А ты говоришь, ставить в угол непедагогично. Еще как педагогично!

— Папа, ты болел гриппом, когда был школьником?

— Да, я в школьные годы переболел всеми на свете гриппами! У тебя грипп А — сейчас в Москве этот вирус ходит. Есть еще гриппы Б, В, Г, Д. От Д — человек дурнеет, от Г — глупеет, от В — волосеет и становится похожим на обезьяну, от Б — начинает буянить: бить бокалы и бодать бабушек.

— А почему грипп А? От какого слова?

— Обыкновенный — он же самый безвредный.

— Папа, но обыкновенный пишется через «о»!

— А кто недавно в диктанте написал «абыкновенный варабей»?

— Ну, папа, это когда было… Рассказывай дальше.

— Кроме того, имеются гриппы с географическими названиями: сингапурский, испанский, гонконгский. У меня они плавно переходили один в другой: температура спадет, а через день снова ка-ак подскочит! Врачи только успевали градусники ставить да за малиной в лес ходить. Наберут малины — ягодка себе в рот, ягодка в кузовок — и кормят, чтобы пропотел. Пот лил ручьями! А с ним наружу выходили вирусы. Гриппологи подцепляли их пинцетами и раскладывали по пробиркам. Специалист по «испанке» соберет полную пробирку и улетит к себе в Испанию, чтобы там их под микроскопом изучать. Угадай, каким гриппом занимался врач, который увозил пробирки на станцию метро «Беговая», в Боткинскую больницу?

— Гриппом Б?

— Конечно. У моей постели пересидели все светила гриппологии. Откроешь глаза: негр в белом халате. Снова очнешься — индеец, на голове перья, в руке стетоскоп: «Дышите, вождь Сопливый Нос. Не дышите, вождь Громовой Кашель». А медсестры варили на веранде малиновое варенье и гоняли полотенцами ос. Когда я наконец поправился, доктора съехались со всего мира. Собрались у нас в саду — мама накрыла им в беседке стол — и за чаем с вареньем сочинили толстую, как кирпич, книгу про грипп. Ты эту книгу видела. Она где-то на полке стоит. Там мухомор на обложке нарисован. Художник думал, что книга про грибы.

— А температура у тебя, папа, была высокая?

— О, еще какая! Приходилось три градусника связывать, чтобы измерить. Это было очень неудобно: градусники скользкие, все время развязывались. Потом догадались одолжить метровый градусник у сталеваров.

— А сталь очень горячая, когда ее варят, да?

— Конечно. Градусов шестьсот тридцать семь или даже шестьсот тридцать восемь.

— И стеклянный градусник такую температуру выдерживает?

— Нет, лопается. Но сталевары все равно меряют.

— А в школе ты отставал, когда болел?

— Еще бы! Помню, прогрипповал неделю в четвертом классе. Так писать разучился, алфавит и таблицу умножения забыл, буквы М и Ж путал и ко всем в классе приставал с шариковой ручкой: «Это что, одноразовый шприц или дирижерская палочка?»

— Это было после гриппа Г?

— Почему? Ах да! Конечно.

— А догонял потом?

— Разумеется. Однажды в восьмом классе провалялся в гриппе целую четверть и так по учебе соскучился, что за несколько дней проштудировал все учебники за восьмой класс и взялся за остальные. Мама только успевала новые учебники покупать: за девятый класс, за десятый, за одиннадцатый, за двенадцатый.

— А разве у вас было двенадцать классов?

— Нет, одиннадцать. Мы сами удивились, откуда такой учебник взялся? После восьмого класса были экзамены. Я их сдал блестяще! Как сейчас помню, по географии достался билет: «История Англии». Начал с каменного века. Только дошел до бронзового, как экзаменаторы остановили: «Спасибо, хватит». Я говорю: «Как хватит?! Я же еще сотой доли не рассказал!» И продолжил. Учитель физкультуры меня из класса тянул — не вытянул. Пришлось вызвать наряд милиции. Взяли меня под локотки: «Пройдемте!» — и довели до самого дома. По дороге я им про викингов рассказывал, как эти морские разбойники хотели Англию захватить. При расставании один из милиционеров произнес задумчиво: «Какая интересная страна…» Вскоре этот сержант уволился из милиции и поступил в институт международных отношений. Сейчас он наш посол в Англии. А тогда директор школы не знал, что со мной делать: перевести в девятый класс или сразу в одиннадцатый.

— Папа, но я видела твой аттестат за восьмой класс: там даже была одна тройка!

— Тройка? А, так это по поведению! На экзамене я заразился гриппом Б и бодал «ботаничку» — учительницу по ботанике.

— Папа, а правда, что от гриппа иногда умирают?

— Да. Я тоже однажды чуть не умер. Мама сказала: «У ребенка нормальная комнатная температура». Папа закричал: «Комнатная температура бывает только у трупа! Ты что, умирать собрался?! Если хоть раз умрешь, я тебе покажу!» Я испугался и не умер.

— А папа у тебя был строгий?

— Очень. Прямо как я.

— Хи-хи-хи!

— Что тут смешного?! Да, я строгий, а ты несерьезная! Я волнуюсь, мама места себе не находит — ночью с дивана чуть не упала, — а ты хихикаешь. Чтоб завтра же выздоровела! Ясно?

— Папа, в моем возрасте ты боялся темноты?

— Я всего боялся: и темноты, и света… Когда меня утром будили и зажигали в комнате свет, я кричал: «Ой, боюсь! Выключите! Я посплю еще пять минуточек». А вечером кричал из постели: «Ой, боюсь! Не выключайте свет! Я еще почитаю пять минут».

— А чего ты боялся больше, темноты или света?

— Одинаково. Но больше всего я боялся двоек. Когда учительница поставила мне в дневник первую двойку, я спрятался под парту и завопил на весь класс: «А-а-а! Мне страшно! Зачеркните немедленно эту гадину!» Учительница спросила: «Почему?» Я объяснил: «Да потому, что двойка похожа на змею с поднятой головой! Однажды в детстве я несся сломя голову по цветущему лугу и провалился в старый сухой колодец. А в колодце было полным-полно змей. С тех пор я боюсь всего, что похоже на змей. Пожалуйста, поставьте тройку! Тройки похожи на чаек, а я люблю бегать по берегу моря и бросать чайкам хлебные крошки». Учительница исправила отметку, а на следующий день забыла про вчерашнее и опять вкатила мне пару. На этот раз я вылез из-под парты только после того, как двойка превратилась в пятерку с плюсом.

— Разве пятерка тоже похожа на чайку?

— Нет. Зато ее хвостик напоминает развевающийся первомайский флажок. «Миру — мир!», «Мир! Труд! Май!»

— А почему с плюсом?

— Тогда я мечтал о складном швейцарском ножике. А какой значок стоит на этих ножах?! Плюс. У Швейцарии такой флаг: белый крест на красном фоне.

— И больше тебе двоек не ставили?

— Нет.

— Ага, папочка, теперь мне ясно, что означает твоя тройка по английскому за одиннадцатый класс!

— Дочка, ты ошибаешься! Это твердая тройка! Ю андестенд ми?

— Понимаю. Чего ты еще боялся?

— Больше ничего. Только темноты, света и двоек. Даже циклопа не боялся.

— Циклопа?! Это же сказка!

— Для кого сказка, а для меня сама жизнь. Однажды в пятилетнем возрасте я копался в песочнице и выкопал пластмассовой лопаткой длинный-предлинный подземный ход.

— Под землей было темно?

— Разумеется.

— И ты не боялся темноты?

— Так у меня с собой был фонарик: китайский, с двумя батарейками. Копал я, значит, копал и докопался до какого-то небольшого острова в Средиземном море. Знаешь, как я догадался, что это Средиземное море?

Выбрался из подземного хода, огляделся — там земля и там земля, а СРЕДИ ЗЕМЛИ море. Как оно может называться? СРЕДИЗЕМНОЕ, не иначе. А посреди острова была скала, а в той скале — пещера, темная-претемная! Я вошел в нее и затрясся от страха.

— Но у тебя лее был фонарик?

— Фонарик остался в подземном ходу — я же не знал про пещеру. А в этой пещере жил циклоп.

— Одноглазый?

— Да. Глаз у него, как и положено у циклопов, находился на лбу.

На других островах Средиземного моря циклопы давно вымерли, а этот сохранился. Там из скалы вытекает источник с минеральной водой, а в той воде очень много ВИТАминов. Знаешь, как переводится латинское слово «вита»?