Карнавальный костюм.

Шуба, шапка, валенки, накладная борода — пожалуй, если сложить, набьется целый абалаковский рюкзак.

Майя снова попыталась сосредоточиться, возвращаясь в новогодний вечер, в вавилонское столпотворение из принцев, павлинов, снежинок-пушинок-балеринок, двух Дам Пик, четырех Царевен-лягушек, одного Домино (Келли) и одного гнома (Гриши). При массе сумок, пакетов, рюкзачков (один такой болтался за плечами Вали Савичевой, но он был явно мал для шубы и валенок).

— Значит, Гоц имел в своем прошлом…

— Беда только в том, — сказал Николай Николаевич, — что Роман не обращался к нему с просьбой предоставить что-нибудь в качестве экспоната. Гоц ничего не передавал в музей. Так что если в его прошлом и было нечто криминальное (это мы выясним непременно), то ОНО попало в экспозицию другим путем.

— Каким? — тупо спросила Майя.

Колчин пожал плечами:

— У нас есть сорок восемь часов, чтобы узнать.

— И слава богу, — истово пробормотал Артур, когда они втроем — он, Гриша и Майя — вышли из школы на морозный воздух… Хотя — какой там мороз. Так, восьмушка. — Жаль, конечно, что идея насчет опознания провалилась… Ну да этот упырь все равно себя расшифровал (и как его только к детям близко подпустили!). Ничего, теперь его надолго запрут.

— На двое суток, — тихо возразила Майя. — Дальше либо нужно предъявлять обвинение, либо отпускать. Следователь сказал, что, скорее всего, отпустят: улик против него — ни малейших.

Артур нахмурился.

— Как это «ни малейших»? А доблестные органы на что? Пусть ищут.

Он взглянул на семенившего рядом Гришу, потрепал его по плечу и улыбнулся — впервые, кажется, за долгое время.

— Ну вот наконец-то у тебя настоящие каникулы. Если никто не против, предлагаю двинуть в магазин за подарком.

— За каким подарком? — спросил Гриша.

— За Бэтменом. Ты же сам просил…

— Это когда было. Купи мне лучше гонки! Там машинки ездят по трассе со светофором…

Артур крякнул.

— Аппетиты у тебя, однако… С гонками придется подождать, малыш. Может, все же согласишься на Бэтмена?

— Не-а, — отозвался Гриша и помчался вперед по утоптанной дорожке меж деревьев и скамеек-сугробов.

Артур посмотрел ему вслед и вздохнул.

— И ведь не откажешь… Я вообще не могу им ни в чем отказать — ни ему, ни Лерке.

— А что за Бэтмен такой? — спросила Майя.

— Игрушка, — пояснил он. — Пластмассовая фигурка в маске, и к ней куча всяких прибамбасов. Гриша вокруг нее неделю крутился, как кот вокруг сметаны. А теперь — на тебе. Гонки-то дороже раз в десять.

Он помолчал и проговорил после паузы, будто советуясь с самим собой:

— Может, увезти их отсюда подальше?

— Кого?

— Леру с Гришей. Как-то не по себе, знаешь ли, от мысли, что их школьный директор подозревается в убийстве.

Гриша был уже далеко, однако услышал. Резко затормозил ботинками по снегу, подошел и спросил, глядя в упор:

— Куда ты хочешь нас увезти?

— Ну, не увезти, а просто перевести в другую школу. Правда, она чуть дальше от дома — да это не проблема, буду подбрасывать тебя утром на машине, а после уроков — забирать. Как тебе такая идея?

Малыш озадаченно засопел, склонив голову (алый помпон на шапочке клюнул вниз), и буркнул:

— Не хочу.

— Почему?

— Там все другое. Ребята новые и учителя… Не надо нас никуда переводить.

Артур кашлянул.

— Видишь ли… Тут тебе грозит опасность. Я пока не могу объяснить тебе — ты, наверное, и не поймешь…

Гриша подошел к отцу вплотную, запрокинул лицо — глаза были очень серьезны, как, должно быть, и мысль, которую он пытался донести.

— Пап, а если я пообещаю… Ну, дам честное-расчестное слово, что со мной ничего не случится?

— Миленький, да откуда ты можешь знать?…

— Я знаю, — упрямо сказал Гриша.

Майя, до того момента витавшая где-то в высоких сферах, вдруг остановилась. Что-то странное промелькнуло в словах мальчика… Нет, не в словах — скорее в интонации. В абсолютной, железобетонной уверенности — будто он сумел заглянуть в собственное будущее. Говорят, дети способны и не на такое.

Дети способны и не на такое…

Эта мысль гвоздем засела у нее в голове. Она рассеянно наблюдала, как Гриша зачерпнул пригоршню снега, скатал тугой шарик и запустил в дерево. Шлеп! На черном стволе расцвела белая отметина, брызги разлетелись во все стороны фейерверком, прощальным салютом… Да почему вдруг «прощальным»?

Не впадай в паранойю, строго приказала себе Майя. В чем ты его подозреваешь… готова подозревать? В поджоге музея? В том, что он до смерти забил охранника? Не смешно.

Однако упрямая мысль не давала покоя. Только (Майя неожиданно поняла и удивилась) имела она какую-то иную природу. Иной источник, обнаружить который в густых зарослях можно было, лишь забравшись в эти заросли.

Возле Артурова подъезда вышла заминка: в дверном проеме, наглухо перекрывая его, торчала чья-то широкая спина в отвратительно дорогой дубленке, а из недр подъезда слышался утробный собачий вой, местами скатывающийся в инфразвук.

— Я сказал типа «Фу!» в натуре! — заорала спина, теряя терпение.

Вой перешел в рычание. Слышать его было довольно жутко, и Майя невольно попятилась. Однако Гриша бесстрашно проскользнул вперед и объявил:

— Да это Кокос, он не кусается… Здрасьте, дядя Валера!

Спина развернулась и трансформировалась в молодого краснощекого детинушку типично «новорусского» облика («Наш сосед по площадке», — пояснил Артур). Детинушка упорно тянул за поводок, на другом конце которого изо всех сил упирался лапами громадный черный ротвейлер. Майя трусливо хмыкнула: такая зверина действительно может себе позволить не кусаться — заглотит целиком, не жуя, и вся недолга…

— Дохлую кошку учуял, — сердито сказал дядя Валера. — Уж что я с ним только не делал: и бил смертным боем, а он — ни в какую. И что интересно, на живых кошек ноль внимания, только если какая сдохнет…

— Вы бы на него хоть намордник надевали, — поморщился Артур. — Дети кругом…

Детинушка пробормотал под нос нечто вроде «это еще на кого намордник нужно надевать», но собаку придержал, освобождая дорогу.

— Зайдешь? — спросил Артур Майю.

Она вымученно улыбнулась:

— В другой раз. Сегодня я Ритке обещала…

— Тогда до завтра?

— До завтра.

Майя помахала им вслед, проводила глазами Арту-рова соседа с его Кокосом — мечтой эсэсовца и осталась наконец одна, посреди занесенного снегом дворика, в холодных синих сумерках.

Маленький гном в забавном капюшончике упорно стоял перед внутренним взором. Очень взрослые, серьезные глаза и нелепая уверенность в том, что ничего не случится (а может, наоборот, вполне даже «лепая»? Ну нет, паранойе — стоп!).

Игрушечный Бэтмен, страшноватая игрушка в маске с остренькими ушами и — с чем там — крыльями? моторчиком? — за спиной…

«Может, увезти их подальше?»

«Папа, а если я тебе пообещаю… Ну, дам честное-расчестное слово…»

«Слава богу, что Гриша никого не узнал…»

Никого не узнал. Просто вдруг стряхнул с себя задумчивость и улыбнулся — лукавой, слегка насмешливой, почти жестокой улыбкой, и эта улыбка была адресована одному-единственному человеку в карнавальном костюме, в полутьме школьного коридора, где на полу отпечатались белесые лунные квадратики…

— Он узнал, — сказала Майя, обращаясь к утопающим в сугробе тягам-перетягам. — Он узнал, узнал, узнал, черт возьми!…

Дневник

«…Она вошла в террор, будто бросилась с головой в черный омут — вся, душой и телом, отдав себя без остатка. Трудно было ожидать такого от юной девушки — такой самоотдачи, такого горячего стремления идти до конца… Она просилась на самые опасные участки работы, и ее иногда приходилось сдерживать, иначе погибла бы в первые же дни; тогда погибали многие гораздо более опытные. Энтузиазм хорош только при наличии холодного рассудка и трезвой головы бойца, а иначе…