Я уже забыл, как улицы Сан-Франциско добираются до автострады. На самом деле, я вообще забыл, куда бегут улицы Сан-Франциско.

Удивительно было снова оказаться снаружи, снова ехать в машине. Прошло почти три года. Боже мой. Когда я пришел в библиотеку, мне было двадцать восемь, а теперь мне тридцать один.

— Что это за улица? — спросил я.

— Дивизадеро, — сказала Вайда.

— Ах, да, — сказала я. — Действительно Дивизадеро.

Вайда посмотрела на меня очень сочувственно. Мы остановились на красный свет рядом с местом, в котором продавали летучих цыплят и спагетти. Я и забыл, что существуют такие места.

Вайда отняла руку от руля и похлопала меня по колену.

— Мой бедный маленький отшельник, — сказала она.

На Дивизадеро мы увидели человека — из садового шланга он мыл окна в похоронной конторе. Струей воды он поливал окна на втором этаже. Ненормальное зрелище — в такую-то рань.

Затем Вайда свернула с Дивизадеро и поехала вокруг квартала.

— Оук-стрит, — сказала она. — Помнишь Оук-стрит? Она выведет нас на автотрассу, а потом — до самого аэропорта. Ты же помнишь аэропорт, правда?

— Да, — ответил я. — Но я никогда не бывал в самом аэроплане. Я ездил туда с друзьями — это они улетали на аэроплане, но это было много лет назад. Аэропланы хоть как-то изменились?

— Ох, милый мой, — сказала Вайда. — Когда все это кончится, я вытащу тебя из библиотеки. Мне кажется, ты просидел там достаточно. Пусть поищут кого-нибудь другого.

— Не знаю, — сказал я, пытаясь сменить тему. Я заметил негритянку — она толкала по Оук-стрит пустую тележку из магазина "Сэйфуэй". Уличное движение вокруг нас было очень хорошим. Оно одновременно пугало и возбуждало. Мы ехали к автостраде.

— Кстати, — спросила Вайда. — На кого ты работаешь?

— В смысле? — сказал я.

— В смысле, кто оплачивает счета твоей библиотеки? — сказала она. — Кто платит деньги за то, чтобы она работала? Кто несет расходы?

— Никто не знает, — сказал я, сделав вид, что это и есть ответ на вопрос.

— Как это — никто не знает? — спросила Вайда. Не сработало.

— Время от времени Фостеру присылают чек. Он никогда не знает, когда получит его, и сколько денег там будет. Иногда присылают слишком мало.

— Кто? — Вайда не собиралась отступать.

Мы остановились на красный свет. Я попробовал зацепиться за что-нибудь взглядом. Мне не нравились разговоры о финансовой организации библиотеки. Мне не нравилось думать о библиотеке и деньгах одновременно. Но увидел я только негра, который еще в одной тележке развозил газеты.

— О ком ты говоришь? — спросила Вайда. — Кто несет все расходы?

— Фонд. Мы не знаем, кто за ним стоит.

— Как называется этот фонд? — спросила Вайда.

Наверное, этого оказалось недостаточно.

— "Американское Навсегда Итд.".

— "Американское Навсегда Итд.", — повторила Вайда. — Ничего себе! Похоже на игры с налогами. Кажется, твоя библиотека — чей-то способ не платить налоги.

Теперь Вайда улыбалась.

— Не знаю, — сказал я. — Я знаю только то, что я должен там быть. Это моя работа. Я должен там находиться.

— Милый, я думаю, тебе следует найти себе другую работу. Ты же хоть что-то умеешь?

— Я много умею, — сказал я, слегка обидевшись.

В этот момент мы выломились на автотрассу, мой желудок вспорхнул стаей птиц и змей, запутавшихся у них в крыльях, и мы влились в поток американского моторизованного сознания.

После стольких лет это было страшно. Я чувствовал себя динозавром, которого выдернули из могилы и заставили бегать наперегонки с автострадой и ее металлическими плодами.

— Если ты не хочешь работать, милый, — сказала Вайда, — я смогу содержать нас, пока тебе этого не захочется, но ты должен выкарабкаться из этой библиотеки как можно скорее. Это место тебе уже не подходит.

В окно я увидел знак: курица держит гигантское яйцо.

— Я сейчас совсем о другом думаю, — сказал я, пытаясь уклониться от темы. — Давай поговорим об этом через несколько дней.

— Неужели тебя беспокоит аборт, милый? — сказала Вайда. — Нге волнуйся, пожалуйста. Я вполне доверяю Фостеру и его врачу. А кроме этого, сестра в прошлом году делала в Сакраменто аборт и на следующий день уже пошла на работу. Небольшая усталость и только, так что не волнуйся. Аборт — довольно простая штука.

Я повернулся и посмотрел на Вайду. После этих слов она не отрывала глаз от дороги, мы с ревом неслись по автостраде прочь из Сан-Франциско, мимо Потреро-Хилл, к самолету, который в 8:15 должен был поднять нас над Калифорнией и в 9:45 опустить на землю в Сан-Диего.

— Давай, когда вернемся, поедем и поживем некоторое время в пещерах, — сказала Вайда. — Скоро весна. Там должно быть красиво.

— Грунтовые воды, — сказал я.

— Что? — переспросила Вайда. — Я не расслышала. Я смотрела, что будет делать вон тот "шевроле" впереди. Что ты сказал, милый?

— Ничего, — ответил я.

— Как бы то ни было, — сказала она. — Нужно вытащить тебя из библиотеки. Может, самое лучшее — просто бросить все это, забыть о пещерах и начать заново на новом месте. Поехать в Нью-Йорк или поселиться в Милл-Вэлли, или снять квартиру на Бернал-Хайтс, или я восстановлюсь в университете Калифорнии и получу степень, и найдем себе место в Беркли. Там славно. Ты будешь героем.

Казалось, Вайду гораздо больше волнует, как вытащить меня из библиотеки, чем аборт.

— Библиотека — это моя жизнь, — сказал я. — Не знаю, что бы я без нее делал.

— Мы сварганим тебе новую жизнь, — сказала Вайда.

Я посмотрел вдоль автотрассы туда, где нас поджидал международный аэропорт Сан-Франциско: раннее утро средневековья, замок скорости в недрах космоса.

Вайда оставила фургон неподалеку от статуи Мира Бенни Буфано^[12] — та ждала нас, гигантской пулей возвышаясь над машинами. В море металла статуя выглядела покойно. Стальная штука с тонкой мозаикой и мраморными людьми сверху. Люди пытались нам что-то сказать. К сожалению, у нас не было времени слушать.

— Ну, вот мы и приехали, — сказала Вайда.

— Ага.

Я вытащил сумку, и мы оставили фургон на стоянке в такую рань, рассчитывая, что если все пойдет по плану, то вечером мы его заберем. Рядом с другими машинами фургон выглядел одиноким бизоном.

Мы прошли к терминалу. Из самолетов входили и выходили сотни людей. Воздух был увешан сетями дорожного возбуждения, люди путались в них, и мы тоже попались в улов.

Терминал международного аэропорта Сан-Франциско невероятно огромен, похож на эскалатор, на мрамор, вылитый робот, он хочет сделать для нас то, к чему мы, кажется, пока не очень готовы. К тому же он сильно напоминает "Плэйбой".

Мы подошли — это оказалось очень большим расстоянием — и забрали билеты у стойки "Тихоокеанских Юго-западных Авиалиний". Молодые красивые мужчина и женщина за стойкой свое дело знали. Девушка хорошо смотрелась бы и без одежды. Вайда ей не понравилась. На груди у той пары были приколоты полукрылышки — словно ястребы после ампутации. Я положил билеты в карман.

Мне захотелось в туалет.

— Подожди меня здесь, милая, — сказал я.

Туалет оказался настолько элегантен, что мне стало не по себе: чтобы отлить, следовало надеть смокинг.

Пока меня не было, к Вайде клеилось трое мужчин. Один хотел на ней жениться.

До вылета в Сан-Диего оставалось минут сорок, поэтому мы пошли выпить кофе. Странно снова оказаться среди людей. Я забыл, как это трудно, когда их много.

Все, разумеется, глазели на Вайду. Я никогда раньше не видел, чтобы девушка привлекала столько внимания. Все было точно так, как она и говорила — и даже хуже.

Молодой симпатяга в желтой тужурке, точно чертов метрдотель, провел нас к столику под растением с большими зелеными листьями. Он неимоверно заинтересовался Вайдой, хотя старался не подавать виду.