И ни у кого не может все получаться!

Зафиксируем достигнутые позиции: в 1902 году у Алоиза и Адольфа был мотив для убийства Иоганна Баптиста Пёльцля; в 1903 году у Алоиза был мотив для убийства Иоганны-старшей, но для Адольфа он был недостаточен; зато у Адольфа был мотив для убийства Вальбурги, а у Алоиза его не было совсем.

В результате возник конфликт, а по мере его развития у Адольфа созрел мотив для убийства Алоиза. Затем у Адольфа возникла принципиальная возможность без помех заняться убийством Вальбурги; после же 1903 года можно было вернуться и к убийству Иоганны-старшей.

Отметим и такой психологический нюанс: нервному и впечатлительному Адольфу было бы некомфортно надолго оставаться без активности после такого неприятного дела, как убийство любимого отца; следовало это чем-то перебить или как бы закусить по-людоедски такую неприятную психологическую трапезу, плохо перевариваемую душой и чреватую неспокойными снами, — вот и Вальбурга вполне могла сгодиться на роль такой закуски, и уже не так важно было, насколько это было выгодным! Попутно возникал мотив настоять на своей правоте в незаконченном споре с отцом — пусть и пост фактум!

Вот и убийство Иоганны-старшей могло оказаться окончательным расчетом во всем этом сюжете: Адольф должен был завершить исходный спор, доказав и себе самому, и покойному отцу, что он вовсе не чрезмерно осторожничал и не отлынивал от неприятной и опасной работы, а просто раньше убивать эту бабушку было не целесообразно, а вот теперь стало целесообразно!

И эта правота в споре была для него, возможно, даже поважнее, чем действительно рациональная необходимость такого убийства в 1906 году: ему требовалось поставить завершающую точку во всем этом деле, дабы не мучиться впредь сомнениями в собственной правоте! Впрочем, к этой ситуации мы еще вернемся.

Возможности же для всех этих убийств у Адольфа в принципе имелись, но мы не знаем деталей, позволяющих однозначно выяснить, были ли эти возможности реализованы на самом деле.

Все эти убийства объединяются и одним общим мотивом: Адольф был очевидным наследником всех умерших — а это вполне весомый и стандартный мотив множества раскрытых и нераскрытых преступлений, совершенных и продолжающих совершаться в мире, управляемом наследственным правом, — и Гитлер тут вовсе не оригинален!

Наши предшественники, тысячи профессиональных историков, славно потрудились, но их интересовали совсем иные подробности жизни и деятельности Гитлера, а интересующих нас подробностей они не припасли для нас в должных объемах и с нужными нюансами. Теперь же объективная ситуация такова, что требуются усилия еще десятков или сотен специалистов, чтобы окончательно разобраться в тех вопросах, которые поставлены в данной книге — если, конечно, это кому-нибудь захочется.

И прежде всего нужны усилия гробокопателей и экспертов по выявлению отравлений мышьяком.

Описания смерти Алоиза Гитлера, приведенные выше, никак не могут вооружить нас критерием для проверки нашей гипотезы: это вовсе не протоколы полицейского типа, позволяющие оценить, похоже ли это на отравление мышьяком.

Нет и медицинского заключения относительно причин смерти Алоиза — оно всем показалось излишним. Понятно, что на окружающих не могла произвести особого впечатления внезапная смерть этого пьянчуги, которому, повторяем, шел уже шестьдесят шестой год, — в кабаках это явление обычное.

Нет и сведений о том, присутствовал ли при смерти отца Адольф Гитлер, про которого, однако, известно, что он продолжал жить в то время в родительском доме: лишь после этого, «весной 1903 г. он переезжает в школьное общежитие в Линц».[634]

В любом варианте никто не смог бы заподозрить Адольфа в отцеубийстве: помимо чудовищности самого такого факта, никому не могли прийти в голову и главные возможные мотивы этого преступления — Алоиз же не был в данный момент основным получателем наследства от отца.

Правы ли мы в своих очередных гнусных подозрениях или нет, но зато понятно, где нужно искать правильный ответ.

Ведь недаром же достопочтенный патер Иоганн Хаудум, бывший однокашник Гитлера, так заботился о том, чтобы могила родителей Гитлера сохранилась «во веки веков» — там-то и находится ответ на вопрос, правы мы или нет.

Разумеется, не будет преувеличением считать, что описанные эпизоды 1902 и 1903 года оказались кульминацией всей жизни Гитлера. Они дают вполне однозначный ключ к пониманию его личности и к пониманию его будущности, равно как и печальной будущности многих миллионов людей.

Можно полагать, что до начала 1902 года Бог еще сохранялся в душе юного Адольфа в каком-то более или менее обычном виде, в каком он существует во множестве душ и других людей. Убийство деда должно было с этим покончить — и для этого было достаточно даже не самого убийства, а намерения к нему.

Ответственность за это убийство, конечно же, должен был принять на себя Алоиз Гитлер — наверняка в той или иной форме он это и сделал, успокаивая Адольфа, а заодно узурпировав, таким образом, место Бога в душе сына — но ненадолго.

Для Адольфа должно было стать невероятным открытием, что такие поступки можно вообще совершать, а потом убедиться и в том, что это и практически возможно — притом совершенно безнаказанно! Но при этом Адольф, в отличие от отца, еще должен был знать, что дед убит почти совсем понапрасну, посольку едва ли он был столь уж существенной помехой к завладению сокровищами! А потому Адольф — не меньший, а по существу — больший виновник в этом убийстве, чем его отец!

Акт отцеубийства стал уже завершением богоборчества в душе Гитлера — отныне он сам стал своим богом, об этом однозначно свидетельствуют все его последующие высказывания и поступки.

Еще совсем юный Гитлер обрел, таким образом, в своих собственных глазах совершенно невероятный демонический статус, возвышавший его над любыми злодеями в человеческом облике — это придавало ему уникальное ощущение собственного превосходства, обеспечивая действительно колоссальное преимущество в любых конфликтах и столкновениях. Он всегда готов был пойти дальше любого своего соратника или соперника; оставалось лишь научиться рационально пользоваться таким преимуществом — и Гитлер почти всю оставшуюся жизнь не старался уклоняться от ситуаций, требовавших проверки всех его внутренних сил, хотя решаться на такие проверки ему иногда бывало очень и очень непросто.

Регулярно самоутверждаясь в своем уникальном статусе, он все выше и выше поднимал его — и в конце концов все остальные, как заявил Геринг, становились пылью под его ногами.

Но для этого они должны были ощущать этот демонический статус Гитлера, признавать его и преклоняться перед ним!

Разумеется, Гитлер не оказывается такой уж совершенно необычайной персоной, невероятным и чудовищным изгоем из всего человеческого рода. Не часто, но подобные возникают — и среди его предков был не один такой.

Не приходится даже сетовать на то, что таких людей допускают до власти в громадных государствах. Как раз среди власть имущих и попадается немалое число подобных типов.

Нам, конечно, ближе отечественные, российские примеры. Не нужно нас при этом подозревать в антипатриотизме — понятно, что в истории Англии и Франции, например, подобное же встречается в неменьшем изобилии.

Итак, хорошо известно, например, что Петр I распорядился убить собственного сына.

Его внук Петр III был убит по распоряжению его собственной жены, Екатерины II, узурпировавшей трон.

Менее популярны сведения об участии в убийстве собственного отца, императора Павла I, его старшего сына — Александра Павловича, ставшего в результате Александром I, хотя в свое время сведения об этом широко прокатились по Европе и аукались русскому царю еще много лет спустя; нам уже случалось об этом писать.[635]