– Ты можешь привести его сюда на целый день, – посоветовал он. – А в школе скажешь, что мальчик нуждается в срочном осмотре врачей. Уверен, ты можешь оторвать его от учебы на один день, если, конечно, захочешь.

– Будь ты проклят! – уже не сдерживая себя, пронзительно закричала в трубку Фрэнсис. – Я убью тебя, если ты посмеешь побеспокоить Питера.

– Я просто хочу видеть его, Мелани, и все. Ты можешь сказать ему, что у твоего старого друга есть прекрасный подарок для него. Подарки же он любит? Итак, я позвоню тебе в понедельник и мы договоримся о встрече.

На другом конце провода послышались короткие гудки. А Фрэнсис еще долго сидела неподвижно, держа в руках телефонную трубку.

– Доброе утро. Я рад, что ты уже встала. Мне нужно поговорить с тобой, – приветствовал Норман жену, входя в спальню.

Первой мыслью Фрэнсис было, что Диего все-таки связался с Норманом. Последние два дня Фрэнсис чувствовала себя намного спокойнее, надеясь, что Диего, как и обещал, уехал из Лондона. Но сейчас она уже не была уверена в этом.

– Что случилось? – спросила она, стараясь говорить как можно более безразличным тоном.

– Инспектор Лукас звонил мне вчера вечером. Полиция сделала налет на один из домов в районе Тоттенхема и арестовала двух подозрительных типов. В бумажнике у одного из них нашли фотографии твою и Питера, вырезанную из журнала.

Фрэнсис облегченно вздохнула. Ее порадовали оба известия: сама новость о задержании преступников и мысль о том, что ее страхи, связанные с Диего, были безосновательны.

– Кто они? – поинтересовалась она.

– Инспектор Лукас сказал мне, что они торговцы наркотиками. Полиция обыскала склад около Тилбури и обнаружила контейнер, доставленный сюда из Южной Америки. Инспектор говорит, что все уже давно было известно. Прикрываясь продажей кофе, через этот склад осуществляли контрабанду наркотиков. Прошлой ночью район Тилбури оцепила полиция и было арестовано несколько человек, они во всем сознались, и таким образом удалось вычислить этих двоих.

– Я рада, что их задержали, – сказала Фрэнсис, но она догадывалась, что существует что-то еще, о чем Норман хочет поговорить с ней.

– Следствию помогло бы, если бы ты опознала их, – после небольшой паузы продолжал Норман. – Лукас сказал, что у них и так имеется достаточно доказательств, чтобы привлечь этих негодяев к ответственности за контрабанду. Но попытка похищения не менее серьезное преступление. Лукасу нужно, чтобы ты помогла им, но он помнит по своему визиту в больницу о твоем нежелании разговаривать на эту тему.

– Я не думаю, что ты хочешь раздуть шумиху вокруг этого дела, – резко ответила Фрэнсис. Ее раздражала странная позиция Нормана. С одной стороны, она понимала, что привлечь к ответственности преступников, может быть, было и необходимо, но, с другой стороны, осознавала, что столь поспешное решение было принято мужем под влиянием минутных эмоций. – Фотографии моя и Питера были во всех популярных журналах. Неужели ты хочешь, чтобы снимок твоего сына появился в бульварной газетенке?

Со дня их свадьбы они никогда не говорили о прошлом Фрэнсис. Это был молчаливый договор, заключенный между ними. Они оба знали правду и не нуждались в каких бы то ни было объяснениях. С самого начала Норман считал себя отцом Питера, потому что это устраивало его, точно так же, как это устраивало Фрэнсис. Питер – сын Нормана. Этот вымысел был настолько удачен, что вскоре сам Норман стал верить в него.

– Ты права, – наконец спокойно ответил он. – Я позвоню инспектору Лукасу и скажу ему, что мы предпочитаем забыть о случившемся.

Фрэнсис обратила внимание на употребленное мужем в ответе „мы" и улыбнулась ему.

– Спасибо, – сказала она.

И тут ее поразила неожиданно пришедшая на ум мысль. Если нападавшие были торговцами наркотиками, то возможна их связь с Диего. Он вполне мог организовать это похищение. Но в последний момент что-то или кто-то заставил его изменить планы и выступить в роли спасителя. Такая версия показалась Фрэнсис более чем вероятной.

– Моя дорогая, у них столько денег, в это трудно поверить. Она выписала себе из Афин личного парикмахера, потому что, как она говорит, ее волосы… – с неподдельным восхищением ворковала Мелисса Харвей, а Фрэнсис в ответ вежливо кивала головой, вполуха слушая обрушившийся на нее поток сплетен о хозяевах дома Власосе Каломеропаулосе и его жене Ирине. Грек по национальности, мистер Каломеропаулос был одним из ведущих и богатейших членов и финансистов консервативной партии. И сейчас, с интересом оглядываясь по сторонам и отмечая пышность и богатое убранство дома, Фрэнсис могла поверить в это.

Здесь собрались практически все сторонники партии, но только обещание настоящей, серьезной игры заставило Нормана с радостью принять приглашение. Среди гостей находилось лишь два помощника министра, которые, по слухам, после выборов должны были стать членами кабинета министров, и одним из них был Норман.

– Власос просто конфетка. Я была хорошо знакома с ним перед его женитьбой, – глубоко вздохнув, многозначительно сказала Мелисса Харвей. Затем она на мгновение замолчала, за кем-то наблюдая через плечо Фрэнсис, и, улыбнувшись, тряхнула копной белокурых волос, И уже минуту спустя привлекательная женщина лет сорока, которой предназначалась эта милая улыбка, присоединилась к ним.

– Фрэнсис Феллоус, леди Бромфилд, – представила их Мелисса, и эта претенциозность в обращении взбесила Фрэнсис. Несмотря на то что она прожила в Лондоне довольно долго, она, наверное, никогда не сможет привыкнуть к напыщенной английской вежливости.

– Пожалуйста, называйте меня просто Фрэнсис, – сказала она новой гостье, которая, в свою очередь приветливо улыбнувшись, проговорила:

– А меня Викторией.

Она произнесла это со странным американским акцентом, и у Фрэнсис тут же всплыло в памяти, что как-то в „Дейли мейл" в колонке светских сплетен под заголовком „Прекраснейший нью-йоркский развод – известный промышленный магнат мистер Бромфилд расторгает брак" было помещено соответствующее сообщение. Эту статью Фрэнсис видела еще до того, как Виктория стала женой Джека Бромфилда.

– Я уверена, мы встречались раньше, но никак не могу вас вспомнить, – сказала миссис Бромфилд, и Фрэнсис почувствовала, как у нее от страха начинают подкашиваться ноги. Это ощущение стало столь знакомо ей за последние две недели. – Вы когда-нибудь жили в Нью-Йорке?

– Одиннадцать или двенадцать лет назад, но всего несколько месяцев. Затем я познакомилась со своим мужем и переехала в Англию. До этого я всегда жила в Лос-Анджелесе, – ответила Фрэнсис. Это была выдуманная история о ее прошлом, которую она обычно рассказывала в компаниях новым знакомым. Если, конечно, в этом была необходимость.

– Я никогда не была в Лос-Анджелесе, но могу поклясться, что встречала вас…

– Виктория родом из Аргентины, но вот уже несколько лет живет в Нью-Йорке, – объяснила Мелисса.

– И это уже начинает казаться мне слишком долгим. Мое второе замужество было ошибкой, – рассмеялась Виктория.

– Ни одно замужество не может быть ошибкой, если у тебя есть хороший адвокат, моя дорогая, – назидательно проговорила леди Харвей, и Фрэнсис наконец вспомнила…

Она встречала Викторию в Пунта дель Эсте, в доме Терезы Таннери в тот вечер, когда Диего увез ее к лагуне. Фрэнсис как будто обдало струей холодного воздуха, словно все двери и окна дома разом распахнулись, впуская поток рвущегося внутрь ночного ветра. Сначала Питер задает ей вопрос о своем рождении, затем как снег на голову появляется Диего, и теперь там, где меньше всего могла ожидать она, встречает Викторию Бромфилд. И все это за последние несколько дней.

– Извините, я должна найти Нормана, – внезапно сказала Фрэнсис и, резко повернувшись, стала быстро пробираться сквозь толпу, пока не увидела наконец Нормана, счастливого и довольного, сидящего за игорным столом в окружении других мужчин. Она вытянула сопротивляющегося мужа из-за стола и, отведя в сторону, прошептала: