Диего пристально посмотрел на Фрэнсис.

– Похоже, не только моя память стала изменять мне, – усмехнувшись, сказал он. – Ты говорила мне, что беременна, помнишь? Если бы даже я и не знал, нетрудно было бы догадаться – он точная моя копия на той фотографии в журнале. Я хочу его видеть, хочу говорить с ним. Тебе следует сесть, на нас начинают оборачиваться. Ты же не хочешь привлечь к себе внимание.

Фрэнсис медленно опустилась на прежнее место. По крайней мере, сейчас она знала истинную причину столь пристального интереса к своей персоне. Этой причиной был Питер. Именно из-за Питера Диего захотел видеть ее вновь.

– Ты, должно быть, сошел с ума? – резким, злым шепотом ответила она. – Неужели ты думаешь, что я захочу разрушить жизнь собственного сына и расскажу ему о тебе?! Забудь о нашем существовании и оставь нас в покое!

– В прошлое воскресенье ты так не говорила, – улыбнулся он.

Фрэнсис понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Диего имел в виду. Ее предположение было столь невероятным и так поразило Фрэнсис, что она с трудом смогла говорить.

– Это был ты, тот, кто?..

– Хочешь сказать, что только сейчас узнала об этом? – прервал ее Диего.

– Ты следил за нами?..

– Конечно. Неужели ты думаешь, что я не захотел бы вас увидеть, зная, где вы оба находитесь? – нетерпеливо произнес Диего. Казалось, удивление Фрэнсис начинало надоедать ему. – Я считал, что ты догадалась обо всем. Я присылал тебе в больницу цветы и сам подписывал карточки. Когда-то ты была более наблюдательной, Мелани. Ведь я и раньше дарил тебе лилии и присылал письма. Ты должна была узнать мой почерк.

Фрэнсис вспомнила полную нежных белых цветов корзину.

– Я не видела твоих посланий. Все записки читала мне медсестра. Мне присылали в больницу много цветов; ты не можешь обвинять меня в том, что я не запомнила их все…

Не было нужды объяснять что бы то ни было Диего, но Фрэнсис смогла собраться с мыслями. Она была смущена столь неожиданным признанием, и первой ее мыслью было поблагодарить Диего, но она передумала, испугавшись, что овладевшее ею новое чувство заставит ее простить Диего, и она уже не сможет ненавидеть его, а значит, станет беззащитной.

– Почему ты вернулся? Ты надеялся, что приедешь сюда и сможешь забрать то, что некогда оставил? – спросила Фрэнсис, смущенная тем, что вопрос может быть истолкован как намек.

Диего улыбнулся.

– Отчасти. И, вижу, я не ошибся. Твои глаза не умеют лгать… Я хочу, чтобы в следующую нашу встречу ты привела Питера с собой. Он мой сын, Мелани. Я имею право познакомиться с ним.

– Не называй меня так!

– А раньше тебе нравилось, когда я шептал это имя тебе на ухо. И я буду шептать его снова, когда ты вновь окажешься в моих объятиях. Пойдем ко мне. Я остановился…

– Ты сумасшедший!

Фрэнсис схватила свою сумочку и, не оборачиваясь, бросилась к выходу. Ей очень хотелось надеяться, что она никогда больше не увидит Диего.

– Su marido llamo para decir que va a venir tarde,[24] – громко сообщила Евгения с кухни, как только услышала звук открывающейся двери.

– Спасибо, Евгения. Есть еще какие-нибудь новости? – спросила Фрэнсис, стоя уже у лестницы. То, что Норман задерживается, не удивило ее – это было обычным явлением.

– No, ninguno.[25]

Фрэнсис направилась к себе в комнату. Она знала, что Диего не будет звонить сюда, но на всякий случай решила спросить. С тех самых пор, как она вышла из отеля, мысли о Диего не покидали ее, и сейчас ей мерещилось, что он, подобно тени, следует за ней по пустынным коридорам дома.

Фрэнсис вошла в спальню, бросила плащ на кровать, села в кресло напротив окна, устремив безучастный взор на улицу.

Было глупо потерять над собой контроль, думала Фрэнсис. Теперь у нее нет другого выхода, как ждать, когда Диего предпримет новую попытку встретиться с ней. Он не сдастся так просто. Фрэнсис знала его. Вопрос был в том, как далеко он зайдет в своем желании добиться поставленной цели.

Раздался звонок в дверь.

Фрэнсис спустилась вниз и услышала, как Евгения открывает дверь.

– Кто это? – Ее собственный пронзительный голос шокировал Фрэнсис. Она поймала себя на том, что до боли сжимает полированную гладь перил.

– Молочник, – удивленная странным поведением хозяйки, откликнулась Евгения.

Услышав ответ, Фрэнсис облегченно вздохнула и улыбнулась. Но ее спокойствие длилось лишь секунду. Она вдруг подумала, что этим неожиданным посетителем вполне мог быть и Диего, хотя он скорее дождался бы того времени, когда Норман и Питер будут дома. А если он пошел в школу к Питеру…

Фрэнсис вернулась в спальню и стала торопливо перебирать аккуратно сложенные в стопку журналы, пока наконец не нашла тот, ставший роковым, номер „Хелло!". Она пробежала взглядом всю статью – в ней не упоминалось название школы, и Фрэнсис отбросила журнал в сторону.

„Я больше не могу так жить", – подумала она. И вдруг осознала, что ведет себя слишком глупо, ей незачем столь сильно бояться Диего. Он не сказал Фрэнсис, где живет и чем занимается. Вероятно, у Диего было не меньше причин избегать скандала и скрывать свое тайное убежище. Это был вопрос, от которого зависело ее спокойствие, и Фрэнсис, подойдя к телефону, набрала номер центральной справочной.

– Отель „Ритц", пожалуйста.

Узнав нужный номер телефона, Фрэнсис позвонила.

– Мистера Диего Сантоса, пожалуйста. С-а-н-т-о-с-а.

Она должна встретиться с ним снова. Невозможно говорить о Питере по телефону, думала Фрэнсис, ожидая, пока ее соединят с Диего.

– Сожалею, мадам, но никто, зарегистрированный под таким именем, не останавливался у нас, – услышала она ответ портье.

– До свидания. Было очень приятно снова увидеть вас, – прощался Норман с уходящими гостями. Фрэнсис стояла рядом, с ужасом ожидая конца вечеринки и того момента, когда они останутся с мужем наедине, ощущая тревогу и арах, которые должен испытывать вор, застигнутый на месте преступления. Процедура прощания, обычно казавшаяся Фрэнсис чрезмерно долгой, на этот раз прошла слишком быстро, и, когда наконец дверь за последним гостем закрылась, хозяева дома, не сказав друг другу ни слова, медленно направились к себе в комнату.

– Дэвид и Джудит очень милы, не правда ли? – прервал молчание Норман.

– Да, мне они понравились, – согласилась Фрэнсис.

– Мне кажется, с тобой что-то происходит… ты не похожа сама на себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю. Ты весь вечер о чем-то думаешь… у меня создалось впечатление, что тебе стоило большого труда поддерживать беседу.

– Нет. Просто мне было неинтересно, – произнесла Фрэнсис. Ей хотелось, чтобы ее ответ прозвучал непринужденно и убедительно.

– Тебя что-то беспокоит?

Два дня назад Фрэнсис приняла решение ничего не говорить Норману о Диего. Но сейчас ей захотелось во всем признаться мужу, почувствовать его участие и заботу. Однако она знала, что его реакция может быть абсолютно непредсказуемой. С тех пор как его политическая карьера резко пошла вверх, Норман стал чересчур раздражительным и подозрительно относился ко всему, что могло доставить ему неприятности или как-то неблагоприятно отразиться на его имидже безупречного политика. Предвыборная кампания уже началась, и его нервы были накалены до предела.

Если Фрэнсис расскажет о неожиданном появлении Диего Норману, он, скорее всего, не сделает ничего. Да и, честно говоря, он мало что может сделать. „Моя жена пила чай с мужчиной, который когда-то был ее мужем". Но такое заявление не давало полиции возможности решительно действовать. А если еще они узнают, что Диего и есть тот таинственный спаситель из Спайтелфилда, то дело может принять другой оборот и вылиться в шумное криминальное расследование по делу о хулиганском нападении на женщину и ребенка. Норман наверняка не захочет шума, не хочет его и она. Диего прекрасно понимает, что ее семейную ситуацию можно рассматривать как двоебрачие. И, хотя официально они с Норманом вступили в брак уже после смерти Диего, в период предвыборной кампании было бы трудно объяснить, что они не нарушили ни закона, ни веры.