— И что же это такое, что под силу только мне?

— Вы можете спасти мне жизнь, — ответила Мисани. Эту реплику она берегла на крайний случай. И прием сработал.

— Как? — спросил Чиен. Наконец-то он готов был ее выслушать.

— Мне нужно, чтобы вы передали мое послание Бэраку Зану ту Икэти.

Чиен с подозрением посмотрел на нее.

— Бэраку Зану, который сейчас осаждает город?

— Ему самому.

— Продолжайте.

— Вы должны попросить о встрече наедине. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что я здесь. Если вы это допустите, люди моего отца будут дожидаться меня у ворот Зилы.

— А что я должен ему сказать?

Мисани опустила голову.

— Скажите, что у меня есть новости о его дочери. Что она жива и здорова. И что я знаю, где ее искать.

Глаза Чиена сузились.

— У Бэрака Зана нет дочери.

— Есть, — спокойно возразила Мисани.

Чиен несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом отвернулся.

— Как я могу оставить вас здесь? — Этот вопрос он задавал скорее себе, нежели ей. — Под стенами города — армия, готовая к штурму, а Зилу защищают крестьяне и торговцы!

— Я знаю, Чиен, ваша честь требует, чтобы вы остались здесь и защищали меня. Но если вы покинете Зилу и передадите Бэраку мое сообщение, то окажете мне услугу неизмеримо большую. Это все, о чем я вас прошу. Остальное сделает Бэрак Зан.

— Госпожа Мисани… — простонал Чиен. — Я не могу.

— Чиен, для меня это — шанс выжить при осаде. — Мисани подошла к его кровати и посмотрела на него умоляюще. — Мне известно, кто послал вас, Чиен. Она взяла с вас клятву, что вы не скажете мне, так? Моя мать…

Чиен постарался скрыть свою реакцию, но Мисани имела большой опыт в такого рода делах. Искорка в его глазах поведала ей обо всем.

— Я не прошу вас нарушать клятву. — Мисани села на край постели. — Должно быть, она узнала, что я отплыла из Ханзина в Охамбу. Мне остается лишь благодарить судьбу за то, что это ее люди заметили меня, а не люди моего отца. В тот месяц, что я провела в плавании, она с вами связалась. Подозреваю, что с помощью ткача, но, скорее всего, не того, кто служит моей семье. Она попросила вас защитить меня от отца.

Мисани почувствовала, что из глаз ее вот-вот потекут слезы, но сдержала их. Ее мама, тихая, забытая всеми, вела всю эту закулисную игру, чтобы защитить дочь. О боги, что, если Аван об этом узнает? Что же будет с Мураки?

Чиен смотрел на нее, не произнося ни слова.

— Она пообещала вам свободу. Ваша мать была рыбачкой на корабле моего отца. За ее брак с вашим отцом семье вашей пришлось заплатить высокую цену. Вы добровольно ограничили себя взятыми обязательствами, которые не позволяли вам выйти на первое место в морской торговле. Если вы выплатите этот долг, то уже не будете обязаны предлагать лучшую цену и лучшие корабли моей семье. Вы приберете к рукам всю торговлю Сарамира с Охамбой. — Мисани пристально на него посмотрела, словно ища подтверждения своим словам, хотя на самом деле была уверена в своей правоте. Все детали головоломки наконец-то сошлись. — Ради этого, ради свободы своей семьи, вы бы рискнули многим. И моя мать вам ее предложила. Только у нее и у Авана есть право разорвать соглашение. И она сделает это, чего бы оно ей ни стоило, если вы убережете меня в моих странствиях.

Чиен потупился. Ему хотелось спросить, как она узнала. Но задать вопрос — значит признать ее правоту.

Мисани не хотела мучить его. Все это время она пыталась понять, что ему от нее нужно, но никогда не подозревала, что дела обстоят именно так.

— Есть еще кое-что, — мягко сказала Мисани, откидывая тугие косы за спину. — Моя мать дала вам знак — на случай, если нельзя будет убедить меня иначе. Она знала, насколько я подозрительна. Это — колыбельная, которую она сама написала. Мать пела ее мне, когда я была совсем маленькой. Слов ее не знал никто, кроме нас двоих. — Мисани поднялась. Теперь она стояла спиной к Чиену. — Вчера в бреду вы пели ее.

Чиен очень долго молчал, прежде чем задать вопрос.

— Если я сделаю то, о чем вы меня просите, вы скажете ей, что я выполнил свое обещание?

— Да, клянусь вам, — ответила она, не поворачиваясь. — Вы вели себя честно. Простите, что не доверяла вам.

— Я выполню вашу просьбу.

— Спасибо. За все. — С этими словами она вышла из комнаты.

Прощаться не стали. Чиена вынесли через ворота к ожидающей армии. Мисани не видела этого. Она стояла одна, повернувшись спиной к окну.

Потом она предложила себя Баккаре, и они торопливо сошлись в его комнате.

Мисани вряд ли смогла бы объяснить, что подтолкнуло ее к этому. Обычно она так не поступала. Следовало подождать, выбрать нужный момент. Ее тянуло к нему, и Мисани чувствовала, что и он ощущает нечто подобное. Но это ни на что особенно не влияло. Политика для Мисани всегда была важнее. Она знала, что ей выгодно быть на его стороне, и уже убедилась, что Кседжен имеет репутацию лидера, но таковым не является, а Баккара на эту роль подходит гораздо лучше. Ей было хорошо известно, какую власть может женщина получить над мужчиной, даже если он видит в ней только любопытное и приятное развлечение.

И было кое-что еще, что подтолкнуло ее к нему, почему она отбросила осторожность и бросилась в омут наслаждения. Она и не подозревала, что способна испытывать такую боль, какие причинила ей история с Чиеном. Внутри будто открылась невыносимая, пульсирующая пустота, и Мисани любой ценой хотела от нее избавиться. Мать незаметно вмешалась в ее жизнь, и это напомнило Мисани, как она одинока, скольким она пожертвовала, выступив против отца. Но не время и не место горевать. Слишком многое поставлено на кон.

Она не обманывала себя надеждой, что сладостные спазмы навсегда заглушат боль, но верила, что хотя бы на время перестанет ее ощущать.

Потом она лежала рядом с солдатом и касалась крохотной ладошкой его покрытой шрамами груди, гладила кончиками пальцев жесткие волоски. Он обнимал ее одной рукой, и от этого она казалась себе совсем маленькой. Хотя Мисани была угловатой и тоненькой, рядом с ним она чувствовала себя мягкой. Она уже почти забыла, что такое тепло мужского тела.

— Ты не веришь, что Кседжену это под силу, так? — тихо сказала она. Это было утверждение.

— М-м-м?.. — сонно пробормотал он.

— Ты не веришь, что он может организовать оборону и победить.

Он раздраженно вздохнул, все еще не раскрывая глаз.

— Я в этом не уверен.

— Тогда почему…

— Ты собираешься всю ночь задавать мне вопросы?

— Пока не получу ответы, — улыбнулась она.

Баккара застонал и чуть-чуть повернулся, оказавшись с ней лицом к лицу. Мисани легонько поцеловала его в губы.

— Кошмар каждого мужчины. Женщина, которая не умолкает даже в постели.

— Мне всего лишь любопытно, каковы мои шансы выжить в ситуации, в которую ты меня впутал. Почему ты вообще здесь?

Баккара лениво перебирал жесткими пальцами ее разметавшиеся по подушке волосы.

— Я из Новых Земель. Когда был молодым, там много воевали: распри торговцев, споры из-за земли… Я был простым парнем, бедным, трудолюбивым, сильным и очень злым. Лучшее, на что я мог рассчитывать, это стать солдатом. Поэтому я вступил в ополчение Марка, крохотное деревенское войско. Я хорошо себя показал, и меня призвали в армию. Мы победили в нескольких сражениях… О боги, мне самому скучно от этих рассказов.

Мисани рассмеялась.

— Продолжай.

— Я лучше кое-что пропущу. Много, много лет спустя я дослужился до генерала в армии дома Амаха — на другой стороне материка. Я был наемником. Господина по крови у меня не было: мой Бэрак умудрился погибнуть, и семью его тоже вырезали. Пять лет назад я воевал под стенами Аксеками.

Мисани напряглась.

— Не беспокойся, — хохотнул он. — Я не виню тебя в том, что сделал твой отец. Тем более — после того, как Кседжен рассказал мне о ваших отношениях. — Улыбка на его губах поблекла, и он вновь стал серьезным. — Я знал многих, погибших в этой битве. Мне повезло, что выбрался живым из той заварушки. — Баккара немного помолчал, а потом продолжил, и в тоне его слышалось смирение. — Такова солдатская доля. Твои друзья умирают. Кто-то побеждает, кто-то терпит поражение. Для своих людей и для себя я делаю все, что могу, но, в конечном счете, я — всего-навсего боевая единица. Одна из тысяч. Я — мускул. И есть мозг, который управляет мной и другими такими же, как я. Люди повыше нас затевают бойни вроде этой. Сонмага — идиот, а твой отец — расчетливый предатель. И из-за них обоих погибло очень много народу.