Литмир - Электронная Библиотека

— То есть он слишком сыт, чтобы прикончить меня?

— Скажем, ты достоин его более пристального внимания, — ухмылка Гаала напоминала оскал. — Но думаю, очень скоро Повелитель окажет тебе особую честь, — князь издевательски поклонился. — А сейчас ты можешь быть свободен, в пределах замка, конечно. Ингун! Проводи Тариэля и возвращайся, тут нужно немного прибрать. — Он небрежно кивнул в сторону кровавых останков.

Глава XVI

На сей раз у Тариэля не было ни единого шанса освободиться — Гаал предусмотрел любые неожиданности, велев поместить его в одной из комнат, лишенных даже окон, и приставив надежную охрану из числа своих слуг, предупрежденных об особой опасности и ценности пленника. Возможно, с каждым из них по отдельности Тариэль бы и мог справиться, даже наверняка. Но их было пятеро, отлично вооруженных, и пытаться противостоять им было бы сущим безумием. А никаких иных выходов из помещения ему обнаружить не удалось, так что о побеге нечего было даже мечтать. Тариэля охватило отчаяние и ощущение собственного полнейшего бессилия. До предела взвинченные увиденным кошмаром нервы не в состоянии были выдержать большего. В его голове отчетливо, как наяву, продолжали звучать нечеловеческие вопли несчастных жертв, а чудовищные картины собственной скорой мучительной смерти были такими яркими, словно он уже был брошен на растерзание Вундворму. Если Гаал рассчитывал, что за эту ночь Тариэль повредится рассудком, то был весьма близок к цели. Тиариец сейчас в последнюю очередь походил на героя. Пережитое потрясение было столь велико, что Тариэль попросту разрыдался. Правда, этого никто не мог слышать, потому что он все же старался не издавать звуков, но слезы лились сами собой и не желали останавливаться. На его памяти такое случалось с ним всего дважды в жизни — в день, когда он осознал, что все, кого он любил, мертвы. И — когда Конан один, без пего, покинул Халогу. Но то было уже очень давно.

Благодатный дар богов человеку — способность выплеснуть свои чувства в слезах, — наверное, только и позволил Тариэлю сохранить здравый смысл. Потому что, когда слезы кончились, он почувствовал облегчение, вновь обретая способность мыслить спокойно и разумно, преодолев панику. Что бы ни утверждал Гаал относительно неуязвимости Вундворма, ему, Тариэлю, не раз и не два приходилось выходить на бой с противниками, казавшимися несокрушимыми, точно крепостные стены, и несравнимо превосходящими его в росте и весе. Правда, это тоже было давно, однако в прошедшие со времен его гладиаторских поединков годы Тариэль никогда не переставал тренироваться с мечом, ножом и луком. Ежедневные тренировки были для него столь же само собой разумеющимся, как еда и сон. Как дыхание. Если по какой-то причине Тариэль на несколько дней прекращал их, он чувствовал себя больным, упражняясь, он испытывал настоящее наслаждение и радость, так что совершенно не воспринимал свои занятия как некую тягостную обязанность. И хотя сейчас он был уже далеко не юношей, но сохранил отличную, завидную форму, силу и свою знаменитую пластичность. Поэтому схватки с человеком — любым человеком — Тариэль не боялся, уверенный в своих возможностях. Но Вундворм человеком не был. Он являлся хищником, монстром сочетающим в себе качества и повадки кошки и змеи, двух самых ловких, коварных и опасных существ, какие только есть на земле, поэтому действовать следовало только наверняка. У Тариэля был шанс нанести один удар, всего один и если он не окажется смертельным, всему конец; реакция и скорость Вундворма очевидно несравнимы с человеческими, а если помножить это на гигантские размеры и силу… Тариэль судорожно вздохнул. Он видел, как именно гадина предпочитает убивать — все-таки, несмотря на ужас и панику, некоторая часть сознания графа была привычно сосредоточена на наблюдении за "Повелителем" как за будущим противником, и он понял, что первым делом Вундворм бросается человеку в лицо и вырывает глаза, а потом душит, обвиваясь вокруг тела, ломая ребра и позвоночник. Надо позволить ему напасть первым и принять на острие меча, вспоров глотку. Ну и что с того, что до сих пор это никому не удавалось? Значит, он, Тариэль, будет первым.

Надо отдать должное безумному князю — с Тариэлем обращались куда лучше, чем обыкновенно поступают с пленником, не отказывая ни в изысканной пище, ни в каких угодно дорогих напитках, которые тот желал получить. И точно так же, стоило ему высказать такую волю, в место его заточения тут же доставили листы идеально выделанного пергамена. Тариэль так увлекся, живо представляя себе возможные варианты развития событий в битве с Вундвормом, что почти бессознательно принялся изображать их на пергамене в виде маленьких, следующих один за другим набросков, так, чтобы последний из них непременно оказывался сценой победы (разумеется, собственной), а проклятый Вундворм, соответственно, издыхал в луже крови. Это занятие оказалось равно захватывающим и полезным. Теперь Тариэлю было, по крайней мере, понятно, как он станет действовать в случае необходимости, и страх сменился спокойной собранностью. Внутренне он был полностью готов принять бой и победить.

Оставалось лишь дождаться, когда Гаал явится за ним и скажет, что время пришло.

Граф не мог знать, что всякий раз, когда он наносит воображаемый удар мечом на пергаменте, его будущий противник начинает яростно выть и извиваться, словно эти удары достигают цели. Тариэль уже занес руку, чтобы добавить последний завершающий штрих, но тут ему стало не до занятий искусством. Дверь распахнулась, и он, к своему безмерному изумлению, увидел Конана в сопровождении Гаала.

— Не входи! — крикнул Тариэль, но было поздно: киммериец уже переступил порог, и проклятая дверь тут же наглухо захлопнулась за ним.

— О, боги, — простонал Тариэль, — Конан, неужели ты еще больший дурак, чем я сам?!..

— Я тоже рад тебя видеть, — хмуро пошутил варвар. — Хочешь сказать, что теперь мы оба в ловушке?

* * *

События, предшествующие появлению Конана в замке князя Гаала, развивались следующим образом.

Не успел он покинуть Райбера и Джахель, еще раздумывая о том, что следует предпринять дальше, как киммерийцу повезло; он заметил нескольких мужчин, увлеченных игрой в кости, и узнал одного из них: Ингун, тот самый парень, который говорил с ним и Тариэлем! Варвар подошел ближе.

— Ну-ка, дайте и мне попытать счастья.

Ингун неохотно отвлекся от своего занятия — судя по выражению блестящего от обильного пота лица, удача как раз шла к нему в руки, — вскинул глаза на нового участника игры и тут же заметно насторожился.

— Кажется, мы знакомы?

— Точно, — подтвердил Конан. — Не ты ли предлагал моему приятелю изготовить медальон с твоим портретом?

— Да, я, — не стал отрицать Ингун, — только твой приятель так больше и не объявился. Наверное, получил более выгодный заказ.

— Вот мерзавец, — покачал головой Конан. — Я как раз его разыскиваю. Он мне должен порядочно денег, а сам куда-то пропал. Если честно, он вообще оставил меня без гроша. Мы условились о встрече, но этот негодяй не явился, и теперь я просто себе не представляю, как быть. Разве что в игре нынче повезете, но рассчитывать на это, сам знаешь…

— Сочувствую, — ухмыльнулся Ингун. — Но помочь ничем не могу. Говорю же, я его с тех пор не видел.

Врет, понял Конан. Хотя и весьма уверенно. Он знает, где сейчас Тариэль и что с ним.

— Почему-то мне кажется, что можешь, — возразил киммериец. — Если и не в поисках моего… приятеля, то хотя бы в том, чтобы свести меня с князем Гаалом. У меня есть кое-что, способное его заинтересовать как собирателя редкостей. Если сделка состоится, то я смогу поправить свое положение, и ты получишь неплохую выгоду, не сомневайся.

— Что за вещь? — спросил Ингун. — Покажи мне, и я скажу, нужна ли она князю.

— Э, нет, я намерен говорить только с ним, — сказал варвар. — Показывать ничего не стану. Могу только намекнуть, что речь идет о древнем барахском стеклянном кубке, считавшемся безнадежно исчезнувшим, но мне удалось его раздобыть. Увы, вещь хотя и стоит баснословных денег, но я, обладая ею, рискую просто умереть с голоду, если не найду достойного покупателя. Диатрета, — понизив голос, уточнил он. — Знаешь, что это такое? Апогей мастерства древних стеклорезов. Эти предметы еще называют клеточными кубками, потому что вырезанные на их поверхности фигурки как бы связаны невидимой сетью или находятся в невидимой клетке.

40
{"b":"129690","o":1}