— Дитя моё, ваша покорность воле брата и почтение, которое вы оказываете ему, достойны похвалы, — по части актёрского искусства старая королева могла многому научить Регину и той оставалось только мысленно аплодировать неподдельной ласке этого жирного тягучего голоса, — Но, боюсь, граф не сможет уделять вам достаточно внимания, поскольку его воинский талант и государственный ум требуют его присутствия как на поле битвы, так и на дипломатической арене. Я не сомневаюсь, он будет рад, если вы согласитесь принять мою помощь и позволите мне лично заняться устройством вашего будущего.
— О! Это такая честь для нашей семьи, ваше величество! — с пафосом греческих актёров всплеснула руками графиня, уже не боясь переиграть в этой манерной комедии, — Я не смела даже мечтать о такой милости с вашей стороны. Мой брат будет вам очень, ОЧЕНЬ признателен.
— Не сомневаюсь. Так вот, для начала я хотела бы предложить вам место моей личной фрейлины. Должна вам сказать, что этого удостаиваются только самые родовитые, очаровательные и образованные девушки двора. Я думаю, вам понравится общество моих фрейлин, вы, несомненно, подружитесь и очень скоро поймете, какие выгоды сулит моё предложение. Состоять в свите королевы-матери — согласитесь, это делает честь даже представительнице рода де Клермон.
И Регина ответила. С самым безгрешным видом, который только смогла изобразить. С самой ослепительной из своих улыбок. С невинным светом младенчески ясных глаз.
— Ваше величество, мне весьма льстит подобное предложение, я сумела его оценить, и мне бесконечно жаль, что я вынуждена вам отказать. Причина в том, что я уже состою в свите… графа де Бюсси.
И только после этих слов Екатерина Медичи, от изумления не сумевшая даже разгневаться, удосужилась пристально вглядеться в глаза юной графине. И она увидела, что под напускной детской наивностью плещется явная насмешка и стоит несгибаемая воля и ничем неистребимая гордыня де Бюсси. Сквозь мягкое серебристое свечение светлых глаз красавицы графини смотрели на королеву чёрные глаза ненавистного Бюсси. Слишком поздно осенило Екатерину, что сестра не только достойна своего брата, но со временем станет, пожалуй, ещё более опасной и непредсказуемой.
Две женщины, одна — юная и прекрасная, другая — постаревшая и утратившая былую красоту, смотрели друг на друга в упор, испытывая силу друг друга и ни одна не собиралась уступать. Минуту в комнате висела свинцовая тишина, прерванная бесцветным голосом Екатерины. Королева первой отвела взгляд от ведьмовских глаз Регины. Впервые в жизни кто-то осмелился выдержать тяжёлый взгляд Медичи. И именно это, а не дерзкий ответ графини, породило глухую ярость в тёмном сердце Екатерины.
— Что ж, дитя моё, это ваше право. Впрочем, у вас ещё есть время подумать. Кто знает, может, вы поймете, что сейчас совершили ошибку. А теперь ступайте, надеюсь увидеть вас в ближайшее время.
Регина склонилась в глубоком реверансе, и, не подумав, однако, опустить свою упрямую голову, уверенной поступью победительницы вышла из покоев королевы-матери. О, она прекрасно понимала, что её дерзкая победа легко может вознаградиться отравленным вином или тюрьмой. Короли не прощают побед над собой, а королевы тем более. Зато Луи имеет полное право гордиться сестрой.
Юная графиня, вызывающе стуча каблучками, направилась вдоль галереи и, свернув чуть раньше общих дверей, скользнула в неприметную потайную дверь, которую накануне ей показывал захмелевший герцог Анжуйский, и оказалась на тёмной лестнице. Остановилась, давая глазам привыкнуть к темноте, и уже собралась шагнуть со ступенек, как вдруг чья-то горячая рука схватила её за локоть. Регина едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от испуга.
— А вашей выдержке можно только позавидовать, прелестная фея, — услышала она уже знакомый вкрадчивый голос Шарля.
Ничего не успев ответить, она почувствовала, как чужая сила отрывает её от ступенек и она оказывается в объятьях герцога. От сильного запаха духов и мужского пота Регине захотелось чихнуть и она сморщила свой капризный нос. Шарль принял это за выражение недовольства и с обиженным видом опустил её на ступеньки.
— Я настолько вам неприятен, юная богиня?
Регина громко чихнула и рассмеялась:
— С чего вы так решили? Вы мне очень симпатичны, просто ваши духи… Я все время чихаю от этого запаха. О, не сердитесь на меня, герцог! У вас ведь совершенно иная миссия относительно меня, насколько я поняла из письма вашей сестры.
Шарль склонился, прижимаясь губами к её тонкому запястью:
— Мне бы доставила гораздо большее удовольствие миссия вашего поклонника и верного друга.
Регина одарила Гиза чарующе улыбкой:
— У нас впереди ещё много времени, кто знает, какие миссии будут возложены на вас в будущем.
Жар его избалованного женской лаской тела, его уже нескрываемого желания опасно волновали её. Регина и не думала, что мужская страсть будет вызывать в ней столь же сильные ответные чувства, ещё смутные и непонятные для неё самой, но уже зажигающие кровь и будоражащие нервы. Возможно, именно это сочетание редкой красоты и пробуждающейся страстности так магнетически действовало на мужчин. Во всяком случае, Шарль, этот всем известный ценитель женщин, томился в любовной горячке от одного взгляда на юную графиню де Ренель. Он поклялся самому себе, что эта девушка рано или поздно будет принадлежать ему, чего бы это не стоило.
А пока он бережно взял Регину под локоть и они вышли в Луврский колодец, где их уже ожидал портшез герцога. Она восхищенно ахнула, увидев это роскошное творение из золота, парчи и красного дерева. По дороге на улицу Де Шом, где стоял дворец Гизов, герцог умело обольщал красавицу-графиню; шёлковые сети его речей ласково, но прочно опутывали её, "случайные", отточенные во множестве любовных схваток прикосновения вызывали сладкую дрожь во всём теле, но Регина не зря получила репутацию ведьмы. Одно острое, как бритва, слово — и шёлковые нити одна за другой спадали на пол; один быстрый взгляд призрачно-серых глаз — и герцог сам загорался неутолимым огнем и ничего не мог с собой поделать. Это был поединок равных по силам, но — пока! — не по мастерству соперников. На стороне Шарля были опыт и умение, на стороне графини — красота и колдовское притяжение.
Бесовская искра обольщения и чувственности, таившаяся в них обоих, роднила их и притягивала друг к другу. Но Регина, даже не скрывая своей симпатии к нему и своей страстности, всё же оставалась неуловимой и неприступной, словно между ней и остальным миром стояла стена из прозрачного, тончайшего стекла, разбить которое было не в человеческих силах. Проницательный, как все Гизы, Шарль отчётливо видел призрак мужчины рядом с графиней, но не видел его лица и не слышал его имени. А не зная соперника, невозможно его победить.
Носилки покачнулись в последний раз и остановились у ворот Дворца Гизов. Опёршись на руку Шарля, Регина выпорхнула на дорогу. Огромный, мрачный и тяжёлый Дворец возвышался над соседними домами, всем своим видом говоря: "Мои владельцы властвуют над Францией, а я властвую над Парижем, и Лувр мне не соперник". Но Регине пришла в голову шальная мысль, что пройдёт совсем немного времени и одного её слова будет достаточно, чтобы этот грозный и величественный дом был брошен к её ногам, словно фарфоровая безделушка, да что дом — у неё во власти будет вся Франция.
Под руку с герцогом она вошла в это гнездо государственных заговоров, святую святых семейства Гизов. Вошла, как истинная королева, в окружении любви и восхищения, окутанная шлейфом сознания собственного всемогущества.
Екатерина-Мария де Монпасье ждала её в своем кабинете, заставленном шкафами с книгами. Регина, улыбаясь герцогине, успела пробежать глазами по книжным полкам: философские, медицинские и политические трактаты, труды знаменитых алхимиков и полководцев говорили о незаурядном уме герцогини де Монпасье и её разностороннем образовании, целью и кумиром которого было только одно — ВЛАСТЬ. "Чёрный ангел" семейства Гизов посвятила свою жизнь борьбе с ненавистной династией Валуа за французский престол. Регина, не скрывая своего интереса, смотрела на Екатерину-Марию. Хрупкая, тоненькая, с очень бледным лицом та казалась изящной статуэткой в просторном, почти мужском кабинете. Ангельски прекрасное лицо с большими чёрными глазами и тонким ярко-алым серпом губ было создано для того, чтобы им восхищались талантливейшие художники и скульпторы; тёмные и тонкие сросшиеся на переносице брови только добавляли своеобразия безупречным чертам. Иссиня-чёрные локоны были уложены в незамысловатую "домашнюю" прическу. Платье из кроваво-красной тафты соперничало по простоте и изяществу кроя с нарядом Регины и оттеняло благородную бледность кожи молодой герцогини.
