Теперь, когда в газете черным по белому написали, что никто не собирается платить выкуп, каких действий ожидать от похитителя?

Вот он, отказ Джека, крупным шрифтом по всей странице. Смотреть больно. А с другой стороны, надо взглянуть на факты: во-первых, Мия ему не жена, да он и не увлекся бы ею, не введи она его в заблуждение. С какой стати ему платить? Он рисковал жизнью, чтобы доставить похитителю залог. Неужели этого недостаточно? Досадная деталь: эти «пустяки» ускользнули от внимания прессы. После пресловутого разговора с Малоуном Джек позвонил агенту Хеннинг, и та заверила его, что инцидент с первым взносом, «гарантирующим» безопасность Мии, удалось все-таки скрыть от вездесущих СМИ. Секретность – это, конечно, хорошо в интересах следствия, а вот общее впечатление благодаря ей сложилось отнюдь не самое лучшее. В итоге все сводилось к следующему: пользуясь формулировкой Эдди Малоуна, он увел чужую жену, а когда ее похитили, сказал: «Извини, детка, теперь каждый за себя». Ну, может, чуть по-другому – суть одна.

Джек сложил газету пополам и бросил на пассажирское сиденье. Над землей вставало солнце, и тысячи огней, освещавших ночной город, будто растворялись в утренней голубизне неба. Городские магистрали еще не заполонила утренняя толчея, и Джек рассчитал, что если поторопится, то вполне застанет дома Уильяма Бейли. Он резким маневром перестроился в крайнюю полосу и вырулил на нужную развязку.

Удача ему сопутствовала: экономка сразу открыла гостю и проводила его к хозяину. Бейли, устроившись в уголке, пил кофе. На журнальном столике со стеклянной столешницей лежала развернутая «Трибюн».

– Какое совпадение, – проговорил хозяин, оторвав взгляд от газеты и взмахом руки приглашая гостя располагаться в кресле.

– Это не случайность, – ответил тот.

Словесная потасовка с личным юристом Салазара была делом весьма импульсивным – вечерний разговор с Малоуном и последующий выход статьи сильно сказались на терпении Джека, и он понял, что пришла пора конкретных действий. Отправной точкой на этом пути был Бейли.

– Ты не хочешь мне объяснить, каким образом запись «Джек и Мия» попала в руки Малоуна? – начал Джек.

– Запись? – проговорил Бейли, намазывая клубничный джем на рогалик со сливочным сыром. – Какая еще запись?

– Ты плохой актер, – сказал Джек. – Малоун сослался на записи и пообещал процитировать наиболее яркие моменты, если я не признаюсь, что у нас с Мией была связь. Он меня вынудил.

Хозяин молча жевал рогалик.

Гость продолжал:

– Еще скажи спасибо, что я не обвинил твоего клиента в незаконном проникновении в мой дом и прослушивании личных разговоров.

– Могу вас уверить, Эрнесто Салазар не имеет к пленкам никакого отношения.

– Хватит пороть чушь, – разозлился Джек. – Знаю я, как Салазар подставил фэбээровцев с проверочным вопросом. «Что общего между недвижимостью и поцелуем?» Откуда ему знать, если он не прослушивал мой дом?

Бейли отложил недоеденный рогалик, аккуратно стер со стола крошки и совершенно спокойно проговорил:

– Ты согласен признать, что этого разговора не было?

– Если это единственный способ добиться откровенности, то да.

Хозяин кивнул и, глядя в глаза собеседнику, внятно проговорил:

– Мы не передавали Малоуну никаких пленок.

– Хватит со мной играть! – сорвался Джек. – А что тогда вы ему передали – стенографию с этих пленок?

– Журналист позвонил Эрнесто с просьбой выдать ему записи. Это было как гром среди ясного неба. Не знаю, как он пронюхал про пленки, но мы ему отказали. Не стали с ним даже разговаривать. Ни словом, ни действием мы не признавали, что супруга Эрнесто Салазара делит ложе с другим мужчиной.

– То есть это не вы сказали Малоуну, что я намерен уплатить за Мию выкуп?

– Мы подобных вещей не озвучивали, поверь мне на слово.

– Боюсь, твое слово – недостаточно веский гарант.

Бейли попытался изобразить негодование – впрочем, он не сильно старался: хватило здравомыслия не переигрывать.

– Я понял. Поговорим начистоту. Проникновение на частную территорию для установки подслушивающих устройств – уголовно наказуемое преступление. Неужели ты считаешь, что Эрнесто стал бы так рисковать из-за каких-то пленок?

– У журналистов конфиденциальные источники, – заметил Джек. – Судья при всем желании не сможет выбить из Малоуна информацию.

– Может, и так, – согласился Бейли. – Просто поверь: мы никому ничего не давали.

– Попробуй докажи.

Бейли умолк, затем подался вперед, словно бы его неожиданно посетила удачная мысль.

– Ладно, смотри. Эрнесто Салазар – влиятельный человек, притягательный мужчина, донжуан из донжуанов, ходячее воплощение мужественности. Неужели ты думаешь, он по собственной воле станет высылать журналисту пленки, доказывающие, что его жена ищет сексуального удовлетворения в постели другого мужчины? Это же полностью разрушит его имидж.

Довод был веским, Джек не нашелся что возразить.

– Пожалуй, в этом есть смысл.

– Ну конечно, – сказал Бейли. – Отсюда возникает другой вопрос: если Эрнесто не делился с Малоуном информацией, тогда кто это сделал?

За дверью раздавались выстрелы. Энди сделала глубокий вдох и вошла в зал, в душе радуясь тому, что на стрельбищах Мартинес пользуется только холостыми.

В распоряжении агентов отделения ФБР в Майами имелся оборудованный по последнему слову техники зал с лазерными симуляторами, которые оценил бы даже самый искушенный пользователь виртуальной реальности. Здесь создавалось впечатление, что ты держишь в руках не муляж, а настоящий пистолет. Аудиосистема воспроизводила самый натуральный звук стрельбы. Число патронов отсчитывалось, и стрелкам регулярно приходилось перезаряжать пистолеты. При помощи давления воздуха создавался убедительный эффект отдачи. Находясь в темноте, агент видел экран, где были смоделированы самые сложные кризисные ситуации – точь-в-точь как на учебных стрельбищах в Куонтико, где надо быстро принимать жизненно важные решения – скажем, при столкновении с преступником, взявшим заложников.

Мартинес стоял в классической позе стрелка – ноги на ширине плеч чуть согнуты в коленях, пистолет в вытянутых руках. Он нажимал спусковой крючок, как на самых обычных учебных стрельбищах, и методично палил по мишени. Такое занятие здорово помогало пережечь злость. Утренний разговор с Хеннинг прошел на повышенных тонах: перебранка заняла минут пять, и говорил в основном Мартинес. Теперь ему здорово намылят шею за проваленную операцию. Само собой, Энди тоже влетело – за то, что вовремя не отговорила шефа. Не сказать, что ответственность распределялась справедливо, но такова жизнь: на новеньких часто летят все шишки. Совсем не хотелось вторгаться к не вполне остывшему боссу, но развитие событий по делу Салазара не оставляло выбора. Улучив момент, когда Мартинес менял обойму на муляже сорок пятого калибра, Энди заглянула в зал.

– Простите, можно?

Шеф обернулся, стаскивая с себя наушники.

– Что еще, Хеннинг?

– Я только что разговаривала по телефону с Эрнесто Салазаром, – начала она. – Прошлой ночью он передал похитителю деньги.

Это возымело действие: Мартинес заинтересовался. Сунув симулятор в пластиковую люльку, он спросил:

– Как это, черт побери, произошло?

Энди пересказала все, что поведал ей Эрнесто: как ему позвонили, как он поехал на пристань и передал «дипломат» с деньгами.

– А почему он нас не известил?

– С его слов, похититель был очень недоволен Свайтеком из-за того, что тот связался с полицейскими. Салазар не хотел повторять чужих ошибок.

– Сколько он отдал?

– Он не распространялся. Говорит, это не подлежит огласке.

– Вполне понятно. Если поползет слушок о том, что на нем можно легко поживиться, от похитителей отбоя не будет.

– Может, конечно, и так, – сказала Энди, – да только, по мне, странно все это: он был настолько категоричен, и вдруг – раз, сорвался.