— Так это вы меня защищали? — промурлыкала Мисани. — Меня почти убили, Чиен. Думаю, вы простите, что это несколько поколебало веру в вас.

Чиен выглядел уязвленным.

— Я стыжусь этого. Не того, о чем вы подумали, госпожа Мисани. Я не издевался над вами и не предавал вас. Я старался защитить вас, но мне не удалось.

Мисани смерила купца холодным взглядом. Его объяснение казалось ей неправдоподобным. Но она не могла понять, почему он не расправился с ней до сих пор, если собирался, а если нет, то зачем приложил столько усилий, чтобы выручить ее. Убил ли он своих людей? Это, конечно, мог быть обманный ход, чтобы завоевать ее доверие. Будучи при дворе, Мисани видела интриги похитрее. Но что ему давал такой поворот дел? Она решила прямо спросить, почему он ее оберегал. Скорее всего, Чиен солжет, но нужно время, чтобы понять, чем она может быть ему полезна. Во всяком случае, в политике она сейчас бессильна…

— Я не говорил вам раньше, потому что вы бы от меня сбежали и попали бы в лапы ваших врагов.

Мисани уже догадалась об этом. Еще она поняла, почему злоумышленники сначала старались выкрасть ее, а потом убить. Приказ им отдали простой: если возможно — живую, если нужно — мертвую. Безжалостность отца не очень ее удивила.

Чиен пристально смотрел на нее. Его резкие черты в неярком свете казались еще резче. Половина бритой головы оставалась в тени.

— Госпожа Мисани, можете мне верить, можете не верить, но я собирался рассказать вам все утром, чтобы отговорить от отъезда. Я, кажется, опоздал. Люди вашего отца нашли вас и едва не лишили жизни. — Он приблизился к ней. — Но если есть что-то, что я могу сделать во искупление своей вины, только скажите.

Мисани посмотрела на него долгим взглядом. Она ему поверила, но это не значило, что она ему доверяла. Заключил он сделку с ее отцом или нет, было что-то, что она могла ему дать, но сама об этом не знала. Объяснения Чиена ничего для нее не прояснили, по это такое, изощренная ловушка или нечто совсем неожиданное? Правду ли говорил он о людях ее отца?

Не важно. Она у него в руках. Но он ей нужен.

— Отвезите меня на юг, — проговорила Мисани.

Провал оживился в предвкушении праздника. После полудня нагретые солнцем улочки заполонили гуляки. Утренние ритуалы выполнены, кушанья для дневной трапезы приготовлены и съедены. Сытые, веселые и уже захмелевшие люди высыпали на улицы. В крупных городах ночью будут запускать фейерверки, но здесь, в Провале, слишком опасно выдавать свое присутствие такими развлечениями. И все равно зажгутся костры, люди соберутся на вечерний, всеобщий пир, и веселье продолжится до утра.

Эстивальная неделя началась.

В сарамирском календаре она представляла собой крупнейшее событие: прощание с летом, праздник урожая. Возраст в Сарамире считали по урожаям, а не по датам рождения, а потому сегодня все стали на год старше. В последний день Эстивальной недели все ритуально попрощаются с летом, и на рассвете следующего дня начнется осень.

Три жреца разных культов утром совершили большой обряд в долине. Вероисповедание не имело никакого значения сегодня, потому что во время Эстивальной недели благодарили всех богов и духов — за простые радости и красоту природы. Люди Сарамира чувствовали особую связь с природой, всегда ощущали величие континента, ставшего их домом. Сарамирцы выбирали себе конфессию по вкусу, ходили в храмы и молились так часто, как им диктовала совесть, но даже самые нерелигиозные люди не рискнули бы пропустить обязательные праздники вроде Эстивальной недели. В этом году празднование сбора урожая не обошлось без горькой иронии, но все печали мира не могли омрачить радостного возбуждения от начала гуляний.

Как и утренний обряд, дневной пир был традиционным, однако набор блюд варьировался от края к краю. Поставщики Провала сбились с ног, выполняя в этом месяце самые разные заказы. Они привозили газелевых ящериц из пустыни Чом Рин, лапинт из Новых земель, рыбу-змею из озера Ксемит, тенеягоды, кокомак, солнечный корень, вина, водку и экзотические напитки. Один раз в году каждый имел право есть именно то, что любит больше всего. Многие обедали с семьями, кто-то — с друзьями, и честь приготовления праздничных блюд выпадала лучшему кулинару. В этот день дарили маленькие подарки, клятвы верности между парами обретали новую силу, иногда семьи давали друг другу обещания.

На дне долины шли бурные приготовления: ставили столы, шатры, укладывали циновки для грандиозного ночного пира, сооружали костры, развешивали знамена и возводили сцену. Но по краю долины удвоили караулы, и стражники бдительно наблюдали за Разломом. Ни один из них сегодня не рискнет улизнуть с поста.

Кайку и Люция шли по улочкам, покрытым коркой засохшей грязи. Они направлялись на один из верхних уровней города — тут люди толпились не так плотно. Несколько лоточников торговали ленточками, значками, серпантином, калеными орехами, и к ним время от времени подходили распевающие песни горожане. Большинство же людей либо пробиралось вниз, туда, где гуляла основная масса народу, либо шло оттуда. Парочка брела медленно. Заэлис продемонстрировал чудеса кулинарного искусства, и в животе до сих пор ощущалась приятная сытость. Они праздновали вместе с Джугаем и другими товарищами. Кайлин нигде не нашли, Сарана и Тсату вообще не видели со дня их приезда. Никто особенно не обеспокоился их судьбой, хотя Кайку и ловила себя на том, что то и дело смотрит на дверь, ожидая, что через нее вот-вот войдет высокий, подтянутый кураалец. Но она подозревала, что Эстивальная неделя — не праздник для него и ткиурати.

День выдался теплым. Все беды и несчастья потонули в атмосфере простой человеческой радости. Кайку постаралась сохранить это ощущение, и поэтому поспешила покинуть общество прежде, чем разговор зашел о серьезных вещах. Люцию она позвала с собой. Позже, вне всякого сомнения, Люция присоединится к своим ровесникам. Несмотря на спокойный и несколько даже замкнутый характер, она притягивала к себе людей и пользовалась большой популярностью среди девушек своего возраста.

Но сейчас она составила Кайку отличную компанию. Чудесный ребенок. Кайку не могла представить, что бы она делала, если бы… если…

Люция перехватила полный обожания взгляд Кайку и улыбнулась.

— Не нужно волноваться. Я просто упала в обморок.

— Ты упала в обморок на два дня! — ответила Кайку. О боги, на два дня! Когда Кайку узнала о странном разговоре Люции с речными духами, то чуть с ума не сошла от беспокойства. Сейчас она успокоилась только потому, что Люция полностью оправилась и чувствовала себя хорошо. Кайку отказывалась думать, какими ужасными последствиями грозит проникновение в непознанное. Слава богам, с ней, кажется, уже все хорошо.

— Что-то ужасное… — Люция не сказала ничего, что пролило бы свет на причины ее обморока. — Что-то ужасное произошло на реке. И духам это не понравилось. Поэтому мне стало плохо.

— Пожалуйста, побереги себя, — попросила Кайку. — Ты еще маленькая. У тебя впереди куча времени, чтобы выяснить, что тебе по силам, а что нет.

— Мне сегодня четырнадцать! — наигранно запротестовала Люция. — Не такая уж я и маленькая…

Они подошли к мосту, который соединял два уровня, красиво изгибаясь над крышами нижнего плато. Кайку и Люция остановились, опершись на парапет и глядя на долину, что раскинулась внизу. Вся пестрота Провала открывалась их глазам. Ветер доносил снизу громкие крики гуляющих. Несколько человек, расположившихся на крышах, помахали им руками. Солнце светило на безоблачном небе — ни намека на то, что лето кончается.

— Ты все еще волнуешься, — заметила Люция, искоса глядя на подругу. От этой поразительно проницательной малышки никакую правду не скроешь.

— Меня беспокоит то, что сказал Заэлис, — объяснила Кайку.

Люция немного погрустнела. Она поняла, что имела в виду Кайку. Заэлис сегодня поднял тост за выздоровление Люции и спросил, когда она готова продолжить разговор с духами. Кайку вспылила и отрезала, что Люция не инструмент, который можно оттачивать до тех пор, пока она не будет достаточно полезна для борьбы с врагом. Девочка уже перенесла травму, природу которой никто не понял. И пусть Заэлис даже не думает о том, чтобы подтолкнуть Люцию к следующему шагу. Над столом повисла напряженная тишина. Джугай удачно пошутил и разрядил обстановку, и больше Кайку и Заэлис не возвращались к этому разговору. Кайку понимала, что повела себя как перестраховщица, но она до сих пор злилась, что о внезапной болезни Люции ей сообщили только после собрания. И она все еще волновалась за нее.