– Я люблю тебя, – прошептал Норман. Мелани ждала от него этих слов раньше или позже и даже хотела услышать их, и поэтому сейчас она наклонилась над ним и поцеловала его долгим чувственным дразнящим поцелуем.

– Завтра я возвращаюсь домой. Не создавай проблем для нас обоих, – сказала она.

– Тебе не нужно уезжать, – ответил Норман. – Ты же говорила, что еще не нашла работу. Ты можешь помогать мне в моих делах здесь.

– Но я ничего не понимаю в электронике, – заметила Мелани, скрывая чувство волнения от его предложения.

– А ничего и не надо знать, – улыбнулся он. – Я продаю свою компанию. Я всегда хотел заниматься политикой и баллотируюсь на место кандидата в парламент Западного Свентона. Дополнительные выборы через пару месяцев, а мне нужно написать кучу писем.

– Мне казалось, что дела у тебя в компании идут хорошо.

– Да. Но пришло время продать ее с торгов. Мне будет мешать другая работа.

Мелани подумала о его „ягуаре", богатстве изысканной мебели из красного дерева, которой был обставлен его дом. Как она поняла еще в Буэнос-Айресе, у него достаточно денег. Мелани не понравились ее мысли.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Хороший ночной сон помогает нам видеть вещи в лучшем свете. Подумай о моем предложении. Спокойной ночи, дорогая. – Норман поцеловал Мелани и выключил свет.

– Ты готовишь так же хорошо, как… делаешь все остальное, – сказал Норман, доедая последний кусочек со своей тарелки.

– Ты имеешь в виду мое умение печатать на машинке? – поддразнила его Мелани. Она встала и начала убирать со стола. – Можешь помочь мне, грязные тарелки не кусаются, – прибавила Мелани, смеясь. Вслед за ней Норман вошел в кухню и поставил посуду на кухонный стол. Мелани быстро ополоснула тарелки и погрузила их в посудомоечную машину, после чего Норман притянул ее к себе и прижался губами к ее шее.

– Эти десять дней были самыми лучшими в моей жизни, Фрэнсис. – Время от времени в шутку Норман называл ее именем, которое выдумал ей в Буэнос-Айресе. Мелани подумала, что после смерти Диего эти дни для нее также были самыми лучшими, ведь последние прошедшие месяцы казались просто адом.

– Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, – сказал он, и Мелани поняла, что она сама тоже не хочет этого. Она не хотела спать на матрасе на полу в тесной двухкомнатной квартире Донны и жить на пособие для безработных: ее шансы найти место уменьшались с каждым днем – беременность становилась заметной. Это было равносильно возвращению к нищете ее детства, все ее многолетние усилия превратились в ничто. Мелани хотелось еще немного побыть в приятном ощущении надежности и защиты.

– Я очень счастлива здесь, но я не могу остаться, не имея впереди определенного будущего, – сказала она.

– Ты можешь… ты можешь выйти за меня замуж. Пожалуйста…

Услышав это, Мелани заплакала. Она возненавидела себя за то, что иногда считала Нормана чересчур скучным, продолжая постоянно думать о Диего; за то, что она обманывала его.

– Я беременна, – разрыдалась она. – Я не могу выйти за тебя замуж… Это…

Норман закрыл ей рот своей ладонью.

– Я люблю тебя больше всех на свете, Фрэнсис. И я так же буду любить нашего ребенка.

Три недели спустя мистер и миссис Феллоус вышли из регистрационного отдела в Челси. Теперь все знали ее как Фрэнсис. Ей понравилась идея нового имени как начала новой жизни, разрывающего ее связь с прошлым, которое она хотела забыть. Изменение имени было официальным, но никто, кроме Нормана и регистрационного агента, не знал, как именно в этот день используется ее новое имя, потому что Фрэнсис настояла на закрытой церемонии. Свадьба была в пятницу, а на уик-энд они устроили себе маленький медовый месяц и поехали в Катсволдс. Возвратившись, они сделали небольшой прием для друзей Нормана: в основном это были его коллеги по бизнесу и новые знакомые из партии консерваторов. Следующие недели прошли в напряженной работе перед выборной кампанией. Норман победил, все согласились с тем, что он намного превосходил своих соперников, он даже получил персональное приглашение и поздравительное письмо от миссис Тэтчер. Его молодая американская жена, по мнению всех, была изумительна, великолепная помощница своему мужу и к тому же очаровательная женщина.

Пять месяцев спустя миссис Норман Феллоус родила прекрасного мальчика в больнице Святой Марии в Линдо-Винг. Если бы ее муж уже долгое время являлся членом парламента, то преждевременное появление на свет его ребенка вызвало бы массу сплетен, но Норман был еще мало известен. И все, кто приходил навестить Фрэнсис в больнице, отмечали, что Питер – замечательный ребенок.

– Угадайте, что? Вам прислали еще цветы, миссис Феллоус! – радостно объявила медсестра, входя к Фрэнсис в палату. Она проворно очистила часть стола, уже уставленного многочисленными букетами, и гордо поставила корзину с белоснежными лилиями. Любуясь своей работой и этими нежными цветами, медсестра отколола от атласной ленточки визитную карточку и громко прочитала:

– „От твоего мужа, который всегда будет любить тебя".

– Это так романтично! – щебетала она, подходя к Фрэнсис, чтобы проверить пульс. – Мистер Малон придет еще раз обследовать вас, но сегодня ночью вы спали намного лучше. Я обязательно сообщу ему об этом и думаю, что еще до полудня он выпишет вас домой.

– Это было бы прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Я действительно чувствую себя сегодня намного лучше.

Вчера ее привезли в больницу и тут же, сделав соответствующее обследование, поставили диагноз: „сотрясение головного мозга". Ночью ее несколько раз будили, чтобы убедиться, не потеряла ли она сознание. Если не считать ужасного кровоподтека на лице, она чувствовала себя прекрасно. Ей очень хотелось домой, чтобы увидеть Питера, которого Норман вчера забрал из больницы, после того как врач осмотрел его и нашел абсолютно здоровым.

Фрэнсис бросила взгляд на цветы. В нагретом воздухе комнаты их аромат становился просто удушающим.

– Дороти, пожалуйста, оставь только лилии и азалии, а все остальные цветы унеси из комнаты, – попросила Фрэнсис.

– Я сейчас пришлю кого-нибудь, миссис Феллоус. Боюсь, у меня нет времени сделать это самой, – ответила медсестра.

Как только Фрэнсис осталась одна, она собрала все карточки, присланные вместе с цветами, и вынесла все это буйное великолепие в коридор, аккуратно расставив цветы вдоль стены. Вернувшись в комнату, она лишь успела расправить лилии и азалии, красовавшиеся на столе, как послышался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть врач, Фрэнсис быстро нырнула в постель.

– Войдите, – крикнула она.

Дверь отворилась, и вошел Норман. Он поцеловал жену, а затем протянул ей огромный букет роз.

– Рад видеть, что тебе лучше. Вчера ты страшно напугала меня, – с нежностью в голосе сказал он.

– А ты заставляешь меня чувствовать себя кинозвездой, присылая эти восхитительные букеты цветов, – улыбнулась Фрэнсис.

– Да, я видел целую оранжерею в коридоре, – рассмеялся Норман. – Все страшно беспокоятся о тебе.

Фрэнсис протянула мужу розы.

– Будь добр, дорогой, поставь их вместе с остальными. Азалии прислали Мейджоры, и я подумала, что тебе будет приятно видеть эти цветы.

– С любовью от Джона и Нормы, – громко прочитал он, разглядывая пышный букет. – Не всякий может позволить себе купить цветы на Даунинг-стрит, – после небольшой паузы прибавил он.

Еще много лет назад Фрэнсис заметила, что общественное положение было в некотором роде самым важным для ее мужа, с годами эта слабость стала проявляться все более отчетливо.

– Как Питер? – спросила она, делая вид, что не обратила внимания на его замечание.

– Очень хорошо. Евгения продолжает его баловать, а я собираюсь уже завтра отправить его в школу. Если ты не хочешь, чтобы он зря болтался дома, я могу заехать за ним по дороге в Свентон и отвезти его в школу прямо сейчас.