— Вы обе водите меня за нос и держите за дурака! На кой чёрт вам сдался этот скользкий иезуит? Говорю вам, не связывайтесь с этим орденом. Решили повторить подвиги Филиппа Красивого? Забыли, чем обернулась для Капетингов война с тамплиерами? Так вот, иезуиты пострашнее будут, помяните моё слово. Тамплиеры повсюду кичились своими богатствами и влиянием на все королевские дворы Европы вот и достукались. А в этом тихом омуте такие бесы водятся, что вам туда лучше не соваться!

— Что ты раскудахтался, как деревенская курица? — поморщилась Екатерина-Мария. — Сравнил кого с тамплиерами! Знаменитый орден сколько столетий стоял у власти? А этим выкормышам Лойолы полсотни лет не наберется. Не смеши меня! Ты всего-навсего ревнуешь Регину к иезуиту.

Виновница этого всплеска эмоций заинтересованно посмотрела на примолкшего герцога.

Под её взглядом скрывать что-либо было бессмысленно и Шарль развёл руками:

— Да. Я ревную. Мне кажется, вы обе заигрались. Одна плетёт интриги и наблюдает за их развитием и результатами, а вторая вжилась в роль роковой соблазнительницы и теперь забавляется с чужими чувствами столь бездумно и бессердечно, словно мстит всему мужскому племени за свою боль. Что? Разве я так уж далёк от истины?

Екатерина-Мария ничего не успела возразить, как Регина стремительно подошла к Майенну и вкатила ему звонкую пощечину.

— Видеть тебя не желаю, — прошипела она и с видом оскорблённой королевы удалилась, оглушительно хлопнув дверью.

— Кретин, — сухим голосом оценила герцогиня Монпасье брата.

— За что? — он растерянно потирал горевшую щеку.

— А сам не догадываешься? За то, что любишь копаться в чужой душе, не имея ни прав на это, ни умения делать это вовремя и грамотно. По-твоему, Регине самой не надоело наше затянувшееся представление? К сожалению, Этьен либо гораздо умнее, либо несколько глупее, чем мы предполагали, я ещё до конца не разобралась. Во всяком случае, он не мычит не телится, а нам нужно, чтобы он сам, — понимаешь, именно САМ — дошёл до мысли отомстить за честь графини.

— Но неужели же его никак нельзя подтолкнуть?

— Это нужно сделать очень аккуратно. Работа должна быть ювелирная. В противном случае Виара может заподозрить неладное. Он верит Регине именно потому, что король её действительно изнасиловал и ей не нужно было ничего изображать и придумывать. Если хочешь, чтобы тебе поверили — разбавь свою ложь каплей правды. В нашем случае, конечно, этой правды почти половина, но ставки так высоки, что малейший промах может нам дорого обойтись. На кону стоят ни больше ни меньше — наши головы. Игра пошла гораздо тоньше, чем ты привык, мой дорогой брат. Мы очень осторожно блефуем, но это не может продолжаться вечно. Остаётся надеяться, что Медичи допустит какой-нибудь промах раньше нас. И молиться, чтобы Бюсси как можно дольше не возвращался из Анжу.

Шарль, в глубине души всегда мечтавший избавиться от неподкупного Цербера в образе старшего брата своего божества, предложил спустить Бюсси с цепи по возвращении в Париж. Одно слово — и он в праведном гневе сметёт династию Валуа с лица земли.

— Так-то ты любишь Регину? — взгляд Екатерины-Марии заметно погрустнел, — Ты забыл, каково ей было, когда его ранили на дуэли у неё на глазах?

— Не забыл. Вот только я что-то не припомню, чтобы он особенно страдал от дурных предчувствий, когда король издевался над Региной!

Терпение герцогини лопнуло, к тому же с минуты на минуту должен был прийти Гийом и ей не было никакого дела до того, что думал её брат.

— Знаешь что, ты лучше догони Регину и разбирайся с ней без моего участия. У меня есть более важные дела, нежели ваши взаимоотношения.

— Твои отношения с капитаном рейтаров Вожероном?

— Не твоё собачье дело! — отрезала герцогиня и так же демонстративно, как это сделала Регина, вышла из кабинета.

— Ох уж эти Евины дщери! — в сердцах Шарль громыхнул по столу кулаком, но не рассчитал силу удара и запрыгал, тряся ушибленной рукой

Рене де Бираг нервно мерил шагами личный кабинет Екатерины Медичи. Королева-мать, тяжело и шумно дыша, откинулась в кресле и от возмущения не могла вымолвить ни слова.

— Некоронованный король Парижа! — канцлер истекал ядовитой слюной, — у кого только повернулся язык так назвать этого выскочку-Гиза! Сколько можно терпеть их претензии и амбиции!

— Да называй он себя хоть четырнадцатым апостолом, не в том дело, — наконец, отдышалась королева-мать, — а вот оживившуюся переписку Гизов с Испанией пора бы уже прекратить. Я не уверена, что мы контролируем все их совместные планы. Кто знает, кого из наших людей перекупил Генрих Гиз или кардинал Лотарингский.

— Тех, кого нельзя подкупить, совратит их великая вавилонская блудница, эта рыжая бестия де Ренель, — прошипел канцлер.

— О да! Как я и предполагала, этот суккуб помимо соблазнительного тела обладает ещё и дьявольски изворотливым умом. Эта знает, куда бить, ибо камень за камнем, медленно, но верно она разрушает всё, что я столько лет создавала. Мне доподлинно известно, что она переписывается с Генрихом Наваррским и к этому приложила руку проклятая Монпасье, недаром весь Париж судачит о её новом любовнике-гугеноте. Она спит с вертопрахом Майенном и, видимо, так хорошо его ублажает, что он перестал волочиться за всеми юбками Франции в одночасье, так что я уже не могу с уверенностью сказать, кто кем вертит — Гизы ею или она Гизами. Она спит со своим духовником и тоже небезуспешно, поскольку в осином гнезде, которое иезуиты свили неподалеку на Монмартре, нашу красавицу стали подозрительно часто замечать. Одному Богу известно, что она задумала. Жуайез заваливает её подарками и нагло игнорирует приказы короля вернуться в Лувр. Дерзкий мальчишка заперся в своём родовом поместье и я сильно подозреваю, что он готовит дорогу к отступлению графине, если она заиграется. Нужно что-то делать. Ты меня слышишь, Рене? Мы должны нанести удар первыми, пока Гизы не подняли свои полки в атаку. И в буквальном смысле тоже, ибо аппетиты Испании соразмеримы разве что с претензиями Гизов. И если они однажды договорятся, то нам не поможет сам Господь Бог. Пока Гизы сильны, не будет покоя ни мне, ни моим детям.

— Что они могут сделать вам, королеве-матери и королю Франции, благословленному на правление католической Церковью? — Рене попытался успокоить королеву-мать.

— Всё, что угодно. Особенно, если я не знаю точно, чего именно, кого и где следует опасаться. А что касается церкви, то она, как дорогая шлюха, любит того, кто больше платит. Как думает мой канцлер, где больше золота — в королевской казне или в подвалах лотарингской ветви, испанского короля и Клермонов вместе взятых? И не забудь посчитать веское слово кардинала Лотарингского.

Бираг и сам понимал, что королевский трон не то что накренился — он шатался. И это было заметно невооруженным глазом.

— Что именно вы ждёте от меня, ваше величество?

— Сбрось кумира с пьедестала. Ударь змею в самое слабое место. Так, чтобы от стыда и страха она глаз поднять не смела, чтобы от ужаса она потеряла голову и совершила пусть одну, пусть маленькую, но ошибку. И я уверена, что она выведет нас на Гизов. В конце концов, одного неверного шага будет достаточно, чтобы предъявить ей какое угодно, даже самое невинное, обвинение. Если она окажется твёрже, чем я думаю, то уж пылкий наш безумец Бюсси без всякого сомнения сгоряча, из страха за неё, попадётся в силки. А уж тогда, спасая друг дружку, они в зубах принесут мне доказательства измены Гизов. И никакой грубой физической силы! Нельзя возводить её в ранг святых великомучениц.

В холодных глазах канцлера что-то блеснуло:

— Клянусь, я поставлю эту мерзавку на колени. И вытащу из неё клещами планы Гизов.

— Что ж, надеюсь, тебе повезёт больше, чем моему сыну. Он тоже клялся поставить её на колени. Ну, поставил. Правда, в более постыдную позу, но и это не сработало. Нужно уронить её так низко и так сильно, чтобы она не смогла больше подняться, чтобы не вышагивала бесстыже по улицам с гордо поднятой головой.