Он не договорил, потому что в это время во двор, причитая, выбежал хозяин таверны.

— Кто, ну кто мне заплатит за этот погром? — фальцетом вопил он, хватаясь за голову. — Где проклятый мерзавец, который его учинил?!

Мгновенно оценив ситуацию, Конан приложил палец к губам.

— Тихо, — произнес он. — Сматываемся.

Это было проще сказать, чем осуществить. Тот, кого киммериец назвал Тариэлем, был явно не способен передвигаться без посторонней помощи и все время норовил снова упасть. Между тем хозяин таверны приближался быстро и с видом весьма решительным. Несмотря на высокий голос, это был крупный детина, ростом равный Конану, и явно не из слабаков.

— Не лезь, — крикнул ему Тариэль. — Не лезь, собака, ноги выдерну, к Нергалу!

— Я сам тебе сейчас кое-что выдерну, — пригрозил тот, ничуть не испугавшись. — Или плати, или немедленно позову стражу, посидишь в камере, разом мозги на место встанут!

— Ну, все, — заявил Тариэль, отталкивая Конана, который являлся его живой опорой, и, естественно, тут же не удержал равновесия и оказался на земле.

— Сколько он должен? — спросил киммериец, рассчитывая избежать драки — он был нынче не в настроении кого-то калечить.

— Больше, чем ты думаешь, — огрызнулся хозяин таверны, хотя и по-прежнему грозно, но все же с чуть изменившейся интонацией, видимо, решая для себя непростой вопрос, то ли пустить в ход кулаки, то ли миром добиться возмещения ущерба.

— Этого хватит? — Конан бросил ему несколько золотых монет, и пока тот их подбирал и пересчитывал, взвалил слабо сопротивляющегося Тариэля на плечо и пошагал прочь.

— Пусти, — сказал Тариэль, — я сам могу идти…

— Заткнись, — бросил варвар. — Видел я, что ты можешь. Куда тебя «проводить»?

Вероятно, весьма неудобное положение вниз головой способствовало тому, что переполненный вином желудок Тариэля взбунтовался, возжелав немедленно возвратить все выпитое и съеденное обратно, — Конан едва успел сбросить старого знакомого с себя и поставить на землю, как того мучительно вырвало. После чего Тариэль стал соображать чуть яснее.

— Я тут рядом… — Он неопределенно махнул рукой. — Поможешь? Ты хороший парень, я тебя люблю. Пошли, с женой познакомлю… с Д-да-рой…

Конан вспомнил об оставленном в одиночестве Райбере и заколебался, впрочем ненадолго. Мальчик, должно быть, давно спит, измотанный долгим переходом, он сыт, в тепле и в безопасности, из запертой комнаты никуда не денется, и туда вряд ли войдет кто-либо посторонний. Поэтому ему ничто не мешает принять приглашение. Кроме того, Тариэль без него просто никуда не доберется.

— Пошли, — решительно согласился варвар, закидывая руку Тариэля себе на плечо, — давай, перебирай ногами. Я же не знаю, куда идти.

Довольно быстро они добрались до нужного места — богатого особняка с высокой чугунной оградой, в которой, по счастью, имелись незапертые ворота — в них Конан и вошел, направляясь к дверям. Словно заметив его или услышав шаги, навстречу выбежала женщина; в густых вечерних сумерках Конан поначалу не разглядел ее черт, определив только, что она небольшого роста и очень стройная. Ни слова не говоря, она подхватила Тариэля с другой стороны и вдвоем с Конаном препроводила его в дом.

— Ты — Дара? — полуутвердительно сказал киммериец, переступив порог и освободившись от своего полуживого груза, передавая Тариэля на попечение подоспевших слуг.

— Да, я, — женщина подняла голову и изучающе посмотрела на него. — Спасибо тебе.

Конан на миг замер, когда ее невозможные, огромные, глубокие глаза цвета дикого меда встретились с его собственными. В них была вся любовь и вся мудрость мира, словно этой женщине уже очень много лет; и в то же время она показалась ему совсем молодой, почти девочкой, хрупкой и тоненькой, хотя он только что имел возможность убедиться, что она довольно-таки сильная.

— Спасибо, — повторила она, прерывая затянувшееся молчание. — Я рада видеть тебя, Конан. Тариэль столько рассказывал о тебе! Идем, я распоряжусь, чтобы тебя накормили и показали, где ты сможешь отдохнуть — ты видно, голоден и устал после дороги.

— Так он помнит меня? — удивился варвар, хотя ничего особенного в этом не было: он и сам сразу узнал Тариэля.

— Конечно. Черноволосый киммерийский медведь с сапфировыми глазами. — Дара улыбнулась, и эта доверчивая улыбка осветила ее лицо, словно луч солнца; у Конана замерло сердце. — Перепутать невозможно. А теперь извини, я на время тебя оставлю, присоединюсь к трапезе попозже. Конгур! — позвала она.

На зов явился мальчик лет четырнадцати. В том, что это сын Дары и Тариэля, сомнений не было — он был очень похож на обоих родителей.

— Конгур, дитя, — ласково сказала Дара, — займись нашим гостем, мне надо подняться и посмотреть, как там отец.

— Буду рад сделать это, — серьезно кивнул мальчик. — Пойдем, господин. Как мне тебя называть

— Это Конан из Киммерии, — представила гостя Дара. — Очень достойный человек и давний друг твоего отца. А где Джахель?

— С Элаем, — отозвался Конгур, — я только что видел ее, когда зашел показать свои эскизы.

— Хорошо, — кивнула Дара, — так я ненадолго оставлю вас.

Стол был накрыт на четверых, видно, здесь ожидали непутевого главу семейства, и Конгур охотно составил компанию Конану, который лишь сейчас почувствовал, до какой степени голоден. Он обратил внимание на то, что в доме Тариэля в основном питаются дарами моря — всевозможной прекрасно приготовленной рыбой и прочими, с его точки зрения, сомнительными вещами, однако киммериец не привык воротить нос от какой угодно еды и принялся за нее с нескрываемым удовольствием.

— Отцу нравятся все эти морские твари, — сообщил Конгур с чуть заметным налетом осуждения.

— А тебе нет.

— Почему. Мне тоже. Мне не нравится только, что я опять сегодня… — мальчик не стал продолжать, и так было ясно, что он имеет в виду — А вы давно с ним знакомы?

— Зим двадцать назад, парень, мы вместе сражались в Халоге, — объяснил Конан. — Ты знаешь, что твой отец был гладиатором? Он был тогда примерно твоего возраста, разве что чуть постарше, а бился славно, ничего не скажу. Наверное, и тебя научил кое-чему?

— Немного, — сказал мальчик. — Я не люблю драться. Я художник.

— О, — неопределенно произнес киммериец. — И как, получается?

— Да, наверное. Если мне доверено расписывать купол храма богини Нат, значит, учитель верит в мои силы. Я ученик мастера Тарса, — с гордостью добавил Конгур.

— Извини, не слыхал, — признался Конан, весьма разочаровав его своим вопиющим невежеством, хотя Конгур постарался из вежливости этого не показать. — Ну, я вообще далек от этих дел, — продолжал северянин, — видишь ли, искусство совсем не моя стезя. Мне, конечно, не все равно, красиво или безобразно то, что я вижу, но мне как-то больше по душе вещи, от которых есть польза. Например, хорошо иметь клинок с красивой рукоятью, но если он не закален по всем правилам, какой в нем прок? Богатая инкрустация не влияет на победу или поражение и поможет спасти свою жизнь.

— Она сама по себе может быть победой или поражением, — отозвался Конгур. — Ты ценишь силу мастерски нанесенного удара, но поверь, что прекрасное тоже может обладать своею силой.

— Кто тебя научил этому? Мастер Таре? — поинтересовался Конан, подивившись быстроте и уверенности ответа.

— Нет. Мой отец, — твердо сказал мальчик. — Он умеет ценить очень разные вещи.

— О да, — подтвердила подошедшая Дара. — Тариэль способен на многое. Вижу, вы уже познакомились поближе? Что же, Конгур, я знаю, что ты спешишь; можешь идти.

— Мне надо закончить эскиз, — проговорил мальчик, срываясь с места.

— Только не изнуряй себя, работая над ним до рассвета, дорогой, — вслед ему попросила Дара.

— Наверное, я пойду, — сказал Конан, тоже поднимаясь. — Меня ждут. Благодарю тебя.

— Подожди, — остановила его Дара. — Где ты остановился?

— В «Золотом соколе», а что?

— Ужасное место! — заметала она. — Возможно, ты согласишься провести ночь здесь? У нас огромный дом, места хватит.