— Уж позвольте до другого раза.

Мартыныч решительным жестом взялся за фуражку.

Не сумевши удержать гостя, Анна Каранатовна довольно шумно поднялась с места и крикнула в дверь:

— Убирай здесь, Татьяна, да спроси Луку Иваныча — хотят они чаю или нет?

Ответа не последовало. Анна Каранатовна уже сильнее высунулась в дверь.

— Лука Иваныч! — крикнула она.

— Что нужно? — раздалось глухо из кабинета.

— Чаю вы хотите?

— Пожалуй.

— Ну, так подите сюда, а то Татьяна не скоро еще соберется.

Послышались медленные шаги, и в комнату, совсем сгорбившись, в халате, вошел Лука Иванович.

Мартыныч стоял уже в позе, говорившей "счастливо оставаться". Лука Иваныч взглянул на него спокойнее, чем накануне, но невнятно проговорил:

— Вы бы прошли ко мне, у нас с вами счетец есть.

Слова эти Анна Каранатовна расслышала хорошо и тотчас же подалась вперед.

— Да Иван Мартыныч совсем и не желает, — начала она недовольно, обиженным голосом, — он не для того совсем и пришел.

Лука Иванович удивленно взглянул на нее. Мартыныч совсем переконфузился, что и выразил в игре часовой цепочкой.

— Иван Мартыныч, — продолжала Анна Каранатовна жалобной нотой, — вон мне и машинку достал… даже так скоро, что я в удивление пришла. Я уже им говорила насчет этого…

— Насчет чего же это? — спросил медленно Лука Иванович, поглядывая на них обоих.

— Вы не извольте беспокоиться, — промямлил Мартыныч, стараясь протискаться бочком в дверь.

— Да полноте, Иван Мартыныч, — ободряла его Анна Каранатовна, — ведь я Луке Иванычу толком говорю.

— Вам десять рублей следует, — резко сказал Лука Иванович, — пожалуйте ко мне.

Анна Каранатовна даже раскрыла рот; так поразило ее и то, что сказал Лука Иванович, и тон его слов.

Мартыныч весь съежился и, повернувшись на одном каблуке, пошел за Лукой Иванычем в кабинет. Там он что-то такое было начал насчет денег, но Лука Иванович довольно резко остановил его, подавая красненькую.

— Это не все, кажется, — выговорил он, поморщиваясь, точно от дыму, — да вы не кончили еще, так мы после сочтемся.

— Помилуйте-с, — стыдливо отталкивал бумажку Мартыныч, — вы меня много обидите…

— Берите, — строго перебил Лука Иванович, — что ж вы благодеяние, что ли, мне желаете оказывать?

И он повернулся к столу, сунув бумажку так, что, если б Мартыныч не подхватил ее, она бы упала на пол.

Мартыныч даже побледнел, сжал торопливо бумажку в кулак и стал пятиться назад на цыпочках.

— Покойной ночи, — выговорил он сладко и глухо — и все тем же задним ходом исчез в дверь.

— Прощайте! — не оборачиваясь, кинул ему Лука Иванович.

Когда дверь захлопнулась за Мартынычем, он столкнулся с Анной Каранатовной: та стояла в коридоре, против двери в свою комнату, и, вероятно, слышала разговор в кабинете.

— Счастливо оставаться, — шепотом и торопливо проговорил Мартыныч, не решаясь останавливаться.

— Да вы куда это? посидите! — начала, громче его тоном, упрашивать Анна Каранатовна. — Он ведь писать засядет.

И она небрежно кивнула головой на дверь в кабинет Луки Ивановича.

— Нет, уж что же-с? — не то обиженно, не то застенчиво ответил Мартыныч и стал бочком двигаться по коридору.

Анна Каранатовна пошла провожать его в кухню.

— Сердит?! — вопросительно выговорила она, пока Мартыныч накидывал на себя пальто.

— Не в духе-с… вы напрасно это, Анна Каранатовна, насчет моей работы… ведь господа писатели — народ амбиционный… сами мы про это сейчас говорили.

— Экая важность! Он ведь все балагурит, а это нынче только — тучу из себя представил; сердит, да не силен, — прибавила она подмигнувши.

Мартыныч сдержал наплыв смеха и прыснул на воротник пальто.

— Такой стих-с… — сквозь смех выговорил он.

— Никто, главное, не провинился!.. А почитать-то когда же?

Мартыныч глазами показал, что он рад бы душой, да боится учащать свои посещения.

— На той неделе, если вам способно будет.

— Да и на этой бы можно, кажется… не все он привередничать будет… До свидания, значит, а я машинку-то вашу сегодня же обновлю…

Она протянула ему руку, Мартыныч подал свою, ладонью.

Анна Каранатовна крепко пожала ее и прибавила, когда он уже взялся за ручку выходной двери:

— А то, какие ваши слова были сегодня, Иван Мартыныч, я долго буду помнить.

— Я от всей души, — жидким голоском выговорил Мартыныч и, уже от себя, потряс руку Анне Каранатовне.

— Буду помнить! — значительно повторила Анна Каранатовна, провожая его до лестницы.

Татьяна могла бы быть свидетельницей всего их разговора, но она опять уже спала, примостившись у плиты.

Анна Каранатовна должна была растолкать ее.

— Ужинать собрать надо, — говорила она ей в ухо, — да прибрать чайный прибор.

— А барин чай не будет кушать? — спросила Татьяна, широко мигая совсем посоловелыми глазами.

— Не знаю, я вот спрошу… да плиту-то разводи.

Дверь в комнату Луки Ивановича была только притворена, и Анна Каранатовна заглянула туда, не входя.

— Чай будете пить? — небрежно спросила она в спину Луки Ивановича, сидевшего у письменного стола.

— Не стану, — сквозь зубы ответил он, пуская струю дыма.

— Ну, как угодно!..

Лука Иванович шумно отодвинул стул и, выходя мимо ее в коридор, спросил:

— Настеньку вы, надеюсь, уложили спать?

— Нет, еще не думала.

Они оба вошли в комнату Анны Каранатовны.

— Почему же это? — уже горячее выговорил Лука Иванович.

— Да она тут сейчас болталась.

— Вы лучше скажите: не она болталась, а вы в приятных разговорах забыли, что больного ребенка нужно уложить спать раньше.

— Да и то рано.

— Ошибаетесь: теперь уже девятый час.

— Уложишь ее!..

— Да ведь вы не пробовали?

В другое время тон Луки Ивановича заставил бы Анну Каранатовну удивиться и струсить немного; но сегодня она приняла его совсем по-другому.

— Ну, уж оставьте, Лука Иванович, точно, в самом деле я не мать, — возразила она, махнув как-то особенно головой, — уж как вы меня шпигуете этой девчонкой!..

— Хорошо-с, — обрезал Лука Иванович, сделавши несколько шагов по комнате, — мне нечего проповедовать вам материнские чувства, если у вас их нет.

— Скажите пожалуйста! — уже совсем резко откликнулась Анна Каранатовна и села почему-то на конец кровати. — Поучения-то вы куда горазды делать, Лука Иванович, позвольте мне вам доложить, а на деле-то — ни тпру, ни ну!

— Что вы этим хотите сказать?

Он продолжал говорить ей «вы»; едва ли не в первый раз случилось это с тех пор, как он начал звать ее просто "Аннушка".

— Да тоже! Мне уж эти разговоры опостылели… — Я — девушка простая, вашим всем тонкостям не обучалась. Для меня тот человек хорош, который что сказал, то и сделал. Вы вот у Настеньки всякие лихие болезни лечите, а что мне нужно, то совсем чужой человек доставляет… даже совестно!..

— Об чем вы это все толкуете, — протянул с гримасой Лука Иванович, подходя к столу и дотрагиваясь пальцами до машинки, — вот про это, что ли?

— Да хоть бы про это… посторонний человек, и тот…

— Надоели вы мне с вашим писарем!.. Ну, сделал он вам презент — и наслаждайтесь им, я вам не мешаю. Только, пожалуйста, в другой раз ведите себя поумнее.

— В чем же это я сглупила, позвольте полюбопытствовать? — спросила совсем уже злобно Анна Каранатовна и поднялась с кровати.

— А в том, что вы вздумали извиниться за меня перед вашим приятелем, когда я об этом вас не просил. Он на меня работает, я ему и плачу: кажется, это ясно.

— Скажите пожалуйста! — язвительно вскричала Анна Каранатовна. — Что же я, духом, что ли, святым могла узнать, что вы где-то красненькую промыслили?.. Знала ведь я, что вы последнюю мне на расход отдали; а тут человек работает… вы приходите и говорите, чтоб он за вами шел… ну, я и подумала: заплатить вам за переписку нечем, так лучше сказать.