Квенион подумала о Беферене. Он, как и Сайенна, стоял на берегу залива, но был серым, унылым, сырым и мрачным местом. Казалось, в этом поселении жители лишены всех надежд на будущее.
Морской бриз подул в лицо девушке, лишний раз напоминая о том, как приятно находиться здесь, а не в Ривальде.
И за это спасибо Намойе Кевлерену.
Квенион и Намойя не попали в руки врагов в Кидане только благодаря Адалле и Велопаю, которые защитили их от туземцев и проводили до Сайенны. Иначе они уже покоились бы где-нибудь на дне реки Фрей.
Девушка страшилась нового путешествия по воде, но на этот раз оно выдалось более комфортным и спокойным, чем предыдущее. Не нужно было опасаться вражеского преследования. Адалла с отрядом воинов сопровождал путников до места впадения Элдер в Уош, оберегая гостей от любых опасностей. Желание туземцев заполучить огнестрелы было очень велико. Мощное оружие давало огромное преимущество в борьбе с соседними племенами.
Избранная отчетливо помнила, как увидела Сайенну впервые: залив, место, где Уош впадает в Бушующее море, иловые отложения, принесенные с гор весенними дождями. Тогда это был еще не город, а просто большое поселение, которое запомнилось Квенион выбеленными домиками с красными и желтыми черепичными крышами, стройными рядами улиц. Все выглядело так свежо, так опрятно и приветливо. Гарнизон в крепости, состоявший из нескольких сотен хорошо обученных и прекрасно вооруженных солдат, создавал ощущение безопасности.
Здесь ее господин получил возможность излечиться от ран. Впервые он пришел в сознание спустя несколько часов после отплытия из Орина-на-Двуречье. После короткого бодрствования принц вновь провалился в глубокий сон. Через два дня Намойя уже сумел оценить ситуацию и с помощью Избранной припомнил события, случившиеся в Кидане.
Однако до полного выздоровления ему было еще очень далеко. Проблески сознания приносили Намойе лишь новую боль – душевную и физическую.
Квенион вновь глубоко вдохнула морской воздух. Жизнь могла быть прекрасной, если бы не страдания ее господина. Девушка не знала, чем еще помочь ему, и корила себя за то, что была плохой Избранной. Она любила принца так, как только Акскевлерен должен любить своего господина. Квенион была до конца преданна Намойе, а тот даже в самые тяжелые моменты выказывал ей лишь презрение.
Девушка думала – точнее, хотела верить, – что поведение принца объяснялось потерей его первой, истинной Избранной – Тендж. Но подобные мысли не ослабляли ее душевных ран, вызванных равнодушием Намойи. Квенион всяческими путями старалась обрести расположение принца, стать той возлюбленной, которая ему так необходима. Это была не только ее обязанность, но и самое заветное желание.
Квенион бросила взгляд на морскую даль в надежде увидеть ривальдийский корабль, на котором плывет новый губернатор, готовый принять на себя обязанности Намойи. Но корабля не было. За последние десять дней из Ривальда не прибыло ни одного судна. Это давало повод для слухов. Волнение в городе возрастало. Если что-то случилось в Ривальде, то отголоски скоро дойдут до Сайенны.
Ветер стал прохладным, и девушка невольно вздрогнула. Их с Намойей будущее сейчас зависело только от нее. На своих плечах Избранная ощутила тяжкий груз ответственности.
Шум внизу заставил Квенион перевести взгляд. Несколько повозок, запряженных волами, неторопливо въезжали в город. Они были доверху нагружены мехами, из чего девушка сделала вывод, что повозки прибыли издалека, из горных районов, располагавшихся в месяце пути от Сайенны. Она не знала, скупали ли торговцы меха, но очень бы удивилась, если бы они отказались от такой великолепной возможности обогатиться. Именно обогатиться, так как подобный товар прибывал в Ривальд лишь раз в год и стоил бешеных денег. Несмотря на все неприятности, необходимо вновь наладить торговлю.
В конце концов все трудности когда-нибудь заканчиваются, подумала девушка.
Если судьба Намойи в ее руках, то это и есть единственный шанс преуспеть как Избранной, заставить его полюбить себя…
На секунду Квенион показалось, что она снова в Беферене, снова задыхается в перенаселенном дворце, никем не замечаемая и всеми презираемая. Как мог Намойя обратить на нее внимание и полюбить в таком хаосе? Он всегда был независим, сдержан, эрудирован, предан долгу… Да, именно этим принц и отличался от большинства своих родственников. Он добровольно принял на себя обязанности губернатора Сайенны – только для того, чтобы отстраниться от семьи и от Ривальда вообще. Еще одним желанием принца было обрести новый дом для себя и своей любимой Тендж, единственного человека, которого Намойя искренне любил.
Он принес ее в жертву два года назад, во время битвы за Кидан, спасая ривальдийскую кавалерию от атаки киданских ополченцев. Долг заставил Намойю убить женщину, которой он дорожил больше жизни. С тех пор принц проклинал тот день, когда согласился покинуть Беферен. Квенион была уверена, что именно с той поры Намойя лишился возможности полюбить другую. Принц сделал ее своей Избранной лишь потому, что после Тендж Квенион оказалась наиболее приближенной из всех его Акскевлеренов.
Принц не любил Квенион так, как должен был. Этим и объяснялась его постоянная озлобленность на нее, озлобленность на весь белый свет и невозможность использовать Сефид для самоисцеления. Ему некем было пожертвовать, чтобы вызвать столь сильный прилив дара.
Всему свое время, и Квенион это знала. Одной из самых важных добродетелей, которым обучали Акскевлеренов, являлось терпение.
* * *
Слова, произнесенные Родином, заставили императрицу резко выпрямиться.
Они сидели за высоким столом в аудиенц-зале, ужиная и наблюдая за спектаклем. Комедианты представляли инсценировку нескольких картин из последнего произведения Кэшел Грейтейн, повествующего о непреходящих ценностях семьи Кевлерен.
Родственники Лерены без всякого интереса наблюдали за лицедеями. Их сердца все еще скорбели по утраченным Избранным. Императрице же было просто скучно.
Автор пьесы заметила, что внимание публики утеряно. Даже актеры почувствовали настроение и стали мямлить и забывать текст.
Впрочем, императрицу это заботило весьма мало. Она и Родин углубились в обсуждение ривальдийских проблем. Принц и Лерена разговаривали о том, как именно обстановка в Беферене может повлиять на ход текущих событий. Можно было сказать, что данная беседа привела правительницу в хорошее расположение духа, если бы не случайно оброненная Родином фраза:
– Будь Мэддин здесь, ваше величество, он рассказал бы о положении дел на границе с Ривальдом лучше, чем я или кто-либо из моих агентов. С его опытом борьбы с врагами империи…
Принц умолк, когда заметил, какой эффект на императрицу произвели его слова.
– Ваше величество? С вами все в порядке?..
Малус Майком, сидевший неподалеку, тоже заметил перемену в лице Лерены и поспешил к ней, несмотря на неодобрительные взгляды членов императорской семьи. Родин открыл было рот, чтобы остановить назойливого канцлера, однако, прочитав на его лице искреннюю заботу о правительнице, промолчал.
Лерена медленно покачала головой.
– Не могу поверить, что до сих пор не послала ему весточку…
Она внезапно смолкла и посмотрела на Родина и Майкома!
– Что случилось?
– С вами все в порядке, ваше величество? – заботливо поинтересовался Майком.
Родин заметил, как рука сановника потянулась к императрице. Это было слишком даже для канцлера.
– Кому не послали весточку? – спросил принц. Он знал, что Лерена собирается сказать нечто важное, то, о чем он непременно должен знать.
Императрица глубоко вздохнула и одарила мужчин улыбкой.
– Вы же знаете, что я не отправила Мэддину ни одной весточки. А он так далеко…
Она нахмурилась.
– Мне нужно срочно написать ему. Принц будет глубоко опечален известием о смерти моей сестры.