— А, — воскликнул полковник Мур, пытаясь изобразить веселость, — вот и наш веселый транжира.

— Ну, если только не считать, каких трудов мне стоило извлечь на свет божий всю мою веселость после стольких пилюль и порошков, — охотно откликнулся Хоуп, отвесив едва заметный поклон в ответ на театрально-преувеличенный жест Мура.

Все это время мисс д'Арси требовала к себе особого внимания, сочувствия и сострадания, ее то и дело приходилось успокаивать, и полковнику Муру это вовсе не нравилось. Но теперь — и это после всех его решений! — он вдруг чувствовал, что над ним вновь взял верх человек, которого он просто не способен понять.

Ситуация весьма тревожила его; будучи опекуном, он нес за Амариллис ответственность, и потому он даже попытался объяснить жене собственные мысли и опасения. Но стоило Хоупу показаться на горизонте, как обе женщины принялись умолять его заболеть вновь, дабы они своими неусыпными заботами могли скрасить его существование. И тогда полковнику Муру пришлось вновь напомнить супруге весь ход событий, которые отнюдь не нравились ему.

— Факт заключается в том, что во время своей службы я встречал людей всех типов. И мужчинам, с которыми мне доводилось воевать на полях сражений, никогда бы не позволил войти в мое общество здесь, дома. Так и должно быть. Война — для воинов, общество же — для тех, кто принадлежит ему. Но этот полковник Хоуп — уж простите меня, моя дорогая, — я никак не могу определить, кто же он таков. Он выглядит словно воин, и все же в нем присутствует некая дикость, а ведь такая служба, какую имел он когда-то — я припоминаю, это были дипломатические поручения в Вене, — должна была бы придать его манерам немного изысканности. Он принадлежит неизвестному типу людей и всегда говорит именно то, чего вы желали бы услышать. Однако, верите ли, для старого солдата это знак предостережения. — И даже то, что его жена вслед за тем высказала совершенно противоположные убеждения, нисколько не повлиял на мнение полковника Мура. Но более всего огорчения ему доставил иной факт. Амариллис, едва встретившись с Александром Августом, не преминула передать ему не самые лестные отзывы опекуна о его персоне. И теперь полковник Мур не спускал глаз с этого субъекта. Без сомнения, он самым тщательным образом продумал свое поведение, и речь, и даже позы. И его речь — единственное, что в ней тревожило, так это беглость и плавность, — она была с мягким ирландским акцентом, который усиливался, когда Хоуп желал быть особенно привлекательным. И чем больше он очаровывал двух женщин, тем менее он нравился полковнику Муру.

И Мур решил положить этому конец.

— Я подумывал отправиться в путешествие в поместье вашего брата в Хоуптон, — объявил он.

Его жену, похоже, такое заявление весьма изумило, однако ей достало ума промолчать.

Интуитивно ощутив, что в словах опекуна кроется либо еще одно затруднение, либо новое оскорбление, Амариллис вспыхнула.

Хоуп улыбнулся, и все же его голубые глаза оставались такими холодными, что Мур едва сумел сдержать себя, когда его едва не передернуло от отвращения.

— Можем ли мы осведомиться о цели этого путешествия?

Глаза Амариллис метали громы и молнии, однако она сохраняла благоразумное молчание.

— Я подумал, — сказал Мур, стараясь не обращать внимания на то недовольство, которое исходило от его подопечной, — что мне удастся познакомиться с графом, вашим братом, чтобы заверить его в… пристойности… — в этом сражении он явно не мог рассчитывать ни на чью помощь, — нрава семейства и тех обстоятельств, при которых… — ему с трудом давались слова, и потому он на одном дыхании закончил: —…вы заключите брак.

— Но нам бы никогда и в голову не пришло сомневаться, — заметил Хоуп учтиво и незамедлительно. — Он и в мыслях не мог бы допустить ни малейшего сомнения, что женщина, которая с таким благородством приняла мое предложение и намерена выйти за меня замуж, во всех отношениях достойна этого. — И поскольку Мур уже готов был сдаться, Хоуп продолжал наступать: — Но позвольте предположить, что сей визит смутил бы его. И уж наверняка это застало бы его врасплох. Это перевернуло бы его взгляды на мир самым радикальным образом. Это даже поразило бы его. — Каждое новое предложение звучало как оскорбление и разносилось по комнате, к непростительному стыду двух дам, чьи головы сейчас были низко опущены. — Ну а уж коли вы желаете любыми средствами свести знакомство с моим братом — а выяснили ли вы, что он в точности пребывает в поместье? — и уж коли вы настроены столь решительно поехать и довести до конца ваше оригинальное предприятие, в таком случае я напишу ему письмо, дабы он принял вас в своем доме. Иначе бедняга — он весьма строго придерживается формальностей — не будет знать, как ему себя вести. Он всегда весьма корректен в подобного рода вопросах. Мне бы не хотелось видеть, да и сама мысль об том совершенно несносна, как вам откажут в визите или, того хуже, заставят ждать, но так и не примут или же, самое худшее, примут, но при этом, не имея ни малейшего представления о предмете визита и значении такой необычной встречи, беседа ваша окажется для него совершенно несвоевременна. А такое вполне может случиться, коли взять в расчет, что брат мой пока не поставлен в известность о моих дальнейших планах. Найдется ли у вас перо, чернила и бумага?

Наступила напряженная тишина.

Миссис Мур самым неожиданным образом продемонстрировала сердечный приступ, который, как и во многих других случаях раньше, оказывался весьма кстати.

Амариллис побежала за нюхательной солью.

Полковник нервно барабанил по облицовке камина и с почтительного расстояния давал распоряжения своей жене.

Хоуп открыл окно.

Опасный момент миновал, и когда миссис Мур окончательно полегчало, все четверо вышли на прогулку, направившись на берег озера; полковник и его жена отстали на пару десятков шагов. И влюбленная парочка, направившись к Монашьему утесу, приветливо раскланивалась и здоровалась с другими путешественниками.

Улыбка Хоупа была неотразима, да и мисс д'Арси отвечала весьма благожелательно, сжимая его руку и то и дело бросая на него нежные взгляды, которые заставляли его мечтать о скорой женитьбе. Он уж и вовсе забыл, до какой степени неприятным этот брак казался ему еще совсем недавно, и пока они гуляли между огромными вязами и березами и смотрели с берега вниз, на гладь озерных вод в заливе Челюсти Борроу-дейла, он слушал ее планы по поводу их свадьбы. Он вполне рассудительно отвечал на ее вопрос о том, куда бы им поехать во время их медового месяца. «В Шотландию, — сказал он не задумываясь, — в Хоуптон конечно же!» При этом ее личико лучилось радостью; он даже слегка поспорил с ней по поводу некоторых деталей процедуры и организации свадьбы, однако глубины его сознания были полностью заняты подсчитыванием того богатства, которое в скором времени должно было попасть ему в руки, и он уже в своих фантазиях нашел им должное применение. Богатство можно было обратить во власть, скорее всего ту самую власть, о которой он грезил всегда, — вести свободный образ жизни гедониста, при котором он мог бы ни в чем себе не отказывать. Амариллис д'Арси была ключом к этому сокровищу.

Он задержался на несколько дней и изо всех сил постарался вести себя безупречным кавалером. Вскоре привезли свадебное платье, полковник Мур решил не посещать Хоуптон, оставалось лишь назначить день свадьбы.

Хоуп получил письмо от Мэри.

Он отправился повидаться с Амариллис.

— Последнее короткое изгнание из прекрасного царства вашей любви, — сказал он, наверняка зная, как ей нравится временами цветистость его фраз. К тому же это облегчало решение многих проблем.

Баркетту, который помогал Мальчишке-мартышке запрячь лошадей, Александр Август сказал:

— Последняя поездка на рыбалку.

И добавил, что ради хорошей физической разминки сам станет управлять лошадьми все пятнадцать миль до Баттермира.