"И как им обоим легко", — продолжал Лука Иванович, поглядывая то на нее, то на него.

— Да вы меня на парадере видали, а это — подъездок.

— Хороший? — переспросила хозяйка.

— Прикажете привезти?

— Привезите.

— Видите, как я себя веду? — заметил полковник и двусмысленно улыбнулся.

— Я уж вам давно сказала, что довольна вами.

— Низко кланяюсь.

— Скажите Калупуцкому, отчего он так давно у меня не был?

— Болен.

— Что с ним?

— Не при смерти, успокойтесь… на днях явится…

— Буду ждать.

Полковник докурил папиросу и оправился.

— Сегодня среда, — сказал он и поглядел пристально на хозяйку.

— Среда, — повторила она, играя глазами.

— Помните?

— Помню.

— Так до свидания.

— До свидания.

Он опять чмокнул протянутую ему руку, палаш болтнулся вправо и влево и задел одну шпору. Лениво покачиваясь, стал он выходить из салона и чуть заметно кивнул головой в сторону Луки Ивановича.

Широкая его фигура скрылась за цветной портьерой салона. Лука Иванович поглядел ему вслед, а потом обернулся, и глаза хозяйки встретились с его взглядом.

— Извините, — полушепотом сказала она.

— Почему так? — совершенно искренней нотой спросил Лука Иванович.

— За то, что проскучали.

— Нисколько.

— Так вы наблюдали?

Она подчеркнула последнее слово насмешливым звуком.

— Коли хотите — наблюдал.

— И, конечно, говорили про себя: какова эта барыня? просто ужасно! может с офицерами толковать о каких-то парадерах и подъездках, знает про Хреновский завод и справляется про каких-то корнетов! Ужасно! Не правда ли?

— Нужно и с господами офицерами уметь говорить; я вот, например, плохо умею и этого себе в достоинство не ставлю.

— Да, надо, а то совсем будет плохо… Этот полковник Прыжов… хорошо себя ведет, я его за это люблю… Вы ведь знаете: когда мужчина, который может считать себя видным… ну, и в таком полку служит, начнет за кем-нибудь ухаживать и увидит, что надеяться ему трудно… на успех, он сейчас же разозлится и не может даже продолжать знакомства… А m-r Прыжов — гораздо добрее или умнее, как хотите… Мы с ним и теперь большие друзья.

— Стало быть?.. — не договорил Лука Иванович.

— Он одно время сильно за мной ухаживал… с ним была ужасная скука… Теперь он так, как есть… о лошадях и воообще с ним поболтать можно, а тогда он считал своей обязанностью говорить… сладости…

Она сделала движение, точно опять спохватилась.

— Ах, пожалуйста, m-r Присыпкин, извините меня!.. Я вас заставляю присутствовать при Бог знает каких разговорах… а Елена все нейдет, — уж, поверьте, это она — с умыслом.

— Каким же?

— А вот каким: пускай вы полюбуетесь на всю мою пустоту… Она очень добрая и добродетельная, но с капелькой яда… И милее всего то, что она считает меня совершенно наивной… думает, что я ничего этого не понимаю… Ну, что ж: она этого хотела… и посидите здесь… посмотрите на мой petit lever[6]… Слышите, опять позвонили?

— И этак каждый день? — спросил Лука Иванович.

— Да, когда я бываю дома; до трех часов почти что каждый день.

В передней раздался звук сабли.

— Опять из воинов? — тихо проговорил Лука Иванович.

Он еще не знал, какого тона держаться; но сама хозяйка точно нарочно старалась его сбить с толку.

В портьеру просунулась курчавая голова с восточным, очень красивым лицом. Такой военной формы, какая была на этом юноше (ему казалось на вид лет девятнадцать) Лука Иванович еще никогда вблизи не видал, хотя тотчас же сообразил, к какому "роду оружия" принадлежит этот "абрек".

От него так и шло серебристое сияние.

— Здравствуйте, князь! — почти крикнула ему m-me Патера, приподнявшись немного на диване.

"Князь" выпрямился, повел плечами с коваными эполетами и прошелся правой рукой по своим кудрям.

Профиль у него был чистейшей кавказской породы, щеки с матовой белизной и усы необыкновенно красивого рисунка.

— Извините, вчерашнего дня опоздал на Невский. Слово «извините» вышло у него, по звуку: "эзвэнэтэ", — и во всей фразе восточный выговор резко заявлял себя.

Он пожал протянутую руку хозяйки и хотел было опуститься в кресло; но, заметив в углу Луку Ивановича, вежливо с ним раскланялся, сказав и ему:

— Извините.

"Ничего-с, — выговорил про себя Лука Иванович. — Мы не взыщем".

— А сегодня вы едете на Невский? — спросила князя m-me Патера.

— Беспременно! — молодым гортанным баском ответил князь, и его темно-оливковые глаза метнули искрами.

"Экий статный зверь!" — похвалил его Лука Иванович.

— И все на той же лошади?

Кавалерийский разговор продолжался.

— Извините, на другом, — выговорил весело князь.

Было очевидно, что слово «извините» служило князю руководной нитью всякой беседы.

— Также кабардинской породы?

— Карабахская кобыла.

M-me Патера чуть заметно поморщилась. Лука Иванович сдержал улыбку. Князь невозмутимо обволакивал хозяйку глазами.

— Курите, князь, — сказала она с особенною мягкостью.

— Благодарствуйте, — выговорил он точно по складам и полез за папиросницей в свои рейтузы, все еще привлекавшие внимание Луки Ивановича: они были в обтяжку, светло-зеленого цвета, с двойным позументом.

Курил князь уже совершенно по-гвардейски, даже папиросу держал русским жестом, огнем внутрь, между вторым и третьим пальцем.

— Не правда ли, m-r Присыпкин, — обратилась m-me Патера в его сторону, — князь очень недурно говорит по-русски, а он всего два года здесь… Ах! я и забыла вас познакомить: князь Баскаков… так ведь кажется?

— Извините… я настоящим манером…

— Да, я знаю, у вас разные есть имена; но я не могу их произнести… есть и Оглы и еще что-то!

Князь рассмеялся и выставил действительно «ослепительные» зубы.

— Я знаю, что вы и так называетесь, и оно гораздо легче.

Князь опять рассмеялся.

— M-r Присыпкин… наш известный литератор…

Лука Иванович не утерпел и поглядел на m-me Патера глазами, говорившими: "да ему-то что за дело до того, что я литератор?"

Но князь как будто бы понял звание Луки Ивановича и еще раз поклонился ему с видимым почтением.

— Позвольте спросить, — отнесся он к Луке Ивановичу, выпучив на него глаза, — вы не учите по-русски?

— Русскому языку? — переспросил Лука Иванович, добродушно оглядывая его горские украшения на груди.

— Все это, что требуется… грамматика… и там еще… как это?

— Да вам разве нужно, князь? — спросила m-me Патера.

— Нет, я теперь учен… ха-ха-ха! а я для товарища… молодой князь.

— Ваш земляк, из одной области? — полюбопытствовал Лука Иванович.

— Извините… он не оттуда, есть племя Адэхэ.

— Как, как? — вскричала m-me Патера.

— Адэхэ, — совершенно серьезно выговорил князь, — малый уж в двадцать лет… а ничего не может… насчет грамматики… Нанял он учителя… дорогой учитель… пять рублей час… честный человек, пять рублей… Фрелин баронесса… как бишь ее… ну, все равно… крестная мать… его тоже крестили… сама прислала этого самого учителя. Бился, бился он — и ничего!.. Со мной говорил: я — это учитель говорит — не могу, потому у него нет в голове ни существительного, ни прилагательного. Два месяца я, говорит, хотел вбить в него — и не могу!

Князь даже встал в жару разговора и расставил ноги. Хозяйка и Лука Иванович с оживленными лицами глядели на него.

— Башка! — воскликнул он и ударил себя по красивому белому лбу. — Учитель ему: вот смотри, князь, дверь ты можешь брать рукам, можешь? Могу. Это — существительное… А какой цвет у занавес? — Красный цвет. Можешь ты брать его рукам! Нет, не могу. Это — прилагательное, понимаешь? — Нет, не понимаю! Тут и говорит ему учитель: ты — дурак, князь, я тебя не буду учить и пять рублей твоих не беру.