Вся эта комедия воодушевила Хоупа. Энергия вернулась к нему, а с ней и прежние планы. Мисс д'Арси была ставкой в игре, он прекрасно это понимал. Но игра не будет простой — ну что ж, чем сложнее испытание, тем партия интересней! Все эти разговоры миссис Крамп о безмерном богатстве отца девушки, которое наследница наверняка получит по достижении совершеннолетия, решительно перечеркивали тот вздор, который лез ему в голову до сих пор. Теперь он окончательно отбросил мысль жениться на дочери хозяина гостиницы в Баттермире. Это была лишь мимолетная слабость, рожденная отчаянием. На самом деле Хоупу требовались подмостки, роль и аудитория. Вот почему он отправился на север; вот почему он выучил свою роль (да благословит Господь генерал-майора Лейка из Дамфриса!); это был его великий шанс. «О Господи, — молился он мысленно, — если это правда, что Ты возлюбил даже самых худших из грешников и позволил Сыну Твоему ввести разбойника в Царствие Твое, вспомни меня на перевале Хауз-Пойнт, помни, как я стремился повиноваться воле Твоей и как я спас эту невинную девушку, и помоги мне здесь, ибо я клянусь, что, если мне удастся совершить все задуманное мною, я стану вести жизнь праведную, исполняя долг христианский до самой смерти своей. Но для этого мне нужно состояние. О Господи, я признаюсь: без него я — ничто; только позволь ему попасть в мои руки, и я стану славой имени Твоего».

Он поднял взгляд, как делал это Кембл, и одарил пятерых сотрапезников улыбкой, заставившей их высоко оценить его величественную простоту и неподдельную открытость.

— Боль, — начал он, — является одним из самых странных феноменов на земле. Я был там, где люди страдали от такой невыносимой боли, которая убила бы любого из нас здесь, — он кивнул мистеру Крампу, — но эти люди не только не поддавались ей, но, кажется, даже умели не замечать ее. — Тут он кивнул полковнику Муру, который невольно выпрямил спину. Полковник тяжело вздохнул, выражая сочувственное понимание. — Я говорю не только об армии… хотя, вероятно, полковник Мур знает даже лучше, чем я: акты героизма, которые вам доводилось видеть, всегда совершаются перед лицом боли — ранения, резаные раны, оторванные конечности… — он взглянул на миссис Крамп, она слегка отшатнулась назад, — разрубленные артерии, пробитые головы, — на миссис Мур это не произвело особого впечатления, — и все эти рваные раны и физические увечья человеческое тело получает в ходе военных действий, — мисс д'Арси кивнула; она была явно заинтригована, — но я сейчас говорю об индийцах, неграх и мусульманах, которые сами причиняют себе ужасные страдания.

Он поднял бокал с кларетом, отпил из него и перешел к рассказу, который, как он уже успел убедиться на опыте, неизменно имел успех. Хоуп знал наверняка, что все его рассуждения за столом создадут впечатление о нем как о человеке, успевшем попутешествовать за свою нелегкую жизнь. И к тому же прослыть личностью любознательной, этаким аристократичным пиратом, который наконец-то вернулся домой, чтобы жить ради более важных, более утонченных вещей.

— В Индии существует секта, которая ест битое стекло, — начал он неожиданно. — Мне доводилось их видеть собственными глазами. Это часть их религии, религии, над которой я не могу насмехаться, поскольку она содержит в себе множество элементов, сходных с нашей собственной, хотя ей и недостает истинности христианства. На одном из своих грандиозных празднеств они проводят ритуал изгнания злого духа. Сначала выходят барабанщики… должен заметить, что ни одной женщине не дозволено принимать участие в этом ритуале, и дамы, присутствующие здесь, возможно, согласятся со мной, что подобный запрет — лишь счастливая фортуна для слабого пола. Барабаны эти весьма необычны — размерами от гигантских до крохотных, словно чашечки. Они производят звуки и ритмы, без сомнения, варварские, но тем не менее неодолимые. В самом деле, могу заверить, чем больше они играют, тем больше гипнотизируют тебя. И постепенно сознание твое сливается с этими звуками и ударами, и совсем скоро ты ловишь себя на том, что и сам, точно туземцы, раскачиваешься в такт барабанной дроби. Они жуют наркотические растения и пьют свое довольно отвратительное пиво или спирт… мне только однажды довелось сделать единственный глоток. Но, даже не распробовав вкуса, я просто выплюнул это немедленно, затем выходят танцоры… на головах которых красуются уборы из перьев экзотических птиц, тела их сплошь покрыты замысловатыми знаками и каракулями — посланиями их богам, я полагаю… затем они начинают топать ногами по земле в тот момент, когда барабанный бой подходит к апогею, — все это, как и барабанный бой, весьма сильно воздействует на людей.

Он поймал подходящий ритм:

— Барабаны бьют все быстрее, все быстрее вертятся танцоры, мятущиеся факелы освещают на их телах письмена и капли пота… они начинают разбивать маленькие бутылочки какой-то священной жидкости, и первый наносит себе рану разбитым стеклом… и, кажется, без всякого ущерба для себя, на них даже не появилось крови… а затем они начинают есть это битое стекло. Могу поклясться. Они запихивают в рот стекло, одновременно вихрем кружась в свете факелов, их тени так и пляшут на лицах. Затем они жевали это стекло и глотали его… обязательно показывая разинутые рты… высовывая языки, чтобы продемонстрировать, что языки не порезаны или же что рот пуст. После я спрашивал, сколько молодых людей — они почти все были молодыми — умерло от последствий, и мне ответили: ни одного. Битое стекло убивает злых духов внутри них и делает их сильней. Я спросил…

Позже, ночью, в своей комнате он вспомнил Сильвию. Однако такое свидание могло оказаться слишком рискованным, даже более чем рискованным. Сейчас Хоуп прекрасно осознавал, что эта девушка — всего лишь приманка в ловушке, которую расставили в надежде поймать его и которой ему все же так удачно удалось миновать. Ее можно было оставить и на потом, уж Сильвия-то подождет. Он вытащил трубку и налил себе еще немного бренди.

За окном луна поднималась над холмами, отражаясь в глади круглого озера. Хоуп возблагодарил судьбу, открывшую перед ним новые возможности. Уж если говорить откровенно, представление сегодня удалось на славу.

— Харрисон из Калдбека?

— Верно, — решительно подтвердил молодой человек.

— Знавал я неких Харрисонов в Уитопе.

— Кузены.

— И еще одного-двоих в Кокермауте.

— Я слыхал, мать говорила, вроде мы им родней доводимся.

— Ни один из них ничегошеньки собой не представляет, — произнес пожилой мужчина не слишком доброжелательно.

Наступило короткое молчание.

— Родственников не выбирают, — прозвучал окончательный вердикт.

— А вы там, случайно, не занимаетесь разведением скота? — попытался зайти с другой стороны пожилой мужчина. — В окрестностях Калдбека не так уж и много фермерских хозяйств, верно? Тут ни акра ровной земли на много миль в округе.

— Мы управляемся, — последовал ответ. Они оба стояли на маленьком заднем крылечке гостиницы: Ричард Харрисон смотрел на неухоженные луга Джозефа Робинсона критическим взглядом, и Робинсона это обижало.

— Настоящий фермер получает хороший урожай только в низинах, — проговорил он.

— Бывает, и не получает, — заключил его более молодой собеседник, все еще не отрывая взгляда от дальних лугов. Ответ задел Джозефа Робинсона за живое. Только этого ему не хватало! Что-то не в меру шустрый этот парень с северных холмов!

— А тебе, как я погляжу, до всего дело есть, так? — поинтересовался Джозеф, однако в голосе его звучали нотки сомнения.

— Как сказать, — ответил Ричард, по-прежнему не удостаивая взглядом пожилого мужчину.

В то время в Камберленде и Вестморленде с каждым днем возрастал интерес к борьбе, впрочем, как и остальным светским развлечениям. Такие превосходные борцы, как Джордж Вуд из «Головы королевы» в Кесвике, могли заработать двадцать пять гиней за один лишь день величайших соревнований, которые ежегодно устраивались в Озерном крае. И конечно же доход станет еще больше, если он сам вложит деньги. Некоторые поговаривали, что спорт этот пришел в Англию от скандинавов, другие утверждали, будто первыми были римляне, которые в конечном итоге завоевали этот край и держали его в повиновении несколько столетий, в качестве наследия оставив после себя нечто большее, нежели кучки камней. А один энтузиаст даже написал научный трактат, проследив истоки спорта непосредственно до той самой ночи, когда Иаков боролся с Богом[36].