— Джентльмены. — Он умолк на несколько секунд, и женщины в зале подумали, что никогда доселе им не доводилось видеть столь трогательного, романтического и поистине трагического зрелища, какое теперь представляла вся его фигура: ладонь, прижатая к груди, лицо повернуто к присяжным, в то время как сам он стоял в три четверти к судье и на темных волосах его так и искрились отблески заходящего солнца. — Господа присяжные, я скажу вам со всей откровенностью, на какую способен, что я рад оказаться здесь и рад, что судьба моя теперь зависит лишь от вашего беспристрастного и объективного суждения. Но какой бы вердикт вы ни вынесли, так или иначе все мои страдания вскоре прекратятся. В течение последних восьми месяцев меня переводили из одной тюрьмы в другую, из одного города в другой, я слышал, как мое имя порочат самым злостным и несправедливым образом. Да, джентльмены. — И вопреки некой части его сознания, сила голоса вернулась к нему; и весь ужас, заполнивший его разум, внезапно приобрел определенный оттенок успокоения; он слегка возвысил голос и повернулся, более адресуя свои слова тем двенадцати присяжным, коим надлежало решать судьбу его. — Я даже счастлив оказаться здесь, перед такими людьми, как вы, поскольку мне ведомо, что вы видите вещи такими, каковы они есть в действительности, но не такими, какими кажутся. Так же, как и Господь наш видит все наши деяния и судит нас не за внешние проявления чувств наших и не за внешность, не за покрой одежды нашей, не за груду золота, но за то, что есть в нас бессмертного и прекрасного и что само по себе является истинным доказательством всего — доказательством Царствия Его на земле. И как вы станете судить, так и вас станут судить, и сей час, сей день бременем тяжким ляжет на весы Высшего Правосудия. «Не судите, — заповедал нам Господь наш Спаситель, — да не судимы будете». Но вам всем надлежит исполнить свой долг, как красноречиво выразился мистер Скарлетт, и уж ему не стоило говорить сии слова, ибо вы и без того конечно же исполните долг свой.
Но позвольте спросить, господа присяжные, в чем заключается сей долг? Вот в чем вопрос. И что вы намерены судить? Вы судите человека, который взял взаймы несколько фунтов у людей, которые, как он смел надеяться, являются его друзьями в то самое время, когда он более всего нуждался в средствах, а удаленное расстояние сделало все объяснения совершенно невозможными? Безусловно, нет. Поскольку, продав карету и лошадей — что я готов был сделать еще много месяцев назад, и мне печально, но нисколько не удивительно видеть, что мои враги не только не поддержали такого моего жеста, но и противоборствовали мне, теперь же они смеют совершенно отрицать, что знали о моих намерениях… — так вот, если бы только я продал их, то сумел бы заплатить по счетам и великодушному мистеру Крампу, и моему доброму другу Джорджу Вуду. Теперь я настаиваю, чтобы продажа состоялась немедленно; и уж поскольку я не мог до сего дня ничего поделать с этими документами, то позвольте просить вас дать мне возможность сейчас же, не выходя из здания суда, расплатиться по нескольким счетам. И уж несмотря на все мои долги, на все мошенничества, кои мне довелось совершить, на воровство, в которое я был вовлечен, я прошу у вас милости и снисхождения. Я уж и сам осознаю, сколь велика моя беспечность; коль скоро я жажду прощения, моя дерзкая надежда на дружбу, которая, как я теперь понимаю, в случае с мистером Крампом, коммерсантом из Ливерпуля, была уж слишком велика. За все это я молю простить меня и позволить мне немедленно расплатиться по долгам.
Итак, не это является основным обвинением и не за то вы судите меня, с таким пристрастием и суровостью допрашивая каждого свидетеля. Что же касается иного дела, кто я есть на самом деле, кем я был, за кого выдавал себя, какие деяния я совершал от имени благородной и древней фамилии, джентльмены, пусть Господь Бог наш станет мне свидетелем, я расскажу вам все. Торжественно клянусь — видите, я взял эту Священную Библию в руки вновь — на этой вечной книге, от которой происходят все благословления, и пред моим Создателем, пред которым я готов предстать лицом к лицу, во имя слов Его, я смотрю на Небесное Царствие Его и торжественно клянусь, что ни в одном из моих деяний — ни в одном, без малейшего исключения, — я никогда даже в помыслах своих не вынашивал мошенничества или же обман людей, имена которых уж упоминало обвинение. ГОСПОДЬ СЛЫШИТ МЕНЯ, И ОН ЕДИНСТВЕННЫЙ МОЖЕТ СУДИТЬ МЕНЯ, и уж коли я дал ложную клятву, то кара Господня пусть обрушится на голову мою, и буду я проклят во веки веков, и душа моя низвергнется в ад кромешный. Господа присяжные, я не намеревался причинять никому вреда, и на том я буду настаивать до последней секунды моей земной жизни!
И более уж не в силах сдерживать слезы, хлынувшие по щекам, он опустился на свое место. Тронутый до глубины души, весь зал суда так и замер в молчании, и только через несколько минут шквал аплодисментов прокатился по нему, многие кричали «браво». Холройд подался вперед, ухватил Хэтфилда за руку и потряс ее, поздравляя с такой блистательной речью.
Три раза сэру Александру пришлось призывать зал к порядку, и наконец страсти улеглись. Он заявил, что ему требуется пять минут, и с тем сел, дабы подготовить некоторые выводы: любое нарушение порядка будет караться немедленным выдворением из зала суда. Он обязал констеблей следить за этим неукоснительно.
Присяжные, как он мог и сам видеть, были весьма тронуты и до чрезвычайности впечатлены такой необыкновенной защитой, впрочем, как и прочие, присутствовавшие в зале. Однако в его обязанности входило вернуть суд к доказательствам вины обвиняемого — что сэр Александр немедленно и сделал, как только Хэтфилд опустился на место после блистательной речи. Прокурор подготовил прекрасные заметки, и его лаконичные и стремительные выводы в должной мере оценили все. Однако суду требовалось изменить настрой, подумалось ему, стряхнуть с себя это опасное очарование, которому поддались все в зале после столь недопустимой речи.
Раздался удар молотка, сэр Александр обратил все внимание присяжных на свою персону, а затем коротко резюмировал выводы по имеющимся свидетельским показаниям «с большой долей проницательности и убедительности». Он вернул всеобщее внимание к трем основным обвинениям, торопливо зачитал их громким голосом, воодушевил мистера Скарлетта, сделав комплимент его весьма похвальному вступительному слову, и поддержал его обращение к присяжным и к их величайшему чувству долга перед отечеством в таком важном для нации деле. Он похвалил свидетельские показания преподобного Николсона и указал, насколько они согласуются с показаниями мистера Скелтона и Джорджа Вуда. Он привлек внимание к тому факту, что мистер Квик знал Хэтфилда и познакомился с сим человеком при весьма сомнительных обстоятельствах в Тивертоне, графство Девоншир. А также не преминул указать, что полковник Парк весьма категорично заявил, что человек, который теперь сидит перед ними, совсем не тот, за кого себя выдавал в октябре прошлого года. И в особенности он обратил внимание Высокого Суда на весьма детальные показания мистера Крампа.
Исковое заявление Топпинга было отклонено по этому делу, а на речь самого Хэтфилда сослались лишь единожды, заметив, что была она «риторической и здравой, однако ж произносил ее человек совершенно отчаявшийся».
— Таково мое мнение, — в заключение заметил он, — что уже все показания свидетелей вполне ясно и недвусмысленно указывают: обвиняемый и в самом деле выписывал чеки и вексели, подписывая их вымышленным именем с целью осуществить задуманное мошенничество. То, что обвиняемый использовал при этом второе имя «Август», нисколько не влияет на результаты данного дела. Свидетельские показания очевидцев доказали с совершенной ясностью и отчетливостью, что обвиняемый намеревался выдать себя за совершенно иного человека и был вынужден исходя из исполняемой им роли подписывать поименованные выше вексели и счета. Если у защиты есть свидетельства смягчающих обстоятельств тех преступлений, в которых обвиняют данного обвиняемого, они должны быть немедленно предъявлены Высокому Суду для дальнейшего рассмотрения. И, несмотря на то, что в течение долгого времени истинное имя Александра Хоупа подвергалось оскорблению со стороны обвиняемого, вам все же надлежит вынести справедливый вердикт, согласно клятве, которую вы дали до начала судебного разбирательства.
