Смотрю, лидер после правого поворота стремительно взлетел на пригорок без торможения (огни не зажглись), прыгнул и скрылся из виду. Раз так, я делаю вывод, что скорость можно не сбрасывать, и поэтому сразу диктую: "Двести, трамплин-прыжок прямо". Взлетаю на трамплин, колеса чуть, отрываются, и, как только лучи прожекторов опускаются вниз, перед нами встает жуткая картина. Дорога уходит вниз и метров через сто пятьдесят крутым правым поворотом прячется за скалу. Слева обрыв метров шесть. Машина лидера, не вписавшись в поворот, кубарем катится по откосу и замирает внизу обрыва вверх колесами. Все как в жутком сне. До моего полета остаются считанные секунды. Ясно, что на такой скорости в повороте не удержаться и придется падать в обрыв. Но упасть требуется так, чтобы не подмять под себя лидера, а то ребятам конец. Все это пронеслось в голове за долю секунды, тут же увидел и место приземления: начинать падение нужно чуть раньше того участка дороги, где сорвался лидер, тогда и лечь можно будет чуть раньше него, как раз местечко для моей "стотридцатки". Страха нет, но все время думаю вторым планом: "Только бы ремни сработали!" Дело в том, что на эту гонку мы установили японские инерционные ремни безопасности, которые фиксируют водителя в момент удара. Но здесь перед ударом будет полет! Если они не отреагируют на него, то будет плохо нам.
Плавно, как во сне, машина срывается с дороги и падает в обрыв. Еще раз успеваю подумать о ремнях и изо всех сил упираюсь в руль - начинается переворот через левый бок. Тут с облегчением отмечаю, что ремни сработали! Делаем полный оборот через левый борт и на него же и приземляемся. Удар. Боли нет. Я тут же кричу штурману: "Вылезай быстро - сейчас еще двое наших здесь будут!" - а у самого сердце молотит, как паровой молот. Время теперь отмеряется этими ударами, и каждый из них может стать последним. А штурман, зараза, барахтается в ремнях, как муха в паутине, выбраться не может. "Ну давай, давай,- кричу ему,- быстрее!!!" Он наконец выпутывается, открывает дверь и выпрыгивает наружу. Я лезу следом, но... проклятье! Дверь под собственной тяжестью закрывается, и меня, как гвоздь молотком, вколачивает обратно. Матерюсь на чем свет стоит, лезу к выходу, но понимаю, что не успеть мне теперь. Вот сейчас это случится, вот... ну, и мысленно удивляюсь почему никто не падает вверху? Пора же уже! Давно пора!
Открываю дверь и вижу свет прожекторов несущейся вниз по дороге "стотридцатки". Обидно, черт возьми, -думаю, - чуть-чуть не успел! Но совершенно неожиданно машина удерживается на дороге и с ревущим на максимальных оборотах мотором летит дальше. Но по пятам за только что прошедшей машиной идет "техничка". Я только успел вылезти из кабины, когда бросил взгляд вверх и увидел жуткую картину: "техничку" развернуло боком, и она, выскребаясь всеми шестью колесами трех ведущих мостов, пытается удержаться на дороге и вот-вот должна сорваться. Но каким-то чудом ей удается удержаться на дороге, хотя задние два колеса уже почти сорвались и царапали по самому краю обрыва.
Ну все! Пронесло. И тут же думаю: "Да быть этого не может! В этом повороте нельзя удержаться! Господи, о чем я? Как там ребята в машине-лидере?" Проваливаясь по пояс в снег, мы со штурманом стали пробираться к лежащему вверх колесами автомобилю. Откопали двери - оба живы-здоровы. Бледноваты немного, а губы так просто синие, но мы, видимо, не краше.
Спасла нас тогда снежная подушка. Ее толщина в месте нашего приземления была около двух метров.
Как только вытащили напарников на свет божий (а точнее, в темень непроглядную - ночь все-таки!), меня опять начал вопрос одолевать: как это две последние машины ухитрились на дороге удержаться?
Оказывается, по чистой случайности. Та "стотридцатка", что за нами шла, где-то в километре-двух от рокового места не вписалась в поворот, пробила снежный вал и ушла в поле (хорошо еще, поле оказалось, а не лес или скала!). За рулем сидел Слава Федоров. Он потом рассказывал нам: "Пробиваю снежный вал, ну, думаю, хана, сел! Но нет, вылетаю в поле. На газ давлю что есть силы, делаю плавный поворот и ходом опять в снежный вал, пробиваю его насквозь и, елки-палки, оказываюсь на дороге. Все так быстро произошло, что и глазом моргнуть не успели. Но ноженьки все-таки дрожат - никак на педаль газа не могу толком наступить. А вы тем временем усвистали далеко. Я было рванул, но на горушке дай, думаю, приторможу, на всякий случай. Притормозил, смотрю, а вы, голубчики, уже разлеглись и отдыхаете. Кстати, даже осадив машину, я еле-еле удержался в повороте".
Ребята, ехавшие на "техничке", описали ситуацию так: "Славку размотало, он нырнул в снег и пропал. Мы по тормозам. Остановились у пробоины, смотрим. Там что-то невообразимое творится: Славка полным ходом чешет по полю, только снег в стороны! Раз, два - и он опять на дороге. Мы подивились его фокусам и за ним. Пока разгонялись, он успел сильно оторваться от нас, поэтому перед трамплином притормозили, но как увидели, что там творятся... В общем, перепугались за вас и, пока пугались, как-то само собой и прошли поворот, хотя тоже чуть не упали!"
Так до Москвы я и не подменил Виктора за рулем. С той поездки отношения наши пошли на сближение.
Вышло так, что и по редакционным делам нашлись общие заботы. Виктору передали тематику испытаний, и я, как мог, помогал ему в этом.
Когда же осенью 1986 года пришло приглашение от польских коллег-журналистов принять участие в авторалли, то с выбором партнера вариантов не было - им однозначно стал Виктор. А вот с машиной получилось сложнее. Где ее взять? Пришлось потрясти Белозерова (того, что "гонку на выживание" мне устроил). Все вышло как нельзя лучше. Завод только что изготовил первую серию спортивных "восьмерок" (ВАЗ-2108-06 "Самара"), как раз одна из них мне и досталась.
Надо сказать, что в принципе "восьмерка" уже в то время для меня не была загадкой - на редакционных испытаниях исколесил на ней не один десяток тысяч километров. Но "восьмерка" в спортивном варианте попадалась мне впервые. В этом смысле переднеприводные автомобили я никогда не щупал. Конечно, пробовал их и так и сяк - зимой на "Медвежьих озерах" (это старый аэродром под Москвой) неделями пропадал, подбирая "ключи" к новой для меня технике. И все-таки одно дело - испытания и тренировки, а другое - соревнование. В них всегда что-нибудь неожиданное откроется. К сожалению, и посоветоваться не с кем было, наши спортсмены еще только-только начинали думать о переднеприводных, и скорее уж я мог им помочь, чем они мне.
Из документов, что пришли в Союз журналистов о ралли в Польше, я ничего не мог толком понять, поэтому предстояло во всем разобраться на месте. Сбор участников был назначен в Седлце (или, как произносят сами поляки, Щедлце). Это на полпути от Бреста к Варшаве - по сто километров туда и сюда. Маленький городишко со множеством костелов, от средневековых до ультрасовременных.
Местом встречи оказалась небольшая, но симпатичная гостиница "Гетман" на окраине города. Нас ждали. После размещения попросили отдохнуть до ужина, где и пообещали все подробно рассказать, к этому времени должны собраться все участники, и тогда будет официально объявлен регламент соревнований.
Перед ужином к нам подошла миловидная полька и сказала, что ее зовут Эва и что она поможет нам в переводе. Эва прекрасно говорила по-русски и, как потом выяснилось, работала редактором в польском издании какого-то советского журнала. Она вместе со своим мужем Кшистофом тоже собиралась участвовать в ралли. Пару лет спустя я узнал, что это ралли было их свадебным путешествием. Кшистоф работал редактором в автомобильном журнале "Мотор", но, глядя на его руки (такими руками колесные гайки отворачивать без ключа), можно было предположить, что он, скорее всего, автомеханик. Правда, это только руки. Все остальное же: мягкая застенчивая улыбка, неторопливая манера разговора, очки, напоминающие по форме пенсне, - создавало образ этакого рафинированного интеллигента. Но руки! Поразительное сочетание!
