Карлштадт и Меланхтон обсуждают что-то на ходу. В последнее время они только этим и занимаются. Слышны отдельные фразы, цитаты на латыни, но тема остается непонятной. Вокруг неожиданно возникают кучки студентов, толпящихся с совершенно индифферентным видом. Мальчишеский голос Меланхтона доносится и до меня. Столь же захватывающе он стрекочет из аудитории, когда стоишь снаружи.
— …И ты должен уяснить раз и навсегда, дорогой мой Карлштадт: нет слов более ясных, чем слова апостола: «Всякая душа да будет покорна Богу, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению». Святой Павел написал это в Послании к римлянам.
Я решаю подняться и присоединиться к остальным зрителям как раз в тот момент, когда Карлштадт вставляет свое веское слово:
— Глупо воображать, что христианин, для которого, по словам того же святого Павла, «закон мертв», должен слепо приносить в жертву нравственные законы, данные людям Богом, — несправедливым законам, навязанным людьми! Христос говорит: «Отдавайте кесарю кесарево, а Богу — Божье». Евреям нужны были деньги кесаря, чтобы признать власть Рима. Поэтому они и приняли все гражданские обязательства, не соответствовавшие их религии. Таким образом, Христос своими словами отделил политическую сферу от религиозной и определил функции гражданской власти, но лишь при условии, что они не ставятся над законами Божьими, не противоречат им. Когда же они действительно подменяют законы Божьи, это не только мешает развитию общества, но и делает человека рабом. Вспомни Евангелие от Луки: «Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи».
Голос становится все тише, уши напрягаются, а глаза бегают по сторонам. Образовалась своеобразная арена — правильный полукруг из студентов, словно кто-то обозначил мелом поля боя. Гюнтер стоит молча, гадая, чью сторону стоит принять. Амсдорф уже выбрал позицию — посредине.
Меланхтон качает головой и немного прикрывает глаза, кивая с великодушной улыбкой. Он постоянно разыгрывает из себя этакого доброго отца, объясняющего сыну истинное положение вещей. Словно знает, что у тебя на уме, каким-то образом постигнув и поняв все, что тебе еще предстоит узнавать отныне и до конца своих дней.
Он страшно доволен публикой: перед ним собрались все представители Нового Христианства. Перед тем как ответить, он тщательно взвешивает каждое слово:
— Ты должен копать глубже, Карлштадт, не останавливайся на поверхности. Понимание «кесарева» может быть очень разным… Христос проводит границу между двумя сферами: властью гражданской и властью Божьей, это правда. Но он делает это именно потому, что каждая обладает своими функциями — одна форма власти отражает другую. Такова воля Господня. Святой Павел объяснил нам эту концепцию. Он сказал: «Для сего вы и подати платите, ибо они, Божии служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь». Кроме того, мой дорогой друг, если верующие ведут себя честно, им нечего бояться власти, им, напротив, воздастся. Кто же творит зло, должен убояться, ибо, если правитель берется за меч, на то есть причины: он на Божьей службе для наказания тех, кто творит зло.
Карлштадт цедит медленно, взволнованно:
— Но кто накажет правителя, поступающего не по совести?
Меланхтон, уверенно:
— «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию». Ибо написано: «Мне отмщение, я воздам, говорит Господь». Неправедная власть — кара Божья, Карлштадт. Бог установил ее на земле, Бог может и свергнуть ее. Не нам ее судить. А что касается остального, кто скажет об этом яснее апостола: «Благословляйте гонителей ваших».
Карлштадт:
— Конечно же, Меланхтон, конечно. Я не говорю, что мы не обязаны возлюбить и врагов своих, но, согласись со мной, мы должны, по крайней мере, остерегаться тех, кто, сидя на троне Моисеевом, закрывает двери Царствия Небесного перед лицом людей.
Добрый батюшка Меланхтон:
— Фальшивые пророки, мой дорогой Карлштадт, это фальшивые пророки… А мир полон ими. Даже здесь, в этом центре науки, благословенном Господом… Потому что именно среди ученых укореняется гордыня, высокомерное желание перемалывать слова Божьи лишь для того, чтобы возвыситься, умножив собственную славу. Но он сказал нам: «Погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну». Мы служим Богу и боремся за истинную веру против продажности светских властей. Не забывай об этом, Карлштадт.
Удар ниже пояса, удар предательский. Легкое облачко слабости, тень конфликта, который разъедает его, отражается на лице ректора. Он кажется сконфуженным, словно в чем-то уличенным — его уязвили до глубины души. Меланхтон на коне: он заронил сомнение, теперь остается лишь добить противника.
В этот момент раздается голос из партера. Сильный, уверенный голос, который просто не может принадлежать студенту:
— «Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилищах, и в синагогах своих будут бить вас. И поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками…» Возможно, наш учитель Лютер боится появляться перед властями, чтобы его не привлекли к суду? Вам недостаточно его собственного признания, чтобы понять это? Это крик Лютера раздается с полей и из шахт, опровергая тех, кто уничтожает истинную веру. «Приходящий свыше и есть выше всех; а сущий от земли — земной и есть, и говорит, как сущий от земли». Лютер указал нам путь: когда власть противопоставляет себя подлинным свидетельствам из Писания, долг истинного христианина сопротивляться ей.
Мы смотрим в лицо человека, высказавшегося столь откровенно. Его взгляд еще тверже и решительнее слов. Он не опускает его перед взглядом Меланхтона.
Меланхтон… Его глаза глупо сужаются от ярости. Кому-то удалось положить его на лопатки в дискуссии.
Два удара колокола. Нас зовут на лекцию Лютера. Надо идти.
Тишина и напряжение тают в гомоне толпы студентов, потрясенных диспутом, и в подобающих случаю словах Амсдорфа.
Все устремляются в глубину двора. Меланхтон неподвижен. Его глаза устремлены на человека, укравшего у него уже гарантированную победу. Они сверлят друг друга взглядами, пока кто-то не берет профессора под локоть, чтобы отвести его в аудиторию. Перед тем как покинуть поле боя, тот произносит весьма многообещающим тоном:
— У нас еще будет не одна возможность поговорить. Без сомнения.
В плотно заполненном коридоре, ведущем к аудитории, где все мы ждем Лютера, я присоединяюсь к своему другу, Мартину Боррхаусу, которого все мы зовем Целлариусом, — он столь же потрясен.
Пониженным голосом:
— Ты видел физиономию Меланхтона? Мессир Острый на Язык так поддел его! Ты знаешь, кто он?
— Это Мюнцер. Томас Мюнцер. Он из Штольбера.
Око Караффы (1521 год)
Письмо, адресованное в Рим из города Вормса, места проведения имперского рейхстага, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 14 мая 1521 года.
Сиятельнейший и достопочтеннейший господин.
Я пишу Вашей Милости по поводу серьезнейшего и таинственнейшего события: два дня назад, во время возвращения в Виттенберг с имперской охранной грамотой Мартин Лютер был похищен.
Когда Вы поручили мне следовать за этим монахом на имперский рейхстаг в Вормсе, Вы не изволили дать мне никаких указаний по этому поводу; если же от моего внимания ускользнуло нечто, что мне следовало знать, я с трепетом прошу Вашу Милость довести это до сведения Вашего скромного слуги. Если же, как я надеюсь, мои сведения не является ошибочными, я должен подчеркнуть, что над Германией нависла страшная и самая серьезная опасность. Поэтому считаю необходимым сообщать Вашей Милости все о взглядах и действиях Лютера и его окружения, как и о поведении его правителя, курфюрста Саксонского Фридриха.
В четверг, 16 апреля, в обеденное время городская гвардия выстроилась на стене собора, чтобы протрубить традиционное приветствие по случаю прибытия важного гостя. Утром новость о прибытии священника уже успела распространиться, и, чтобы его встретить, собралось множество народа. За его скромной повозкой, перед которой скакал имперский герольд, следовала сотня всадников. Улицу запрудила громадная толпа, мешавшая продвижению кортежа. Перед тем как въехать в постоялый двор Йоханнитерхофа, окруженный народом со всех сторон, Лютер оглядел всех вокруг демоническим взглядом, прокричав: «Бог — на моей стороне!» Неподалеку, в постоялом дворе «Лебедь», остановился курфюрст Саксонский со своей свитой. С первых минут пребывания в этой резиденции к нему постоянно заходили мелкие дворяне, горожане и представители магистрата, но никто из более значительных персон из рейхстага не захотел компрометировать себя связями с монахом.
Во всяком случае, серьезные переговоры велись не на публичных заседаниях, до 17 и 18 апреля, а в частных беседах и во время определенных событий, связанных с пребыванием Лютера в Вормсе. Как Ваша Милость уже убедились, несмотря на исконную неприязнь, питаемую молодым императором Карлом к этому монаху и его тезисам, рейхстагу не удалось заставить его отречься от своих слов или хотя бы принять надлежащие меры, чтобы события не вышли из-под контроля. Это произошло благодаря определенным маневрам, тонко и изысканно осуществленным таинственными покровителями Лютера, среди которых, по моему скромному мнению, следует назвать и курфюрста Саксонского, даже если этого нельзя утверждать с полной уверенностью из-за тайного и скрытного их характера.
Утром 19 апреля император Карл V созвал курфюрстов и князей и потребовал от них выработать определенную позицию в отношении Лютера, выразив достойное моменту сожаление в связи с тем, что вплоть до настоящего времени никто не принял энергичных мер против восставшего священника. Император подтвердил имперскую охранную грамоту Лютеру, сроком на двадцать один день, при условии, что брат не будет проповедовать по пути в Виттенберг. После полудня того же дня князья и курфюрсты собрались, чтобы обсудить это императорское требование. За осуждение Лютера проголосовали четырьмя голосами из шести. Саксонский курфюрст конечно же голосовал против, что стало его первым и единственным открытым выступлением в пользу Лютера.
Однако вечером 20-го неизвестные организовали в Вормсе два выступления: на первом высказывались угрозы в адрес Лютера, на втором, как говорят, четыреста дворян поклялись честью не отрекаться от «праведника Лютера» и объявили о том, что стали противниками князей и сторонников Рима, и в первую очередь архиепископа Майнцского.
Данное событие омрачило рейхстаг тенью религиозной войны и свидетельствовало о готовности сторонников Лютера к восстанию. Перепуганный архиепископ Майнцский обратился к императору с петицией, где просил пересмотреть вопрос в целом, дабы избежать опасности раскола Германии на два лагеря и угрозы восстания, и получил от него удовлетворительный ответ. Кто бы ни стоял за этими выступлениями, он достиг своей цели, растянув слушание дела и распространив опасения по поводу возможности осуждения Лютера.
Таким образом, 23-го и 24-го Лютер был подвергнут допросу назначенной императором комиссии, во время которого, как, возможно, уже известно Вашей Милости, он вновь решительно отверг предложение об отречении. Вопреки этому его коллега из Виттенберга, сопровождавший его на рейхстаг, некий Амсдорф, распространил слух, что вот-вот будет достигнут компромисс между Лютером, Святым Престолом и императором. Зачем, мой благороднейший господин? Мне кажется, по предложению курфюрста Фридриха, чтобы выиграть время.
В результате между 23-м и 24-м появилось множество самых разношерстных посредников, желающих наладить отношения между Лютером и Святым Престолом, который представлен здесь, в Вормсе, архиепископом Тревирским.
25-го состоялась частная, без свидетелей, встреча между Лютером и архиепископом Тревирским, которая, как и можно было предположить, свела на нет все дипломатические усилия двух предыдущих дней. И частным образом Лютер, как уже открыто и демонстративно делал на заседаниях рейхстага в присутствии императора, «сознательно» отказался отречься от своих тезисов. Таким образом, произошел окончательный и бесповоротный раскол. Одновременно в городе распространились слухи о предстоящем вскоре аресте Лютера.
Вечером того же дня были замечены выходившие из комнаты Лютера две подозрительные личности, завернутые в плащи с головы до ног. Хозяин гостиницы опознал в них Файлитцша и Туна, советников курфюрста Фридриха. Что замышлялось во время этой ночной встречи? Возможно, Ваша Милость сумеет найти ответ на этот вопрос в последующих событиях.
Утром следующего дня, 26-го, Лютер, не вызвав сплетен и пересудов, покинул Вормс с небольшим эскортом из своих сторонников, дворян. На следующий день он был уже во Франкфурте, 28-го — во Фрейбурге. Там он уговорил имперского герольда покинуть его и дальше проследовал в одиночестве. 3 мая Лютер съехал с главного тракта и продолжил свой путь по проселочным дорогам, объяснив изменение маршрута желанием повидать родителей, живущих в окрестностях городка Мера. Кроме того, он уговорил обоих спутников ехать дальше в другой повозке. По словам свидетелей, когда он выехал из Меры, в карете он был один, если не считать Амсдорфа и его коллеги Петценштайнера. Несколько часов спустя его экипаж остановили несколько всадников, спросили у кучера, кто из пассажиров — Лютер, и, опознав его, силой вынудили следовать с ними в неизвестном направлении.
Вашей Милости будет очевидно, что за всеми этими махинациями должен стоять курфюрст Саксонский. Но, дабы Вы точнее оценили ситуацию, избежав поспешного, принятого под влиянием чувств решения, осмелюсь обратить внимание Вашей Милости на несколько вопросов. Кто был заинтересован в том, чтобы помешать отлучению Лютера от церкви, в том, чтобы его резкая критика прозвучала во всеуслышание? А следовательно, кто, стремясь оттянуть вынесение приговора, был заинтересован в раздувании угрозы восстания части рыцарей, желающих защитить монаха от папы и императора? Наконец, в чьих интересах было обеспечить безопасность Лютера, инсценировав его похищение, не позволяя себя обнаружить и скомпрометировать в глазах императора?
Возьму на себя смелость предположить, что Ваша Милость придет к тем же выводам, что и его слуга. В воздухе пахнет войной, мой господин, а слава Лютера растет день ото дня. Новость о его похищении вызвала страшную панику и агитацию небывалых масштабов. Даже те, кто не согласен с его тезисами, все же признают его авторитет в реформации церкви. Вот-вот разразится страшная религиозная война. Похищенные из сокровищниц истинной веры семена, которые посеял Лютер, вскоре дадут плоды. Его последователи жаждут действий, и подготовка к ним идет полным ходом, дабы привести его идеи к дерзкому и логичному завершению. Раз уж искренность является добродетелью, Ваша Милость, возможно, позволит мне предположить, что покровители Лютера уже достигли своей цели, превратив монаха в таран против Святого Престола и создав ему массовую поддержку в народе. Теперь же они лишь выжидают благоприятного момента для открытого сражения.
Мне нечего больше добавить, кроме того, что, целуя Ваши руки, я всецело вверяюсь Вашей Милости.
Из Вормса, 14 мая 1521 года.
Q
