Но вернемся к конкретным фактам.
Изъявившие согласие перейти на немецкую службу в большинстве своем проходили следующий путь:
1. Начальный, первый лагерь (Auffangslager), с лета 1942 г. располагался в Острове-Мазовецком.
2. Предварительный лагерь (Vorlager) — Седльце Б (для татар — Седльце А, его комендантом некоторое время был бывший советский полковник Шакир Алкаев).
3. Основной лагерь легионов (Stammlager):
для Азербайджанского легиона — Едлино под Радомом;
для Армянского легиона — Пулавы;
для Волго-татарского легиона — Едлино;
для Грузинского легиона — Крушина;
для Северо-кавказского легиона — Весёла;
для Туркестанского легиона — Легионово под Варшавой[118].
Прием военнопленных в легион. На переднем плане (в советской форме) полковник Шакир Алкаев
Надо сказать, что такое подразделение не было абсолютно строгим: татарские военнопленные оказывались, например, в лагерях и среди туркестанцев, и среди азербайджанцев. Названными пунктами, конечно, дело не ограничивалось — пленные нерусских национальностей концентрировались и в других лагерях.
Несколько забегая вперед, упомянем, какие еще лагеря имели значение при создании Восточных легионов в последующем и играли роль предварительных, начальных пунктов сбора. Это были лагеря, расположенные на территории Польши: Беньяминов (среднеазиатские и северо-кавказские народы), Бяла Подляска (грузины), Малкиня (азербайджанцы), Демблин-Заезерце (армяне), Кильце (общий), Конски (общий). Польский историк и публицист Шимон Датнер считает, что подобное выделение лагерей для одной национальности объяснялось лишь интересами безопасности, поэтому гитлеровцы избегали «смешивания» военнопленных.[119] Такая точка зрения мне представляется слишком суженной и не совсем логичной. Создание таких «национальных» лагерей в первую очередь и напрямую было связано с формированием Восточных легионов, на что Ш. Датнер внимания не обращает. В 1943 г. и на территории Германии были созданы центры, в которых собиралось пополнение для будущих легионов, строительных и саперных соединений или же лица, специально отобранные для пропагандистской работы. Многие из военнопленных, судя по справке для Восточного министерства от 7 мая 1943 г., вначале направлялись в лагерь Кильце в Польше общей вместимостью всего в 1000 человек, где проводилась «перепроверка лиц, отобранных комиссиями в оккупированных областях для предотвращения бесполезной транспортировки их в рейх»[120]. Обитатели этого лагеря еще не лишались статуса военнопленных. Отсюда они могли быть направлены в специальные центры подготовки пропагандистов или же в легионы, на трудовые работы и т.п. На территории же Германии заслуживает упоминания лагерь Ринлух. Он делился на четыре части: Цитенхорст для русских, Вустрау-1 для украинцев, Вустрау-2 для кавказских, среднеазиатских народов и татар, Вутцец для белорусов и украинцев. Все они находились в ведении вермахта и имели главной задачей подготовку пленных для отправления в так называемый «свободный лагерь» Вустрау, о котором речь пойдет в следующей главе. Шварцзее и Тешендорф являлись лагерями для раненых, а лагерь Дабендорф — центром подготовки пропагандистов для Русской Освободительной армии и для прочих национальных соединений в составе германской армии.
Даже после того, как Восточные легионы были переведены во Францию, на территории Польши остались специальные пункты для сбора военнопленных из тюрко-мусульманских народов. На 30 марта 1944 г. это были следующие лагеря: Седльце Б (шталаг 366) и Нехрыбка (шталаг 327) — так называемые «предварительные лагеря легионов для представителей всех тюркских народов» (в первом из них на тот момент было 3200 военнопленных, во втором — 4000). В шталаге 355 Ольховце собирались пленные, которые «временно не были готовы к несению службы» (3500 человек), в шталаге 367 Петркув находился лазарет для больных и раненых тюркских военнопленных[121].
В основных лагерях формировались сами легионы, и прибывшие в них военнопленные причислялись к так называемым дополнительным (запасным) ротам. Приказ от 24 апреля 1942 г. предписывал, чтобы после прибытия они обеспечивались как немецкие солдаты, при этом обращалось внимание на национальные особенности будущих легионеров (например, в питании). Они получали старое немецкое или же трофейное советское обмундирование. Военнопленные должны были как минимум один месяц находиться при таких дополнительных ротах под обязательным строгим контролем и проходить соответствующую подготовку. Исходя из степени их военной, политической и физической подготовленности решалась их дальнейшая судьба: наиболее подходящие с точки зрения германских командиров солдаты причислялись уже к создающимся полевым батальонам. Совершившие серьезные проступки или же те, кто проявил себя «политически неблагонадежным», по решению командования Восточных легионов могли быть отправлены обратно в лагеря для военнопленных. Лица, которые подходили по «характеру», но не были готовы физически, причислялись к так называемым «взводам выздоравливающих», здесь они могли использоваться для выполнения легких физических работ. Только после причисления к регулярным походным соединениям статус военнопленных с легионеров снимался, на них начинали распространяться следующие правила, которые были приняты Командованием Восточных легионов отдельно:
1. Общие направления о положении и обеспечении легионеров.
2. Положения о чинах, должностях и назначении на должности.
3. Положения о дисциплинарных взысканиях.
4. Правила принятия присяги.
5. Правила финансирования и обеспечения.
6. Правила обмундирования.
Наиболее крупным воинским подразделением для легионеров были батальоны, состоявшие из рот, взводов и отделений. Согласно апрельскому 1942 г. документу, командиры взводов в батальонах назначались из представителей самих народов, командиры рот частично немцы, частично «националы». Уточнялось при этом: так должно быть в переходный период, а позднее большинство командиров рот должно было назначаться из «националов», но одна рота обязательно должна руководиться немцем.
В одном из более поздних документов перечислялось, сколько немецкого персонала должно было быть в каждом восточном батальоне: три офицера, один чиновник, девять унтер-офицеров, шесть рядовых и два переводчика, итого 21 человек[122]. В памятке командующего Восточными легионами генерала фон Хайгендорфа от 1 сентября 1943 г. приводятся такие цифры: в восточном батальоне из немцев должны были быть командир батальона с адъютантом и офицером по особым поручениям, два командира рот, пять командиров взводов, пять фельдфебелей. Количество рядовых не упоминалось[123]. Но такой довольно жестко установленный порядок почти никогда не соблюдался, так как в большинстве случаев немецкое командование не устраивали национальные офицерские кадры, их «боевая и политическая» готовность. Выход в таких случаях был один — на вакантное место назначались опять немцы. Поэтому число немцев в восточных батальонах практически всегда доходило минимум до 50—60 человек, причем речь идет более о командных должностях. Отмечу также, что немецкий персонал в легионы попадал не добровольно, а назначался[124]. Это означало, что сослуживцами восточных легионеров становились люди, которые имели самые смутные представления о своих «союзниках», и не только об их целях, но и об их психологии, жизненных ценностях, обычаях, не говоря уже о языке. Это создавало основу для, мягко говоря, нестабильной внутренней обстановки в большинстве батальонов.