Гарриет только слабо кивнула в ответ. Да, конечно, она смотрит.
– Хотите сами попробовать? – сделав перерыв, предложил Джем.
– Нет, – поспешно отказалась Гарриет. И не узнала собственный голос: теперь он звучал как-то странно… в нем появилась несвойственная ей ленивая томность… он обволакивал словно мед.
Глаза Джема подозрительно сузились. Он уже намеревался что-то сказать – но тут, на ее счастье, открылась дверь, и на пороге появился Поуви.
– Горячая вода, милорд, и мыло – как вы просили, – объявил он. – Могу я узнать, кто ранен?
– Всего-навсего обычная натертость, Поуви, – отмахнулся Джем. – Я сам обо всем позабочусь.
Лорд Стрейндж по-прежнему стоял в центре комнаты с таким видом, будто и не подозревал о том, что боги подарили ему тело, о котором любая женщина может только мечтать. Нет, не Гарриет, конечно, она никогда не видела обнаженных мужчин. И не мечтала увидеть.
Она мечтала о любви.
Но постель в этих ее мечтах обычно не фигурировала. Ну… хм… почти не фигурировала.
Дверь за Поуви захлопнулась. Джем обернулся к ней.
– Теперь займемся вашей рукой.
– Я прекрасно справлюсь и сам, без посторонней помощи, – запротестовала Гарриет. Очень тщательно вымыв руку горячей водой с мылом, она насухо вытерла ее полотенцем, которое прихватил предусмотрительный Поуви.
– Если вы не забинтуете эту руку, я отказываюсь давать вам урок, – предупредил Джем.
– Ну и ладно, все равно рука болит, – поморщилась Гарриет. – Если не возражаете, продолжим завтра утром.
– Ну, надеюсь, вы не станете требовать, чтобы мы прервали урок из-за крошечного пузырька на руке? – фыркнул Джем. – Достаточно только забинтовать руку, и все будет в порядке.
– Забинтовать? Но чем? Тут же ничего нет… – начала Гарриет. И тут же умолкла – Джем с рапирой в руке снова принялся кружить вокруг нее.
– Что вы делаете? – вскрикнула Гарриет. Честно говоря, она не так уж испугалась – в глазах Джема прыгали бесенята, он явно забавлялся. И ее сердце, в который уже раз предав ее, снова ухнуло вниз.
– Ищу, чем можно забинтовать вам руку.
– Черта с два вы…
Бац! Последовал резкий выпад – рапира Джема рассекла воздух, и одна из пуговок на рубашке Гарриет, звякнув, покатилась по полу.
В глазах Гарриет застыло возмущение.
Чирк!
Подбоченившись, Гарриет смерила Джема уничтожающим взглядом.
– Что вы задумали, черт вас возьми! Если вы собираетесь разрезать на мне рубашку, я сделаю то же самое с вашей!
– Вот уж это вряд ли, – быстро ответил он. – Все рубашки у меня шерстяные, спрядены из шерсти коз, которых специально для этой цели разводят на Кавказе!
– Знаете, меня бы это не удивило! – фыркнула Гарриет. – Как бы там ни было, моя рубашка не предназначена на бинты – даже притом, что ее сшили из старого доброго английского полотна…
– Тонкая, белая, легко рвется, – добавил Джем. – Почему тогда…
Недоговорив, он сделал молниеносный выпад, и на рубашке Гарриет спереди появилась прореха.
Гарриет, ахнув, поспешно стянула расходившиеся края.
– Да как вы смеете?! – с яростью завопила она. – Ни кто не смеет раздевать меня, не имея на то моего разрешения! Вы что – с ума сошли?
Вместо одного ответа она получила сразу два. Сначала Джем, запрокинув голову, оглушительно захохотал… как сумасшедший! А потом, отсмеявшись, вдруг подошел к двери и быстро повернул ключ в замке. Гарриет почуяла недоброе.
Она испуганно попятилась. Первое, что пришло ей в голову – когда она снова напомнила себе, что она по-прежнему Гарри Коуп: лорд Стрейндж решил, так сказать, расширить горизонты ее познаний до… оставалось только гадать, до каких пределов. Нет, этого просто не может быть! Господи, наверное, он просто решил пошутить.
Однако Джем продолжал наступать – огонек в его глазах ясно давал понять, что он с трудом сдерживает смех. Ноги в чулках ступали бесшумно. Судя по всему, он от души забавлялся.
Гарриет, сделав еще один шажок, повернулась и со всех ног бросилась к двери.
Она даже ничего не успела почувствовать… может, только слабое дуновение воздуха… а потом рубашка вдруг разъехалась у нее на спине. Пахнуло холодом, потом раздался легкий треск разрываемой материи, а вслед за ним – чуть слышный смешок. Она обернулась – ярость, сверкавшая в ее глазах, сделала ее похожей на фурию – и встала в оборонительную позицию, жалея только об одном: что у нее в руке нет рапиры. Желательно без колпачка на острие.
– Как вы осмелились?! Как у вас поднялась рука порвать мне рубашку?
Он рассмеялся ей в лицо.
– Вы очень странный… мужчина! Да, Гарри, очень странный!
– Это не ваше дело! – прорычала она, осторожно отступая к двери и стараясь встать так, чтобы дотянуться до торчавшего в замке ключа. – А вы, сэр, вы… безнравственный, распутный негодяй! Догадываюсь, что у вас на уме! Так вот, зарубите себе на носу: у меня нет ни малейшего желания стать… стать объектом вашего вожделения! Возможно, вам пришла охота расширить свои горизонты – ради Бога! Только на меня не рассчитывайте, слышите?!
– Но, Гарри, – мягко проговорил он, словно пытаясь ее успокоить. Его темно-серые глаза сверкали – то ли от радости, то ли от возбуждения, то ли от чего-то еще, чего она не могла понять. – Дело в том, что я вдруг неожиданно для себя понял, что мне начинают нравиться такие, как вы, мужчины! К стыду своему, должен признаться, что до сих пор старался избегать тех из них, кого принято называть маменькиными сынками. И только теперь понял, как я заблуждался.
– Это ваше дело! Вы вольны, поступать, как вам нравится, только меня оставьте в покое, ясно?! – прохрипела Гарриет. Она осторожно нащупала рукой ключ – при этом ни на мгновение, не сводя с него глаз. Бог знает, что произойдет с ее рубашкой, если она будет вынуждена снова повернуться к нему спиной. Спине было холодно – стало быть, этот мерзавец разрезал ее сверху донизу, сердито подумала она. К счастью, повязка, прикрывавшая ее грудь, по-прежнему оставалась на ней.
– Но что же делать, если я хочу вас! – просто сказал Джем. – Женщины наводят на меня скуку, – негромко продолжал он. Гарриет и не заметила, как он оказался возле нее. Подняв руку, он осторожно коснулся ее щеки. Гарриет испуганно шарахнулась в сторону. – До сих пор я и понятия не имел о том, каким возбуждающим может оказаться… урок фехтования, особенно с таким противником, как вы, Гарри! Это заставило меня взглянуть на многое совсем другими глазами. Мне и в голову никогда не могло прийти, что меня могут интересовать мужчины… но ради вас, Гарри, вернее, вместе с вами, я готов рискнуть!
– Только не со мной, – сквозь стиснутые зубы свирепо прошипела она. – Меня это не интересует!
– Вот как? Значит, надежды нет, и вы никогда не станете для меня очаровательным принцем из сказки, готовым открыть мне совершенно новый мир?
– Нет! – выкрикнула Гарриет. Она уже собиралась повернуть ключ в двери… и тут что-то в его глазах заставило ее остановиться. Держа в руке обнаженную рапиру, он надвигался на нее – одному Богу известно, что у него было на уме! – и, тем не менее, сердце у Гарриет вдруг заколотилось часто-часто, и щеки заполыхали огнем… как у дебютантки на первом балу, когда кавалер сделает ей комплимент.
– Смотрите, Гарри, я опустил оружие, – сказал Джем. – Хотя это в любом случае не имеет значения.
Все произошло очень быстро. Джем вдруг стремительно вытянул руку и рывком сдернул с нее рубашку.
Английское полотно предательски затрещало – рубашка, разъехавшись на две половинки, сползла с ее плеч и превратилась в какие-то лоскуты.
Все ее тело внезапно как будто обдало жаром.
– Так-так… что это у нас тут? – негромко спросил он хриплым от едва сдерживаемого желания голосом.
Длинные пальцы коснулись края повязки, туго обхватившей ее грудь, и, прежде чем Гарриет успела сообразить, что делает, ее рука сама собой взлетела вверх и накрыла его руку.
– Повязка, значит, – пробормотал он. Пристальный взгляд темно-серых глаз остановился на заалевшем лице Гарриет, обежал ее с ног до головы – казалось, он заново изучает ее. Внезапно он резко отодвинулся и схватился руками за голову. – Только ничего не говорите! – в притворном отчаянии простонал он. – Выходит, мне так и не суждено открыть для себя новые горизонты!