В такие дни требовались все его таланты — его способности к расчетам, его решительность, терпение, дружелюбие, стойкость и более всего умение вести превосходно оснащенный, свежевыкрашенный и вычищенный до блеска корабль-гостиницу по непредсказуемо бурным волнам этого дня.
Джозеф знал всех своих союзников. Подобно Нельсону, он был превосходно осведомлен, на кого в первую очередь можно положиться. Каждому соседу по Баттермиру и старым противникам по борцовским соревнованиям он обязательно ставил по кружечке пива за счет заведения в качестве первого угощения. А потом Джозеф просил их всех о маленьком одолжении, так, пустяк, иногда даже и ненужный. Однако в течение всего дня соревнований все они оставались при нем, точно верная команда, готовая вступить в бой, стоит лишь капитану отдать команду или, как он сам любил говаривать, поднять флаг на флагманском корабле.
Особых сложностей Робинсон не ожидал, большинство людей с холмов прибыли сюда поразвлечься. И хотя кое-кому со стороны могло бы показаться, что люди эти грубы и шумны, на самом деле они отличались терпимостью и мягкостью. И все же Джозеф знал, что следует быть готовым и к неприятностям. Уж кому-кому, а цыганам и лудильщикам он никогда не доверял, не говоря уже о разнообразных бродягах, пьяницах и так далее.
Мэри давно успела изучить все распоряжения отца, иногда успевая предвосхитить их. Она не гнушалась никакой, даже самой грязной работой, она без напоминаний бралась за швабру, надраивая палубы после горлопанов, которые целыми компаниями поднимались на борт, а затем уже изрядно навеселе покидали корабль. Несколько раз у Джозефа даже выдалась пара свободных минут, и он позволил себе постоять снаружи перед гостиницей или же обозреть свой корабль с высоты главной палубы. Он, точно великий флотоводец, спокойно стоял и продумывал стратегию и тактику дальнейших действий, оставаясь совершенно спокойным и невозмутимым посреди бушующего шторма. И в какой-то момент он понял, что и соседи по Баттермиру, и даже его жена в полной мере сумели оценить его старания.
День оказался достаточно солнечным, быстрый ветер гнал легкие светлые облачка на восток, солнце грело, но не пекло, и земля под ногами была суха.
Несколько минут Китти Доусон рассматривала праздничную долину с высоты голой скалы. С того места, где она сидела, перед ней открывался восхитительный, первозданный пейзаж, испортить который не могли ни суматошная суета в гостинице «Рыбка», ни оживленная работа на близлежащем поле, ни хаотичное движение праздничной толпы, разодетой самым причудливым образом — от столичных новомодных нарядов до изношенных лохмотьев. Озеро оставалось невозмутимо спокойным, крутые холмы хранили глубокое молчание и казались еще более безлюдными, нежели обычно. И белесым облакам, неторопливо проплывавшим по синеве небес и отбрасывавшим легкие скользящие тени на равнины, долины, озера и леса, не было ни малейшего дела до суетливого и шумного праздника, выплеснувшегося за пределы Баттермира. Китти выкурила целый кисет табаку и, как это случалось и прежде, решила не спускаться в долину. В конце концов, те новости, что ей следует знать, и сами долетят до ее ушей. И чем дольше она смотрела вниз, сквозь сизые завитки табачного дыма, тем больше ей казалось, будто толпа людей, собравшихся на праздник, сливается с первозданными красками древнего пейзажа. Полуприкрыв веки, Китти смотрела на эту веселую, шумливую толпу, пока все не растворилось и не исчезло окончательно…
Джозеф Робинсон прекрасно знал, как надо вести дела, однако он не в меньшей степени гордился своей любовью к спорту, а это означало, что он взваливал на свои плечи немалую ответственность. Он был вынужден брать на себя судейство борцовских соревнований, которые обычно становились главной темой обсуждения во всей долине на следующие несколько недель. В полдень корабль Робинсона лег в дрейф, бросил якорь, и капитан повел Мэри к спортивной площадке, расположенной в нескольких сотнях футов от гостиницы. Такое церемонное шествие доставляло ей удовольствие, она забывала о собственной красоте, но другие замечали ее, и толпа невольно раздавалась в стороны, освобождая место и давая им пройти. Джозеф вошел в круг, чтобы посоветоваться с другими опытными судьями соревнований. Мэри воспользовалась возможностью, стараясь оглядеться по сторонам и присмотреться к сельской ярмарке.
Ричард Харрисон подошел к ней, когда она стояла перед коробейником, чей короб ломился от товара, в том числе и целого вороха разноцветных лент: красных, синих, желтых, зеленых.
— Назови твой любимый цвет, — попросил он.
Мэри улыбнулась, но отрицательно покачала головой: она не желала взваливать на себя никаких обязательств. Молодой человек по достоинству оценил ее жест, однако все же купил изумрудно-зеленую ленту, которую и вручил ей. Мэри не могла не принять этот маленький подарок и, к своему удивлению, вдруг ощутила, что сделала это не без удовольствия. Избавившись от безобразного флюса, за несколько дней окрепший от работы на ферме у отца, молодой человек теперь показался девушке вполне привлекательным и, более того, совсем взрослым — перед ней стоял хорошо сложенный мужчина. Да и вид у него сейчас был весьма решительный. Приблизительно того же роста, что и Том, но совсем другой внешне. Харрисон был белокур, густые волосы отливали рыжиной, на бледном лице выделялись лишь светло-голубые глаза.
Джозеф заметил, как Мэри вместе с этим Харрисоном из Калдбека двинулась к рингу, видно желая его подбодрить во время боя, и самые мрачные предчувствия закрались в его душу, совершенно лишив выдержки. Она не может, не имеет права бросить его ради этого мальчишки! Джозеф встревожился еще больше, когда парень взял из ее рук зеленую ленту и запросто повязал себе на пояс.
— Я возьму ее только на время, как залог удачи, — чуть сбивчиво произнес Ричард, беря ленту из рук Мэри.
Ей не хватило духа отказать ему в этой скромной просьбе.
Соревнования начались — схватки следовали одна за другой, порой заканчиваясь нокаутами. Когда выявилась лидирующая пара — Том и Ричард, — Мэри пошла прочь, испытывая острое желание остаться в одиночестве.
На берегу озера никого не было: легкий ветерок морщил поверхность вод и доносил до нее слабые отголоски шумящей вдали толпы.
Этот человек по имени Хоуп, подумала она неожиданно, что он делает сейчас, в этот самый момент?
Вернувшись после недолгого уединения, Мэри даже удивилась тем чувствам, которые всколыхнулись в ее душе. Воспоминания заставили ее вернуться в ту самую комнату, где они так замечательно вчетвером провели вечер. Она чувствовала себя польщенной, будучи принятой в такое общество, ей потребовалась немалая отвага, чтобы составить компанию бравому полковнику, и это было для нее совершенно новое, неизведанное чувство. Но в то же время это короткое счастье пугало ее. Оно словно бы связывало Мэри крепкими, неодолимыми цепями, приковывало к незабываемым переживаниям. И наверное, именно потому она на следующий же день сбежала от всего этого. Но полковник так ни разу и не справился о ней, те пустые вопросы, которые он задал ее матери поутру, ничего не значили. Теперь тот вечер, его многозначительные взгляды, ее уверенность в его чувствах к ней — все это следовало раз и навсегда выбросить из головы. Тут с ринга донесся громкий крик, и Мэри поторопилась вернуться на соревнования.
Она пришла вовремя, и как раз в момент, когда на ринге находился один из тех молодых людей, что донимали ее в гостинице, пока полковник Хоуп не заставил их замолчать. После этого случая юный джентльмен не раз искал повода устроить скандал, и, как рассказывали потом Мэри, Харрисон из Калдбека заставил юнца пожалеть о своих грязных замыслах. Схватка началась несколько неудачно для Ричарда, он пропустил бросок, однако очень скоро сумел сделать ловкий захват и провел великолепный прием: вскинул противника, оторвав его от земли, перевернул в воздухе и с силой швырнул спиной о землю. Третьего броска не понадобилось, проигравший с позором ретировался с поля боя.