Контраст инь и ян не только является принципом, на котором строится вся китайская культура. Он отражен в двух основных философских направлениях Китая. Конфуцианство отдает предпочтение рациональному, мужскому, активному и доминирующему. Даосизм же предпочитает интуитивное, женское, мистическое. «Лучшее знание — это незнание о своем знании, — говорит Лао-цзы. — Мудрец делает свое дело, не прибегая к действию, и учит, не прибегая к помощи слов»[104]. Даосы верили, что, если человек следует женственным, податливым свойствам человеческой природы, ему проще вести сбалансированную жизнь в гармонии с Дао. Этот идеал исчерпывающе описан в следующем отрывке из «Чжуан-цзы», повествующем о неком даосском рае.
Люди древности еще при хаосе вместе со [всеми] современниками обретали безмятежность и спокойствие. [Силы] жара и холода тогда соединялись в покое, души предков и боги не причиняли вреда, четыре времени года проявлялись умеренно, [вся] тьма вещей не страдала, ничто живое не умирало преждевременно. Хотя у людей и были знания, их нельзя было применить. Это и называлось высшим единством. В те времена не совершали деяний и постоянной была естественность[105].
Глава 9. Дзен
Когда китайцы впервые познакомились с индийской философией — буддизмом (примерно в I в. н. э.), последствия оказались двоякими. С одной стороны, китайские мыслители, изучив переводы буддийских сутр, стали интерпретировать учение Будды в свете своих философских концепций. Это привело к исключительно плодотворному обмену идеями, кульминацией которого стало возникновение китайской школы буддизма Хуаянь (санскрит: Аватамсака) и японской Кэгон.
С другой стороны, прагматичные китайцы выделили в индийском буддизме практические аспекты, создав на их основе особую духовную практику чань (обычно переводится как «медитация»). Примерно в 1200 г. н. э. философия Чань стала известна в Японии. Она существует и по сей день.
Дзен — уникальное смешение философских систем и их особенностей, принадлежащих трем разным культурам. Это типично японский образ жизни, который включает элементы индийского мистицизма, даосской любви к естественности и спонтанности и глубокого прагматизма конфуцианства.
Несмотря на специфику, дзен в своей основе — разновидность буддизма. Его цели аналогичны тем, к которым стремился Будда: просветление (сатори). Это главный момент во всех школах восточной философии, но только дзен-буддизм сосредоточен на одном просветлении и не уделяет внимания его толкованию и объяснению. Дайсэцу Судзуки утверждает, что дзен — упражнение в просветлении. В этой ветви всё содержание буддизма сводится к пробуждению Будды и его учению о том, что такого результата может достичь каждый. Остальные доктрины буддистского учения, содержащиеся в пространных сутрах, рассматривается только как сопутствующие.
Итак, опыт дзен — опыт сатори, и, поскольку он превосходит все виды мышления, его сторонники не интересуется абстракциями и созданием концепций. В дзен-буддизме нет специальных учений или философии, формальных символов веры или догм. Он утверждает, что именно свобода от установок веры делает его истинно духовным по содержанию.
Дзен-буддисты убеждены, что слова не могут выразить высшую истину. Очевидно, это наследие даосизма, характеризующегося такой же бескомпромиссностью. «Говорить о пути и отрицать его порядки, — говорил Чжуан-цзы, — [означает] отрицать сам путь»[106].
И всё же знание дзен может передаваться от учителя к ученику: такая практика существует уже много веков. В классическом четверостишии дзен описывается так.
Особое учение без писаний,
Не основанное на словах и буквах,
Обращающееся непосредственно к разуму человека,
Позволяющее каждому увидеть свою природу и достичь состояния Будды.
Прямое указание пути к просветлению — характерная особенность дзен. Она типична для японского менталитета — скорее интуитивного, чем интеллектуального, предпочитающего факты без пространных пояснений. Наставники дзен не были склонны к многословию, избегали теоретизирований и рассуждений. Благодаря этому были разработаны методы непосредственного указания истины при помощи внезапных спонтанных реплик или действий, которые делают очевидной парадоксальность понятийного мышления и, подобно уже упомянутым коанам, призваны остановить мыслительный процесс и подготовить ученика к мистическому восприятию действительности. В следующих образцах коротких бесед между наставником и учеником хорошо виден принцип методики. Из таких текстов преимущественно и состоит письменная традиция дзен-буддизма. В беседах наставники стремятся говорить как можно меньше и использовать слова, чтобы отвлечь внимание учеников от абстрактных рассуждений, обратив его на конкретную действительность.
Хуэй-ко… отсек себе левую руку и преподнес ее учителю как доказательство своей беспримерной искренности. Тогда Бодхидхарма… спросил Хуэй-ко, что ему надо.
«У меня нет в уме (синь) покоя, — сказал Хуэй-ко. — Пожалуйста, успокой мой ум».
«Вытащи его и покажи его мне, — ответил Бодхидхарма, — тогда я успокою его».
«Но когда я начинаю искать свой ум, — возразил Хуэй-ко, — я никак не могу обнаружить его».
«Ну вот, — рявкнул Бодхидхарма, — я и успокоил твой ум»[107].
Некий монах сказал Дзёсю: «Я только что пришел в монастырь. Пожалуйста, дайте мне наставление».
Дзёсю спросил: «Ты уже съел свою рисовую кашу?»
Монах сказал: «Да, я поел».
На это Дзёсю сказал: «Тогда вымой свою чашку»[108].
Благодаря этим диалогам становится очевидным еще один аспект дзен. Просветление здесь значит не удаление от мира, а активное участие в повседневных делах. Эта философия отлично подходит для китайского менталитета: сосредоточенности на производительной жизни и преемственности поколений, которому монашеский характер индийского буддизма чужд. Китайские наставники всегда подчеркивали, что чань, или дзен, — наши повседневные впечатления, «ежедневное сознание», как утверждала богиня Мацзу[109]. Они делали упор на возможность пробуждения в гуще повседневных дел, не скрывая, что рассматривают повседневную жизнь как не только путь к просветлению, но и как само просветление. Сатори в дзен означает мгновенное восприятие наличия Будды во всем сущем, в первую очередь в вещах, делах и людях, участвующих в повседневной жизни. Поэтому дзен, хоть он и делает акцент на повседневную жизнь, глубоко мистичен. Живя только настоящим и уделяя всё внимание повседневным делам, человек, достигший сатори, каждый миг переживает ощущение чуда и таинства жизни.
Как удивительно это, как таинственно! Я подношу дрова, я таскаю воду[110].
Идеал дзен в том, чтобы человек жил естественно и произвольно. Когда дзенского наставника Бо-чжана попросили дать определение дзен, он сказал: «Когда голоден — ешь, когда устал — спи». Вроде бы просто и очевидно, как и многие другие положения дзен, но на самом деле это сложная задача. Возвращение себе своей первоначальной природы требует долгой работы над собой и может считаться большим успехом в духовном развитии. Вот что говорит известная дзенская поговорка: «Пока ты не знаком с учением дзен, горы — это горы, реки — это реки; когда ты изучаешь дзен, горы перестают быть горами, а реки — реками; но после того, как ты достиг просветления, горы — это снова горы, а реки — снова реки».