Она сделала шаг назад, взяла мои руки в свои и спокойно заглянула мне в глаза.

— Он ведь казался взволнованным? И рассеянным, если я правильно помню?

— Да.

— Именно так вел себя Том, когда просил меня стать его женой. Мистер Эшфорд собирался сделать тебе предложение, не сомневайся.

— Я так не думаю. Когда я вспоминаю наш разговор, мне против воли кажется, что ни в словах его, ни в голосе не звучало любви.

— Мужчины всегда робки в подобных ситуациях и лишаются дара речи. Разве ты не заметила это, когда Харрис делал тебе предложение?

Я кивнула.

— Но Харрис всегда такой. Он от рождения лишен дара речи.

— Но подобное поведение необычно для мистера Эшфорда?

— Да.

— Вот видишь? Обстоятельства лишь отложили его признание. Тебе следует набраться терпения. Он напишет. Приедет навестить нас в Чотон, и со временем все уладится. — Она вздохнула. — И тогда ты обручишься и выйдешь замуж, уедешь, чтобы жить в чудесном имении в Дербишире, и я… я потеряю свою Джейн, любимую сестру и подругу, и проведу остаток жизни с мамой и Мартой, чтобы видеться с тобой лишь раз или два в год, если очень повезет.

Она выглядела совершенно несчастной, но глаза ее так блестели, что я не удержалась и засмеялась.

— Не стоит загадывать так далеко, дорогая, — сказала я, воспрянув духом. — До переезда в Чотон еще три долгих месяца, а у нас осталось всего десять дней, чтоб насладиться здешним обществом. Так давай же извлечем из них наибольшую выгоду.

В тот день мы получили приглашение от соседей, мистера и миссис Смит, на небольшой музыкальный вечер, назначенный на завтра, вечер сам по себе ничем не выдающийся и примечательный лишь последовавшим за ним ужасным происшествием.

Поскольку большая часть наших нарядов была уже собрана, нам с Кассандрой пришлось надеть свои вторые по красоте платья: сестре — прелестный розовый муслин, а мне — голубой в крапинку.

«В этом самом наряде я гуляла по аббатству Нетли», — припомнила я с уколом печали.

Когда мы прибыли, нас радостно встретили и провели в гостиную Смитов, откуда убрали всю мебель и заменили ее рядами стульев. В назначенное время, когда гости расселись, вошла элегантно одетая женщина и весьма приятным голосом долго пела под аккомпанемент рояля, арфы и виолончели.

Среди гостей, как всегда на музыкальных вечерах, было много истинных ценителей и гораздо больше тех, кто в музыке ничего не понимал. Я полагала себя достаточно музыкальной, чтобы находить подлинное наслаждение в происходящем, хотя сие удовольствие несколько умаляло поведение некоторых музыкантов, которые, по-видимому, считали, что среди английских любителей лучше их никого не найдется.

— Какая трогательная лирическая песня, — прошептала Кассандра в конце первой части.

— Она была бы более трогательной, — тихо ответила я, — если бы исполнительница чуть меньше любовалась собой.

В очередной раз обводя комнату взглядом, я заметила знакомое лицо в нескольких рядах перед нами: миссис Дженкинс. Я указала на нее Кассандре, и в тот же миг сама леди обернулась и поймала мой взгляд, после чего широко улыбнулась и вступила в тихую беседу с привлекательной, хорошо одетой молодой особой, сидевшей рядом с ней.

— С кем она говорит? — спросила Кассандра.

— Не имею представления.

Загадка разрешилась, когда по завершении концерта миссис Дженкинс, держа таинственную девушку под руку, пробилась к нам через толпу.

— Здравствуйте, леди! — воскликнула она. — Вот так удача! Я и понятия не имела, что вы еще в городе, я думала, вы давно уехали в деревню, а я так хотела познакомить вас со своей дорогой племянницей. Мисс Остин, мисс Джейн, позвольте вам представить мисс Изабеллу Черчилль.

— Как поживаете? — осведомилась Изабелла.

Это была стройная девушка лет семнадцати, среднего роста, с изящно уложенными темными кудряшками, утонченным лицом фарфоровой белизны и карими глазами, которые изучали нас не без некоторого чванства. С первого взгляда она казалась образцом беспечной юной особы, незнакомой с невзгодами жизни, привычной ко всем удобствам и привилегиям, какие могут обеспечить богатство, молодость и красота.

Мы обменялись учтивыми замечаниями.

— Изабелла ужасно расстроилась, — продолжала миссис Дженкинс, — что недавняя болезнь заставила ее пропустить визит брата и его супруги в город, и поэтому я настояла на ее приезде, как только позволит здоровье. И что бы вы думали? Не успели мы распрощаться с Чарльзом и Марией, как Изабелла прислала письмо, что она совершенно здорова и готова собираться в дорогу. И вот она! Что скажете? Ну разве вы видели когда-нибудь более хорошенькую девушку?

Мы с Кассандрой охотно согласились, что не видели. Я взглянула на Изабеллу, ожидая, что та покраснеет или запротестует, но ничего подобного. Она лишь захихикала и заулыбалась с притворной застенчивостью, по-видимому, привычная к подобным похвалам.

— Прошло уже четыре года с тех пор, как моя любимая, горячо любимая сестра — несчастная матушка Изабеллы и Чарльза — скончалась, оставив безутешными всех нас, особенно Изабеллу, — сообщила миссис Дженкинс.

Услышав это, Изабелла перестала улыбаться и постаралась изобразить безутешность.

— Как тяжело, бесконечно тяжело остаться без матери в столь юном возрасте, — говорила между тем миссис Дженкинс, — а поскольку своих детишек у меня нет, я с превеликой радостью помогала ей, как могла. Ах, думаю, теперь мы с Изабеллой близки совсем как мать с дочерью. Правда, Изабелла?

— Конечно, тетя Дженкинс, — с вежливой улыбкой ответила Изабелла.

— Леди, вы просто обязаны составить нам компанию за завтрашним чаем, чтобы познакомиться поближе! — воскликнула миссис Дженкинс. — Возможно, это наша последняя встреча перед долгой, долгой разлукой! Отказа я не приму.

Чувствуя, что особого выбора у нас нет, мы любезно согласились прийти.

Следующий день, как и предполагалось, застал нас в гостиной миссис Дженкинс за чаем, где мы ожидали паузы в восторженной речи пожилой леди, чтобы вымолвить хоть слово.

— Вам понравился вчерашний концерт, мисс Изабелла? — поинтересовалась я, когда миссис Дженкинс на мгновение прервала свой монолог, чтобы отпить чаю.

— О да! Очень, — ответила Изабелла.

— Изабелла любит музыку, — сообщила миссис Дженкинс. — Она только что вновь села за фортепиано. Полагаю, вскорости она преуспеет в игре на нем.

— Я всегда находила игру на фортепиано весьма приятным занятием, — заметила я.

— Оно было бы куда приятнее, — раздраженно возразила Изабелла, — если бы не требовало столь многих часов упражнений.

— Но упражнения сами по себе немалая часть удовольствия, вы не думаете? — спросила я.

Изабелла безучастно поглядела на меня.

— Неужели?

— Искусство Изабелла тоже обожает, — заявила миссис Дженкинс. — Разумеется, к ней много лет ходил частный учитель, и у нее талант как к рисунку, так и к живописи. У нее дюжины незаконченных набросков, столь многообещающих, что у вас бы дух захватило.

— Вот бы посмотреть на них, — учтиво произнесла Кассандра.

— Тебе следовало взять с собой один или два, дорогая, — сказала миссис Дженкинс. — Ты могла бы здесь продолжить работу над ними.

— О нет! Я бросила рисование, тетя Дженкинс, — отмахнулась Изабелла. — Оно не для меня. Я слишком занята в последнее время, нанося визиты друзьям, чтобы убивать время с карандашом или акварелью. И ведь мы скоро вернемся в Лондон? Сезон начнется в будущем месяце.

— Конечно! — воскликнула миссис Дженкинс, — У меня там дом, знаете ли, на Баркли-сквер. Изабелла много раз останавливалась у меня, и мы всегда прекрасно проводили время. Помнишь ту чудную пьесу, которую мы смотрели в прошлом году, Изабелла?

— Какую, тетя? Мы смотрели целую кучу пьес.

— Я имела в виду «Короля Иоанна».

— А, ту! В которой Сара Сиддонс играет Констанцию, осиротевшую мать! За такую не грех и умереть!

— Умереть? — повторила миссис Дженкинс. — Осиротевшая мать!