Вот затем, 26 сентября 1931 года, он с разрешения австрийских властей, но в глубокой тайне от публики посетил Вену — и в одиночестве побывал на свежей могиле Гели.[860] Как мы полагаем, тем самым был соблюден ритуал перед ближайшими родственниками.
18 сентября 1932 года, в годовщину смерти Гели, Гитлер, уже германский подданный (с 22 февраля 1932[861]), но «нежелательный иностранец» для австрийских властей, также получил от них соответствующее разрешение и безо всяких публичных аффектаций вновь посетил кладбище в Вене.[862]
Тогда и долгие годы после этого никто, почему-то, не обращал внимание на такое обстоятельство: а как вообще самоубийца могла быть похоронена на католическом кладбище с соблюдением католических обрядов? Ведь это же строжайшим образом запрещено по канонам Католической церкви!
К этому нам предстоит вернуться.
Трагедии Гитлера в связи со смертью его племянницы пытались и тогда, и много позднее придать прямо-таки ритуальный характер.
«Согласно высказываниям слуги Гитлера Краузе[863] фюрер каждый год заходил в комнату Гели, чтобы почтить в ней память своей матери. Но Краузе был всем известен как отъявленный лгун!»[864]
Тем не менее, Гитлер якобы «запретил посещать комнату Гели в своей мюнхенской квартире на Принцрегентплац, 16, кому бы то ни было, кроме себя и экономки Анни Винтер»[865] — но даже эта романтическая подробность является чистейшим враньем.
Просто вскоре после гибели Гели политические события в Германии вступили в решающую фазу: «10.10.1931 г. Г[итлер] был впервые принят президентом П. фон Гинденбургом, ему Г[итлер] не понравился, и встреча завершилась провалом. 11 окт[ября] Г[итлер] принял участие в массовом митинге национальной оппозиции в Бад-Гарцбурге, где также успеха не имел, т. к. фактически отказался вступать в блок с другими правыми объединениями, прежде всего со «Стальным шлемом».»[866]
Здесь, отметим, отчетливо проявилось действие депрессии, охватившей Гитлера после смерти Гели, но еще 24 сентября, в Гамбурге, он пребывал на заметном подъеме!
В связи со всем этим Гитлер в основном переселился в Берлин — в отель «Кайзерхоф», поближе к месторасположению основных органов власти. Отдыхать же он ездил по-прежнему в Оберзальцберг. Мюнхенская квартира осталась на отлете, и понятно, что обстановка в ней не менялась годами. Не исключено, однако, что появление в ней не очень-то и привлекало Адольфа Гитлера!
Тезис Достоевского о том, что убийцу всегда тянет на место преступления, представляется нам самым сомнительным из того, что этот автор насочинял о преступлениях!..
Тем не менее, когда было надо, то и комната Гели использовалась для дела: «Спустя несколько месяцев после трагедии в квартире Гитлера была отпразднована свадьба Генриетты Гоффман с имперским руководителем молодежи Бальдуром фон Ширахом. Для смены нарядов невесте была предоставлена та самая комната, в которой совсем недавно погибла ее подруга».[867]
Да и «в завещании Гитлера от 2 мая 1938 года сказано довольно лаконично: «Обстановка комнаты в моей мюнхенской квартире, в которой жила моя племянница Гели Раубал, должна перейти к моей сестре Ангеле».»[868]
Правы, по всей видимости, те, кто считали: «Больше всего на свете Гитлер любил самого себя /…/. Он опасался, что трагическая смерть племянницы повредит его политической карьере. /…/ именно это беспокоило его больше всего».[869]
Что же касается тех, кого Гитлер любил помимо самого себя, то и среди них Гели занимала далеко не первейшее место.
Жизнь Гитлера, прославившегося в двадцатые годы, была заполнена множеством романов с различными женщинами и девицами, отношения ни с одной из которых не приняли тогда прочного и постоянного характера, что косвенным образом подтверждает мнение об этом Ханфштангля, приведенное выше. Факт, однако, состоит в том, что Гитлеру эти романы приносили несомненно положительные эмоции — иначе таких странных романов и вовсе не было бы.
Почти одновременно со сближением с племянницей, о котором мы уже рассказали, Гитлер завел роман и с еще более юной девицей. «Мария Йозефа Рейтер, которую в семье называли «Мими», родилась 23 декабря 1909 года в Берхтесгадене. Она была младшим ребенком в семье /…/. Семья относилась к сословию мелких буржуа. Отец Карл — по профессии портной — все свое свободное время проводил в кабачке, рассуждая о большой политике. /…/ он был одним из основателей ячейки СДПГ[870] в Берхтесгадене. Мать /…/ была модисткой и содержала /…/ маленький магазинчик текстильных товаров и одежды /…/».[871]
Марии Рейтер «очень нравилась учеба в интернате. Внезапная трагедия в семье нарушила ее учебные планы. У матери Марии обнаружили злокачественную опухоль гортани. /…/ Шестнадцатилетней девушке пришлось примириться со сложившейся ситуацией, полностью посвятив себя домашним делам, уходом за безнадежно больной матерью, состояние которой стремительно ухудшалось. /…/ 11 сентября 1926 года мать Марии умерла».[872]
Вскоре после этого и произошло знакомство Марии Рейтер с Адольфом Гитлером: «Он призвал на помощь весь свой шарм /…/. С сочувствием он осведомился у Марии о болезни ее матери. Он рассказал, как он сам безмерно страдал после смерти своей горячо любимой матери, которая умерла от рака груди, когда Гитлер был еще совсем молодым. Ему казалось невозможным осознать эту потерю. У нее были такие же красивые глаза, как у Марии. И вообще девушка во многом напоминает ему его умершую мать. Затем он предложил сопровождать Марию на могилу ее матери».[873]
Лет сорок тому назад автор этих строк смотрел венгерскую кинокомедию о похождениях брачного афериста; ее герой, знакомясь с очередной жертвой (все женщины были очень непохожи друг на друга!), проникновенно говорил, что ее глаза очень напоминают ему глаза его покойной матушки; действовало это, почему-то, безотказно!.. Следователю, задавшему аферисту вопрос об этом, последний разъяснил, что был сиротой — и никогда не видел своей матери!.. Тогда оставалось лишь посмеяться над этой незатейливой выдумкой сценариста и режиссера!..
Отношения Гитлера с Марией развивались стремительно: «Мария принимала мечтательность «Вольфа»[874] за настоящее предложение руки и сердца».[875]
«Идиллия длилась до лета 1927 года. Затем до Марии дошли слухи, что ее друг находится в Берхтесгадене — а она об этом даже не слышала. /…/ Гитлер стал избегать встреч со своей подругой, намеренно переходил улицу на другую сторону, едва завидев ее, а при случайных встречах. Казалось, не узнавал ее /…/. В отчаянии девушка решила уйти из жизни, из робости она не смогла даже поговорить о своей беде с кем-либо. Она попыталась повеситься на бельевой веревке, привязав ее к ручке окна родного дома. Случайно ее обнаружил зять, спас ее в последний момент и вызвал семейного врача.
Причиной же такого странного поведения Гитлера послужило анонимное письмо, полученное мюнхенским отделением партии /…/. В этом письме председатель НСДАП обвинялся в «развратных действиях в отношении несовершеннолетней». Сексуальному маньяку угрожали заявлением в полицию /…/. Гитлер опасался, что это повредит его репутации, что ему перестанут верить и что это, возможно, приведет к концу его карьеры. Из тюрьмы в Ландсберге его освободили условно-досрочно. Потому он хорошо знал, что ему, как иностранцу, при новом приговоре грозит долгосрочное заключение в тюрьме с последующим выдворением из страны, от которого его не спасут даже его могущественные благотворители, учитывая щекотливый характер правонарушения. «Всего одна неосторожность — и я на шесть лет в тюрьме!»
