Во дворе возле дома Артура стоял гомон: целая бригада ребятишек ударными темпами строила крепость из снежных блоков. Крепость обещала получиться красивой и грозной: с толстыми стенами, зубцами и двумя угловыми башнями. Одну из этих башен строители и возводили в данный момент. Майя засмотрелась, на минуту отключившись от насущных (криминальных) переживаний и вернувшись в собственное счастливое детство: у них с Ромушкой, Севой и Ритой была такая же крепость. Ну разве что поскромнее размерами. Крепость, которая за одно воскресное утро успевала десяток раз перейти из рук в руки, и Майин синий шарфик, привязанный к палке, то реял впереди атакующих, то взмывал над ледяной стеной — он тоже был бойцом, ее шарфик, и возвращался домой, овеянный славой и насквозь промокший, как и его хозяйка…
Пацаненок лет десяти — курносый, большеглазый, в бордовом китайском пуховичке — задрал голову и прокричал:
— Гри-и-шка! Чего дома сидишь, выходи!
— Иду! — отозвались из форточки на четвертом этаже. — Только валенки надену…
Майя поднялась по лестнице и позвонила в дверь. Открыл Артур, одетый по-домашнему, в клетчатую ковбойку и старенькие вытертые джинсы, но все равно, даже в этом наряде, удивительно элегантный. Улыбнулся, прижал Майю к себе, прошептал на ухо: «С Новым годом!», увлек в гостиную, к накрытому столу… Бывшие учитель и ученица, бывшие любовники — а ведь не все умерло, вдруг подумала она, его влечет ко мне, как и раньше… А меня к нему? Майя прислушалась к собственному сердцу: нет, меня сейчас волнует совсем другое. И пришла я сюда с иной целью: разобраться в своих подозрениях, попробовать… ну, если не найти разгадку (не все так просто и быстро), то хотя бы чуть-чуть приблизиться к ней.
Гриша топтался в прихожей, натягивая валенки. Майя присела перед ним на корточки и протянула купленную в киоске игрушку.
— Поздравляю, малыш. Расти большой.
Мальчик посмотрел на подарок без всякого интереса, но взял, вежливо сказал: «Спасибо», на минуту скрылся в комнате и вышел обратно.
— Пап, я к ребятам.
— Иди, — разрешил Артур. — Только смотри, от дома ни на шаг!
— Ага!
Майя почувствовала некую уязвленность. А впрочем, чего ты ожидала, возразила она себе. Ясно же было сказано: Бэтмена мы уже не хотим, а хотим машину со светофором…
— Ты собиралась о чем-то с ним поговорить? — вдруг спросил Артур, разливая по бокалам шампанское.
— Сама не знаю, — честно сказала она. — Тебе не кажется, что он что-то скрывает?
— Да ну. Опять ты за старое.
— Извини. — Она задумчиво посмотрела сквозь бокал, снова на краткий миг захваченная прошлым: мерцающие свечи в канделябре, «Золотистый ликер», белая скатерть на сдвинутых вместе партах, глаза Романа в осаде черных ресниц, под черными сросшимися бровями… Кто бы мог предположить, что невинный новогодний вечер в невинной близости от школьного музея закончится так ужасно…
— Ты сомневаешься в виновности Гоца?
Помнится, Лика Бродникова совсем недавно задала ей тот же вопрос. И, помнится, не получила вразумительного ответа.
— Сомневаюсь? Почти нет, но… остались неясности. Следователь сказал, что целью преступника был поджог музея, а охранник погиб как свидетель.
— И что?
— Зачем директору школы идти таким сложным путем? Он мог украсть ключ или подобрать отмычку… Да просто подойти к Роману и попросить. Почему он этого не сделал? Боялся навлечь на себя какие-то там подозрения? Подозрения в чем? Пусть даже в его прошлом было нечто темное и постыдное — тайна, которую он берег…
— Берег — да не сберег, — заметил Артур. — Знаешь, если хорошо постараться, то на любого можно найти компромат. И на меня, и на тебя в том числе. Но ведь мы с тобой не рвемся заседать в Думе. Вот и сообрази, сколько у нас остается подозреваемых.
Майя глотнула шампанского, поставила бокал, отрешенно прислушалась к шуму на улице: тот самый мальчишка в китайском пуховичке опять кого-то окликал:
— Ну скоро ты?!
— Разорались на весь двор, — послышался скандальный женский голос. — Людям в законный выходной покоя нет…
Накрытый тяжелой бархатной скатертью стол был придвинут к окну — надо думать, чтобы освободить пространство посреди комнаты («Лерка с Гришей вчера развлекались, — пояснил Артур. — Железную дорогу строили»), и это позволяло Майе праздно созерцать окружающий пейзаж. Три громадные девятиэтажки в форме буквы «П», кусочек улицы в просвете между ними, аккуратные кустики аллеи, полускрытая за деревьями легковушка (что-то знакомое… или почудилось?), снежный городок и раскрасневшаяся малышня…
Майя перевела взгляд на Артура и подумала: а он прав. Коли принять за основу его критерий, то подозреваемых можно пересчитать по пальцам…
Точнее, по двум пальцам.
Василий Евгеньевич Гоц и Всеволод Георгиевич Бродников. Два гладиатора на предвыборной арене (нет, не ассоциируются они с гладиаторами — скорее с двумя скандалящими покупателями в очереди). Двое, из которых остаться должен только один. Двое, для которых вся эта свистопляска вокруг школьного музея может иметь хоть какой-то смысл, учитывая грядущий и так и не состоявшийся визит телевизионщиков…
— Нет, это глупо, — вырвалось у Майи.
— Что именно?
— Подозревать Севу, — ответила она и, окончательно наплевав на логику, добавила: — Мы с ним дружим с самого детства, они с Риткой — практически моя семья, ближе у меня никого нет…
— А я, значит, не в счет? — тихо спросил Артур, пристально рассматривая елку в потушенных огнях.
— Я не то хотела сказать. Просто… Не могу представить, как Севка крадется по темному коридору и впрыскивает бензин сквозь замочную скважину. А уж тем более — бьет по голове охранника. Можешь сколько угодно смеяться, но он… Он не вписывается в эту картину.
— Тоже мне аргумент.
— Ну извини. — Майя нахмурилась, размышляя. — Все это отдает чем-то ненормальным.
— То есть действовал психопат?
— Сева вполне здоров.
— А школьный директор?
— Откуда мне знать? Следователь высказал предположение, что Гоц имел в своем прошлом (не обязательно в своем) какую-то постыдную тайну. К примеру (я фантазирую), его дедушка выдал врагам подполье…
— Чушь, — отрезал Артур. — Открой любую газету, почитай: половина мэров, губернаторов, депутатов — бывшие клиенты «Матросской тишины».
— А вторая половина?
— Вторая половина досиживает срок. В сравнении с ними Гоца вполне можно причислить к лику святых. — Он внимательно посмотрел на Майю, вяло жующую салат. — Ладно, это версия следователя. А что думаешь ты?
Майя смутилась.
— Дурацкая мысль… Но вдруг эта тайна касается его болезни? Я имею в виду какое-то психическое расстройство. Или наркотическую зависимость.
— Вот как?
— Некоторые признаки есть. Келли замечала… Впрочем, мы с ней не специалисты.
— Дела. — Он покачал головой. — Надо Леру с Гришей убирать из этой школы.
— Так ведь ничего не доказано!
— А если совсем не докажут? Опознание сорвалось, теперь против Гоца ничего нет.
— Коли он в самом деле наркоман — докажут, — уверенно произнесла Майя.
Артур усмехнулся, снова наполнил бокалы.
— Что-то мы с тобой не о том. Новый год все-таки.
— Правда. — Майя огляделась вокруг, будто очнулась. — Между прочим, я здесь впервые.
Они оба рассмеялись своему открытию.
— Действительно, впервые… И как тебе?
— Мило, — оценила она. — Хотя и тесновато.
Артур развел руками:
— Что поделаешь. Старую квартиру после развода пришлось разменять.
— А где она сейчас? Я имею в виду, твоя бывшая жена.
Он пожал плечами:
— Она даже адреса не оставила — просто собрала вещички и укатила с одним типом. Кажется, в Ригу, но я не уверен.
— Ты мне не говорил. А кто он?
— Какой-то параноик-правозащитник. Знаешь, из тех, кто обожает приковывать себя наручниками к оградам посольств. Или издавать революционные брошюрки в собственном особняке.
Майя медленно поднялась из-за стола, прошлась по гостиной, бессознательно разглядывая обстановку. Да, вкусы Артура кардинально изменились. Если прежнее его жилище вызывало в памяти классический нью-йоркский пентхауз (виденный, конечно, по телевизору, а не живьем), то новое представляло собой некий гибрид детского сада и школы в условиях малогабаритной квартиры. Здешнее царство целиком принадлежало Грише и Лере, в которых Артур души не чаял. Царство, наполненное целомудренной лечебной косметикой («У Лерки прыщи, врач сказал, подростковое, скоро пройдет, но она ужасно переживает, вот и покупаю ей специальные кремы…»), учебниками вперемешку с комиксами и глянцевыми иллюстрированными журналами (Майя заглянула в один из них — ну ничего ж себе…), кодаковскими фотками с дней рождения, видеокассетами, модными и недешевыми шмотками и обувью — поскромнее, правда, чем гардероб Ритки и Лики Бродниковых, но все же, все же… Разрозненные наборы солдатиков и военной техники, детали конструктора и целый плюшевый зверинец… Майя подумала вдруг, что Артур, наверное, поставил зкс-супруге ультиматум при разводе: делай что хочешь, но дети останутся со мной. Та, судя по всему, не слишком возражала: ее новый избранник вряд ли обрадовался бы такой досадной помехе для своей правозащитной деятельности…