— Юноша, как тебя зовут?

— Паша.

— Ах! — вскрикнула Земфира и поцеловала Пашу. Сладок был ее поцелуй.

Удивился Паша:

— За что?

— Долг платежом красен. Однажды мне приснился сон, будто меня похитили дикие разбойники. Увезли в пустыню и сказали: «Рахат-лукум мы ели, халву ели, а земфиру нет. Съедим ее!» Мимо проезжал турецкий паша. Услышал речи разбойников и чуть с верблюда от смеха не упал. Паша объяснил им: «Земфира — женское имя, а сладость называется зефиром».

Вынул из седельной сумки кулек зефира и дал разбойникам попробовать по штучке. Они еще попросили, а он кулек за спину спрятал: «Я вам весь кулек отдам, а вы мне за это отдайте девушку». Отвез меня домой и на прощание трижды поцеловал. Проснувшись, я поклялась вернуть эти поцелуи первому встречному паше…

Принцесса посмотрела на красивого юношу и поспешила сказать:

— Нет, я забыла. Он меня сто раз поцеловал. Так что я должна тебе еще девяносто девять поцелуев.

На шестьдесят шестом поцелуе распахнулась дверь, и в спальню ворвался разъяренный отец принцессы:

— О дочь моя! Что за мешок стоит под твоим окном? Я споткнулся об него в темноте, — падишах потер ушибленную ногу. — И кто этот юноша?

Принцесса потупила глаза:

— Это Паша.

А Паша сказал:

— Это мой мешок. В мешке золото. А Земфира должна мне еще тридцать четыре поцелуя.

Принцесса топнула ногой:

— Нет, тридцать восемь! Ты неправильно считал. Сначала я целовала вполсилы. И вообще мы сбились со счета. А когда сбиваются, то начинают сначала.

Падишах попятился к двери:

— Ухожу, ухожу!

Наступила ночь. Падишах считал под окном золотые монеты:

— Триста шестьдесят пять, триста шестьдесят шесть…

Паша вел счет поцелуям:

— Триста шестьдесят семь, триста шестьдесят восемь…

А на черном бархате небосвода одна за другой загорались звезды: триста шестьдесят девятая, триста семидесятая…

Жил некогда на берегу Хуанхэ старик по фамилии Ша. У него было три сына: Лю, Ван и Па. Однажды посадил старик сыновей в джонку, отвез на середину реки и сказал:

— Сыновья, я вас сейчас буду учить плавать.

Столкнул старик в реку старшего сына. Побарахтался Лю и поплыл.

Столкнул старик среднего сына. Побарахтался Ван и чуть не утонул.

Пришлось отцу его спасать, в чувство приводить. Когда Ван очухался, отец его снова столкнул. Побарахтался Ван и тоже кое-как поплыл.

Настала очередь младшего сына. Полетел он в воду и сразу пошел ко дну. Прошла минута, вторая, третья. Забеспокоился отец. Набрал побольше воздуха и нырнул на самую глубину. И что же он видит?! Ползает младший сын на четвереньках по дну, песок разгребает, а в руках у него полным-полно золотых монет.

Вспомнил старик: несколько лет назад на этом месте затонула большая купеческая джонка; тюки с шелком удалось выловить, а золото кануло в реке. Старик указал сыну пальцем вверх, дескать, всплывай. Па открыл широко рот и сказал:

— Сейчас, отец. Найду еще монетку и поднимусь.

У старика от удивления глаза на лоб полезли.

Так Па и не научился по-настоящему плавать.

На следующий день сыновей ожидало новое испытание — отец привел во двор молодого жеребца, на котором они должны были по очереди скакать.

Лю удержался в седле ровно пять минут. Ван — вдвое меньше. А младший брат скорчил перед мордой коня такую жуткую гримасу, что жеребец взвился на дыбы и умчался, не разбирая дороги. Еле поймали. Старик махнул на сына рукой:

— Наездника из тебя не получится.

На третий день отец поставил в рисовом поле мишень из соломы и велел сыновьям учиться стрелять из лука.

Лю поразил цель с первого раза.

Ван — со второго.

А все три стрелы Па улетели в кусты.

Стали старшие братья над младшим насмехаться, неумехой называть, и Лю в шутку пустил в него стрелу. В полете стрела повернула в сторону и угодила отцу в лоб. Еще хорошо, что она была с резиновой присоской на конце. А вскоре крестьяне наткнулись в кустах на бездыханное тело кровожадного тигра-людоеда. Стрелы Па попали ему прямо в сердце. Этот тигр уже давно наводил страх на людей, и за его шкуру император обещал заплатить золотом.

Па взвалил шкуру на плечи и отправился в Пекин за наградой.

Дворец императора был окружен высоким бамбуковым забором. Па шел вдоль забора и вдруг услышал чье-то прекрасное пение. Па нашел в заборе щель и просунул в нее голову. Видит — гуляет среди цветов девушка необычайной красоты.

Па окликнул ее:

— Эй, ты кто?

— Ксю Минь — дочь императора. А ты кто будешь?

— Па Ша. Я случайно убил тигра-людоеда и пришел к императору за наградой.

— Покажи шкуру, — попросила Ксю.

Юноша показал.

— Ой, какой страшный! — девушка закрыла лицо руками.

Когда она убрала руки, Па уже стоял рядом. Глянула Ксю Минь на юношу своими глубокими, как осенняя вода, очами, и Па потерял голову.

— Не надо мне никакого золота! Можно я тебя разок поцелую?

Ксю пожала плечами:

— Целуй. Меня еще никто не целовал.

Он поцеловал.

— Ой, как приятно! — воскликнула Ксю Минь. — Целуй еще!

На тридцать третьем поцелуе в сад ворвалась охрана дворца во главе с самим императором.

— Как ты посмел дотронуться до моей дочери! — вскричал разгневанный император.

Па заковали в цепи и посадили в самое глубокое и темное подземелье. После ужина узнику зачитали приговор: на утренней заре, когда распустятся лотосы, его отвезут далеко в море, привяжут к ногам тяжелый камень и утопят.

Па попросил у тюремщиков бумагу, тушь и кисточку и написал императору стихотворное послание, в котором честно признался, что вода ему ни капельки не страшна, и описал случай на Хуанхэ. Стихи императору понравились, но он все равно не поверил. Юношу бросили в море. Па спокойно освободился от камня и всплыл.

На следующее утро Па вывели за городские ворота. Там четверо конюхов удерживали на месте полудикую кобылицу. Па должны были привязать к ее хвосту и выпустить кобылицу в чистое поле.

Па рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, — сказал император хмуро.

— Сейчас увидите, — пообещал юноша.

Он показал кобылице рожу: растянул пальцами рот, сощурил глаз, выпучил другой и прорычал: «Хэ!» Испуганное животное разбросало конюхов и умчалось вдаль. Император попрощался с Па:

— До завтра.

Назавтра они встретились на главной площади столицы. Па привязали к столбу. Напротив выстроилась дюжина лучников.

— Какая твоя последняя просьба? — спросил император.

— Не стреляйте в меня — вам же хуже будет.

— Это почему? Объясни, пожалуйста.

Па поведал ему, как стрела брата свернула и попала отцу в лоб.

— А если стрелы ваших лучников тоже полетят не туда, куда они нацелены?!

Император задумался: кому охота стать мишенью для дюжины стрел.

Его размышления прервал пронзительный крик:

— Отец!

Толпа придворных расступилась, и к императору подлетела Ксю Минь.

В гневе она была еще прекрасней.

— Отец! Тридцать три поцелуя — это тьфу, кот наплакал! Хочу тысячу поцелуев! Он убил ужасного тигра! Это так приятно!

Император растерялся:

— Какой кот? Кто убил тигра? Ничего не понимаю!

— Отец, тебе и не надо ничего понимать, — Ксю быстро развязала Па и за руку потащила с площади.

Император прокричал ему вслед:

— Ты правда убил тигра?

— Да.

— Мне понравились твои стихи! — сообщил император.

— Спасибо, — ответил Па.

— Тебе нравится Ксю? — спросил император.

— Очень…

В замужестве императорская дочь стала зваться по-иному: была Ксю Минь, стала Ксю Ша. Тут и сказка вся.