела на всё и бежала сломя голову туда, где что-то привлекало ей внимание. Кузина Филиппа, казалось, ничего и никого, кроме Луи, не замечала. Другому мужчине бы это польстило, но Бюсси, избалованного и пресыщенного женской любовью, это только раздражало. Анна слушала его голос, но не то, что он говорил. Она смотрела, но не видела. Миловидная, недалёкая кукла. Такая же, как миллионы других. Добрее, нежнее и скромнее Регины бесспорно, но на этом её достоинства заканчивались.
Вот и сейчас он гулял с ней по городу, как тысячу лет назад гулял с Региной. Через главный подъезд Дворца правосудия, миновав часовню, они вышли на набережную. Западая часть Сите, узкая, обдуваемая студёным ветром, вдавалась в этом месте в реку, словно корма плывущего в тумане корабля.
— Смотри, — Бюсси протянул руку вперёд и девушка тихо ахнула, очарованная открывавшейся здесь панорамой.
Прямо перед ней медленно катила свои глубокие серые воды ленивая и древняя Сена и поднимался из туманной предрассветной дымки правый берег с протянувшейся вдоль него вереницей величественных и прекрасных зданий, столетиями украшавших Париж. Слева зеленел восхитительный Тюильрийский сад, окаймляя боковое крыло этого замка, который нынешний король почему-то недолюбливал. Чуть ближе возвышался над окрестностями великолепный, порочный, властный и мрачный Лувр. Дальше взгляд упирался прямиком в церковь святого Жермена, а справа можно было увидеть силуэты Шатле и Ратушу. И всю эту застывшую каменную сказку гранитной чертой отделяла от тихо плескавшей в берега реки набережная.
От холодного ветра щёки Анны горели румянцем, вздёрнутый нос и округлый подбородок тоже покраснели, но от этого она казалась ещё прелестней. Синие глаза её радостно сверкали и дарили Луи беззаветной любовью, и в каждом слове женщины звучало искреннее, неподдельное восхищение. Она была околдована графом, заворожена его голосом, его умом, его утончённой красотой. Когда он склонялся к её руке и отогревал в своих ладонях её озябшие пальцы, Анна переставала дышать, боясь спугнуть сбывающуюся наяву мечту.
Регина явилась к Гизам, что называется, во всеоружии. Чтобы Екатерина-Мария с первого взгляда поняла, что подруга настроена решительно и возражать ей бессмысленно. Но при этом — чтобы Шарль Майенн потерял дар речи от величественной красоты единственной женщины, отказавшей ему и так и не ставшей его любовницей.
Внешний вид девушки был вскоре оценён по достоинству придирчивой герцогиней. Она выглядела воистину безупречно. Тёмно-коричневый с медовым отливом цвет платья изумительно шёл к её рыжим волосам и золотисто-розовой коже. Тёплый бархатный плащ на меху, белый, расшитый золотом и богато отороченный соболем, не только согревал, но и давал ясное представление о своей баснословной цене. Точно такая же шапочка с сияющим бриллиантовым эгретом в виде павлиньего пера смотрелась на гордой головке графини, словно корона. Довершало картину чудное ожерелье, подаренное на прощанье герцогом Жуайезом, из-за которого Катрин дулась на подругу несколько дней.
Герцогиня встретила подругу в своём кабинете. Стол, по обыкновению, был завален бумагами, в которых Катрин в данный момент озабоченно копошилась, безрезультатно пытаясь что-то найти. Поскольку губы её были испачканы чернилами, Регине не составило труда догадаться, что минуту назад она составляла какое-то весьма важное письмо и, подбирая правильный тон, немилосердно грызла перо. Услышав шаги, герцогиня подняла голову и приветливо улыбнулась подруге:
— Что-то сегодня рано. И выглядишь великолепно. По какому поводу торжество?
Регина решила не разыгрывать спектакль, ответила прямо:
— По поводу моей скорой помолвки с графом де Лоржем.
Екатерину-Марию трудно было чем-то удивить, тем более известием о будущей свадьбе Регины и Филиппа. Конечно, она никогда не расставалась с надеждой организовать междинастический брак графини де Ренель и своего брата, но при этом она понимала, что между Майенном и де Лоржем Регина неизменно выберет второго.
— Значит, всё уже решено? — даже не скрывая разочарования, спросила она.
Девушка кивнула:
— Луи встал намертво. И я даже не знаю, кто из них больше спешит с помолвкой, он или сам жених. Братец готов отдать меня замуж хоть завтра, если бы такая спешка не вызывала сплетен о беременности.
— Торопится избавиться от хлопотной обязанности быть единственным опекуном красавицы на выданье? — цинично скривила губы Екатерина-Мария, — Что ж, его можно понять. Только как теперь быть с нашим планом?
— Потому я и пришла. Одна я ничего придумать не могу. К тому же надо как-то сообщить об этом Шарлю.
Герцогиня подняла обе руки вверх:
— Это без меня. Объясняйся с ним сама. Сумела приручить — сумей и дать отставку.
— Ох, Катрин, я даже не представляю, как это сделать!
— Будешь действовать по обстановке, в зависимости от того, в каком настроении будет пребывать наш герцог. Бог мой, чему я тебя учила целый год? В конце концов, разговор сейчас не об этом. Меня, как ни странно, больше волнует твой духовник.
— Этьен? Я уже с утра поговорила с ним, можешь быть спокойной. Глупостей он делать не станет, я убедила его в необходимости своего замужества и в том, что спорить с братом не могу. Теперь Этьен уверен в том, что я ДОЛЖНА стать графиней де Лорж.
— Ты быстро учишься искусству управлять мужчинами. Не знаю, что конкретно планировал Создатель, когда отдавал нашу праматерь Еву в подчинение Адама, но за столько веков с сотворения мира первоначальный сценарий успел измениться. Миром правим мы, слабые женщины. Кто управляет нашим королём? Его мать. Кто сидит на английском троне? Елизавета Тюдор. И что бы там не говорили о непогрешимости святой Церкви, но мы-то с тобой знаем, что кардиналы, епископы и прочие святые отцы в большинстве своём — послушные игрушки в руках своих любовниц.
