— Да, это не балкон, а какая-то военная база… — хмуро повторила Ксения Александровна.

Приподняв телефонный провод и перебирая его в руках, она добралась до палатки связистов. Велела им позвонить в Главный штаб и попросить к телефону военного министра.

Военный министр взял трубку, выслушал Ксению Александровну и гаркнул:

— Быть такого не может!

Вскоре под окнами дома взвизгнули тормоза черного бронированного лимузина.

Министр осмотрел балкон в бинокль и задумчиво произнес:

— Да-а…

Ксения Александровна не поняла, что он хотел этим сказать, и спросила:

— Так это балкон или военная база?!

Министр почесал в затылке:

— Балкон, разумеется, но…

В глазах Ксении Александровны сверкнули молнии:

— Никаких «но»! К обеду балкон должен быть очищен!

— Есть! — выпалил министр, вытянув руки по швам.

Сердце Ксении Александровны смягчилось:

— Вы хотите есть? Прошу к столу — самовар еще горячий…

К середине дня балкон опустел. С площади перед домом разошлись последние зеваки, наблюдавшие вывод войск. В ушах перестало звенеть от грохота военного оркестра, провожавшего солдат по домам. В эти минуты они уже толпились у железнодорожных касс, выделяясь среди других военных своими новенькими рыжими чемоданами — подарком военного министра.

Ксения Александровна тоже не поскупилась — вручила каждому по шоколадной медали в золотой обертке.

Стоя на пороге, она по-хозяйски оглядела балкон, подняла обгоревшую спичку — единственное, что осталось от солдатской курилки.

Вот этого-то делать и не стоило.

Я не хочу сказать, что спичку надо было выбросить на улицу, за шиворот прохожим. Нет, зря Ксения Александровна подняла эту спичку. Лежала она себе, никому не мешала, много места не занимала. Стоило жб ее убрать, как балкон сделался таким легким, что тут же взлетел. Ксения Александровна и ахнуть не успела, как он превратился в темную точку и растаял в голубом небе.

Так они и остались без балкона. Где он теперь, в каких высях — одному Богу известно.

Маша делала уроки, и домовые Нюхля и Дрюхля, чтобы ей не мешать, вышли на балкон.

А балкона-то не было! Улетел балкон. Но об этом никто, кроме Ксении Александровны, не знал, а она убежала по делам и даже записки не оставила.

И домовые рухнули с восьмого этажа.

Услышав их крики, Маша выскочила следом и тоже свалилась.

Тем временем Борис Михайлович шел с работы, но до дома еще не дошел, поэтому поймать их никак не мог.

А внизу улицу мел дворник. И был этот дворник ростом с колокольню, а метла у него была — с телеграфный столб. Улицу он мел в рабочем синем халате, а халат был такого размера, что на его пошив ушло три катушки ниток. Дворник имел привычку носить руки в карманах, поэтому карманы халата были растянуты и оттопырены. В них-то Машенька с друзьями и попала: она — в нагрудный, домовые — в боковые карманы. А дворник и не заметил. Подмел улицу и зашел в подворотню, а там разбойники:

— Скидывай халат, а то метлу поломаем!

Забрали халат и подались в Хиву — там халаты в большой цене: хороший халат на стадо верблюдов обменять можно.

Приехали, выложили товар… и затих шумный восточный базар — никто такого большого халата прежде не видывал.

А дворник табак в карманы насыпал, чтобы моль не завелась. Нанюхались Машенька и домовые табачку и чихать начали. Тут-то их разбойники и сцапали и прямиком потащили на невольничий рынок, в неволю продавать.

К этому времени терпение Машиных родителей лопнуло:

— Сколько можно ждать?! Где Маша? Где домовые? Куда они могли уйти?

Ксения Александровна выкатила на середину комнаты глобус. Борис Михайлович взял бумагу, карандаш, циркуль. Подсчитали, измерили. Получилось, что дальше Хивы они уйти не могли. Стали родители в дорогу собираться.

Ксения Александровна позвонила военному министру и велела немедля привезти самый сильный морской бинокль.

— Бинокли у нас никудышные, слабенькие, с ними только в театр ходить, — сказал министр. — Но есть у меня дома одна старинная подзорная труба. Увеличивает аж в семьдесят семь раз!

— А если в нее с другого конца посмотреть? — спросила Ксения Александровна.

— Во столько же раз уменьшает.

— Годится! Везите!

Навела Ксения Александровна подзорную трубу на мужа и удивилась:

— Ах, какой ты маленький!

Борис Михайлович тоже ахнул, еле разглядел ее в подзорную трубу.

В таком виде они взобрались на глобус и что было сил помчались в сторону Хивы. Перешагивали через параллели и меридианы, переходили вброд голубые реки и синие озера. И еле успели — цена за Машу и домовых поднялась на невольничьем рынке до двух мешков золота. Еще минута, и зарплаты Бориса Михайловича — в этот день он получил зарплату — не хватило бы, чтобы выкупить Машеньку и домовых из рабства.

То-то было радости, когда они оказались вместе!

Но счастье переменчиво. На обратном пути в пустыне они чуть-чуть не попались той самой шайке, которая раздела дворника. Разбойники были хитрые и жадные — хотели догнать и захватить Машу и домовых и снова продать их. Но Борис Михайлович вовремя заметил погоню и не растерялся: вывернул свой портфель наизнанку, влез в него и, оскалившись, бросился на разбойников — а портфель был из крокодиловой кожи… У разбойников от страха ноги отнялись, и удирать им пришлось на руках, как цирковым акробатам.

Но Борису Михайловичу, да и всем остальным тоже было несладко — они очень устали, их мучила жажда. А ведь до дома еще идти и идти. Но вот вдали среди песчаных барханов показалась какая-то точка. Она росла и росла и превратилась в дом, где они жили.

Когда улетел балкон, дом не очень переживал — есть же на свете дома без балконов, но с пропажей домовых он уже смириться не мог — какой же дом без домовых! И, снявшись с места, отправился по следам Бориса Михайловича и Ксении Александровны.

Радостно сверкая окнами, кивая на ходу башенкой со шпилем, дом приблизился и замер перед ними. Осталось лишь подняться на крыльцо, открыть тяжелую дверь и войти.

К ужину дом вернулся на прежнее место и стоит там по сей день. И живут в нем на восьмом этаже Ксения Александровна, Борис Михайлович, Машенька и домовые Нюхля и Дрюхля. Живут, горя не знают. Вот только балкон у них улетел.

Жил некогда в Стамбуле мальчик по имени Паша.

Подрос Паша и сказал родителям:

— Схожу-ка я за три моря, на мир посмотрю.

Собрался и пошел. День шел, два шел. На третий день потемнело небо — прилетела громадная птица Рух. Клювом загнутым защелкала, когтями острыми замахала.

Присел Паша, голову руками закрыл.

Спросила птица:

— Юноша, как тебя зовут?

— Паша.

Птица достала из-под крыла большой мешок и уронила к ногам Паши:

— Это тебе.

А в мешке золото было.

Удивился Паша:

— За что?

— Долг платежом красен. Много лет назад один турецкий паша спас мне жизнь. Я тогда только-только из яйца вылупилась и летать еще не умела. Поймали меня охотники и обрадовались: «Поджарим птичку на обед!» А этот паша мимо на верблюде проезжал. Сказал им: «Знаете, что с вами потом случится? РУХнете как подкошенные. Это же птенец РУХ».

Охотники испугались: «А мы не знали. Заберите от нас эту кошмарную птицу». Он выпустил меня на волю: поставил в чистом поле и ногой поддал. После того я поклялась отблагодарить первого встречного пашу.

Попробовал Паша мешок приподнять — с места не сдвинул.

Птица его научила:

— Обхвати мешок руками, а я тебе помогу.

Паша послушался. Птица пнула его своей огромной ногой — и юноша полетел в небо, только ветер в ушах засвистел.

Перелетел через три моря и шлепнулся под окном белоснежного дворца. Забрался Паша на мешок и заглянул в окно. То была спальня луноликой принцессы Земфиры. Принцесса заплетала перед зеркалом косы. Увидала в зеркале лицо неизвестного мужчины и за кинжал схватилась. Наставила на Пашу кинжал и спросила: