Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Я теперь и сам не знаю. Может быть, они город передвинули?

Незнакомцы, находящиеся поблизости, в своем пыльном мирке, в это время сделали остановку. Из-под деревьев слышались их лающие голоса.

— Надо бежать, Том! Давай-ка двигаться. — Она дернула его за локоть, пытаясь поставить на ноги.

— Погоди. Что-то здесь не сходится. Город… — Он заскользил на качелях, вытаращив глаза и приоткрыв рот. — Дом этот. Крыльцо какое-то подозрительное. Было ведь три ступеньки. А теперь четыре.

— Ничего подобного!

— У меня ноги сразу неладное почуяли. И эти стекла в дверном окошке — синие и красные. А были оранжевые и белые.

Он сделал усталый жест рукой.

— И мостовые, и деревья, и дома. Весь этот чертов город. Не могу его понять.

Вглядевшись повнимательнее, она начала понимать, в чем дело. Кто-то огромной ручищей сгреб весь знакомый город ее детства — церкви, гаражи, окна, крылечки, чердаки, кусты, лужайки, фонарные столбы — и высыпал в плавильную печь, где был такой жар, что все растеклось и покоробилось. Дома либо раздались вширь, став огромными, либо сжались, уменьшившись в размерах, тротуары перекосились, шпили вытянулись. Тот, кто склеивал город после этого происшествия, видно, потерял чертежи. Красивый получился городок, да не тот.

— Да, — прошептала она. — Верно говоришь. Я раньше каждую выбоину знала — на роликах весь город вдоль и поперек объездила. А теперь что-то не признаю.

Незнакомцы добежали до их дома и свернули в узкий переулок.

— Окружают, — сказала она. — Сейчас нас застукают.

— Не знаю, — сказал он. — Может, да, может, нет.

Они сидели неподвижно, прислушиваясь к жаркой зеленой тишине.

— Я знаю, чего мне хочется, — сказала она. — Хочется мне войти в дом, открыть холодильник, напиться холодного молока и заглянуть в кладовку, там связки бананов к потолку подвешены, а в хлебнице пончики с сахарной пудрой остались.

— Даже не думай заходить в дом, — сказал он с закрытыми глазами. — Пожалеешь.

Она наклонилась, изучая его худощавое лицо.

— Сдрейфил.

— Я?

— Боишься сделать такую простую вещь — открыть входную дверь!

— Да, — признался он наконец. — Боюсь. Бежать нам некуда. Они нас скрутят и отвезут назад.

Засмеявшись, она сказала:

— Странная там обслуга была, честное слово! Не хотели с нас деньги брать за проживание. А у горничных-то халатики белые, крахмальные.

— Окна там непонятные, — вспомнил он. — Решетками забраны. Помнишь, я притворился, будто ножовкой металл пилю, — сколько народищу сбежалось.

— Да, было дело. А почему они всегда бегом?

— Да потому, что мы слишком много знаем, вот почему.

— Я, например, ничего не знаю, — сказала она.

— Они тебя ненавидят тебя за то, что ты — это ты, а меня за то, что это я.

Вдалеке послышались голоса.

Женщина достала из кармана завернутое в мятый носовой платок зеркальце, подышала на него, протерла и приветливо улыбнулась.

— Вот видишь, жива. А раньше, бывало, растянусь на полу и говорю себе: все, я умерла, больше никто не будет надо мной изгаляться. Так они меня водой обливали, чтоб я на ноги встала.

С криками из-за угла в пятидесяти метрах от них выбежала группа из шести человек; они бросились к дому, где на качелях, обмахиваясь руками от жары, сидели мужчина и женщина.

— Что ж мы такого сделали, что на нас охота идет? — поразилась женщина. — Они нас с тобой убить хотят?

— Нет, они даже ругаться не будут, начнут нас тихонько уговаривать, а потом увезут из города.

Вдруг он подскочил.

— Ну, что еще? — вскрикнула женщина.

— Пойду-ка маму твою разбужу, — сказал он. — Сядем за круглый стол в гостиной и будем есть слоеный пирог с персиками и взбитыми сливками, а когда эти люди постучатся в дверь, твоя маменька просто скажет: убирайтесь вон. А кушать мы будем с серебряных тарелок, которые твоя мама получила через газету «Чикаго трибьюн» в двадцать восьмом году — с портретами Томаса Мейгана и Мэри Пикфорд [6].

Повеселев, она подхватила:

— Заведем патефон и поставим песню «Три дерева — здесь, тут и там».

— Послушай, — сказал он, — надо нам отрываться.

Те шестеро заметили мужчину и женщину на полутемной веранде и с криками бросились вперед.

— Быстрее! — закричала женщина. — Беги в дом, зови маму и сестру — да не мешкай, за нами уже идут!

Он широко распахнул входную дверь.

Она бросилась за ним, хлопнула дверью и уставилась перед собой.

За фасадом дома не было ничего — только стойки, брезент, доски да лужайка и ручей. По обеим сторонам торчали софиты. На одной внутренней стенке, сделанной из папье-маше, осталась вывеска: ПАВИЛЬОН № 12.

По крыльцу застучали шаги.

Дверь с грохотом распахнули. Через порог ввалились какие-то люди.

— Ой! — завопила женщина. — Стучаться надо!

Когда пересекаются пути

Когда это выяснилось, им сначала не верилось, что такое бывает. Дейв Лейси не мог, а Теда не решалась поверить. Оба испытали легкий шок, изумление, потом растерянность и смешанное ощущение чуда и грусти.

— Нет, не может быть, — повторяла Теда, сжимая ему руку. — Это просто невероятно. В тысяча девятьсот тридцать третьем я ходила в Центральную школу, в восьмой класс, а ты…

— Вот именно, — подхватил Дейв, захлебываясь от восторга. — В тридцать третьем я оказался в Брентвуде, штат Иллинойс, а там, клянусь тебе, полгода кантовался в общежитии Ассоциации молодых христиан [7]напротив Центральной школы, прямо через дорогу. В Чикаго у моих предков возникли сложности с разводом, и они сплавили меня куда подальше с апреля по сентябрь.

— Господи. — У нее вырвался вздох. — На каком этаже была твоя комната?

— На пятом, — ответил он.

Протянув ей раскуренную сигарету, он зажег вторую для себя и прислонился к кожаной стене коктейль-бара под названием «Ла Бомба». Где-то в полумраке играла негромкая музыка; они ее не слышали. Щелкнув пальцами, он сказал:

— Обедать я ходил к «Майку», это на той же улице, полквартала от общаги.

— «У Майка»? — воскликнула Теда. — Я там тоже бывала. Мама считала, что это отвратительный, грязный притон, так что я бегала туда тайком. Господи, Дэвид, столько лет минуло, а нам и в голову не приходило!

Посмотрев на нее невидящим взглядом, устремленным в прошлое, он сказал:

— Надо же, я ходил туда ежедневно, ровно в полдень. Садился у дальнего окна, чтобы разглядывать школьниц в ярких платьицах.

— А теперь мы с тобой в Лос-Анджелесе, на расстоянии двух тысяч миль и десяти лет, когда мне уже двадцать четыре, — сказала Теда, — а тебе двадцать девять, и только сейчас встретились!

Он недоумевающе покачал головой.

— Как же вышло, что я тогда тебя не нашел?

— Может быть, тогда нам не суждено было встретиться.

— А может быть, — сказал он, — я просто робел. Девушкам приходилось самим проявлять инициативу. Я носил очки в роговой оправе, и выделялся я книжками под мышкой, а не мускулами. Боже, Теда, милая, у Майка я слопал столько гамбургеров, сколько тебе не снилось.

— С крупными кусками лука, — сказала Теда. — А еще оладьи с сиропом. Помнишь? — Она задумалась, и ей трудно было смотреть на него. — Я не помню тебя, Дейв. Я прокрутила память на десять лет назад, порылась — но тебя не увидела. По крайней мере такого, как сейчас.

— Может быть, ты меня отшила?

— Может быть, если ты заигрывал.

— Нет, помню, что смотрел я только на одну блондинку.

— Девушка-блондинка в Брентвуде в тридцать третьем, — сказала Теда. — В полдень у Майка, в весенний день. — Она стала вспоминать. — Как была одета?

— Помню только синюю ленту у нее в волосах, завязанную большим бантом, и еще впечатление от синего платья в горошек и только начинающих подниматься молодых грудей. Да, хорошенькая была.

— Ты помнишь ее лицо, Дейв?

вернуться

6

Томас Мейган(также Мигэн) (1879–1936) — популярнейший актер немого кино. Его партнершами в различных фильмах были такие звезды, как Мэри Пикфорд, Глория Свенсон, Норма Толмедж и многие другие.

вернуться

7

Ассоциация молодых христиан (Young Men's Christian Association, YMCA) — одна из крупнейших молодежных организаций в мире, основана в Лондоне в 1844 г. Джорджем Уильямсом (1821–1905). Насчитывает около 45 млн участников более чем в 130 странах мира. В России YMCA (или ИМКА) зарегистрирована в 1998 г.

28
{"b":"129401","o":1}