Миссис Эллисон видела также, что дружба двух молодых людей была больше, чем простым товариществом. Потребность в ней была рождена их одиночеством и, в какой-то степени, отчаянием. Они соединялись как маховик с зубчатым колесом. В их отношениях совсем не было эгоизма, они готовы были все отдать друг другу, и, несмотря на постоянные споры и соперничество, они дополняли друг друга, как яблоко и его кожура, как гильза и пуля в ней, как кость и мясо на ней.
Когда Ян впервые привез Йозефа в этот дом, он первым делом повел его наверх показывать их маленькую квадратную комнату с розовыми стенами и голубыми занавесками, в которой стояла кровать с подходящим по цвету покрывалом. За окном были видны зеленые поля, деревья и лениво жующие пятнистые коровы. У окна стояла плетеная корзина для белья, на нее они клали на ночь свои заряженные револьверы.
Когда миссис Эллисон принесла им утром чай, первое, что она увидела, это лежащие рядом два револьвера. Они были готовы к любым неожиданностям — везде и всегда!
Эти револьверы и альбом фотографий остались у нее на память о Яне. И еще она помнит его мечты о том, что будет «после войны», к которым он постоянно возвращался. После войны, заявлял Ян, он привезет домой в Чехословакию свои фотоальбомы и будет поражать друзей рассказами о разнообразных приключениях. Ей казалось немного наивным его страстное стремление поймать объективом своего фотоаппарата и запечатлеть каждый момент дружбы или счастья. Затем он проявлял снимки, печатал фотографии, аккуратно вставлял их в небольшой альбом и обязательно подписывал своим ровным почерком. Было что-то необыкновенно трогательное в том, как он гордился этими фотографиями. У него не было никакой другой личной собственности.
Он говорил, что когда-нибудь будет показывать их своей жене и детям. «После войны» он, конечно, женится, и они всей семьей приедут в гости к Эллисонам. А они все приедут в Чехословакию, и увидят ту деревню, где он жил. Еще он покажет им Прагу и всю его прекрасную страну.
Когда они примчались в Айтфильд на выходные в последний раз, лихорадочно возбужденные от того, что собирались уезжать «кое-куда», но нельзя было сказать куда, они оставили у нее все свои сокровища. Они сказали, что приедут за ними потом.
Да, миссис Эллисон многое узнала о Яне Кубише за эти месяцы. Некоторые вещи он мог сказать ей напрямую. Другие были спрятаны глубоко в его душе и отчетливо не проявлялись, а если проявлялись, то выражались лишь общими словами, такими как отвага, верность, патриотизм — словами, которые прыгали как осколки в огромном потоке риторики, хлещущем почти ежедневно из мира, полного правителей и государственных деятелей.
Ян рассказывал ей о своей семье, о брате, сестре, об отце. Его отец был мелким фермером в маленькой деревушке Дольниче Вилемовиче на юге Моравии. Деревня эта была в такой патриархальной глубинке, что, не зная, по какой из местных дорог надо ехать, вы ее ни за что не отыщете. Ближайший город — Тршебич, небольшое местечко с мощеной булыжником площадью и дорогой, спускающейся к узкому мосту через сверкающую речку. За ней — белая церковь с куполом-луковкой.
Это была необыкновенно очаровательная сторона, распаханная, как в старину, длинными полосами двадцатиметровой ширины: темная полоса вспаханной земли соседствует с ярко-желтой полосой посевов горчицы, зеленая полоса пшеницы — рядом с полосой кукурузы с кисточками. Нитками через эту местность тянулись дороги, окаймленные по бокам рядами фруктовых деревьев, побеленных известкой. Здесь вы встретите желто-коричневых волов с белыми мордами, тянущих за собой скрипучие телеги с большими колесами, на которых крестьяне возят свою продукцию на рынок. То тут, то там попадаются белые домики с красными крышами, стоящие в стороне от дороги в окружении фруктовых деревьев.
На протяжении всего своего детства Ян Кубиш знал этот край. В небольших темных прудах, окруженных тенистыми пихтами, он любил купаться, нырнув прыжком с разбега и разбив зеркальную гладь воды, в которой отражается голубое небо. Греясь после купания под солнцем на траве, сквозь полузакрытые веки можно увидеть, как все вокруг расплывается и поднимается вверх, растворяясь в небесной голубизне. Он вспоминал осыпанные цветами аллеи фруктовых деревьев, белые и душистые в лунном свете. Деревня стоит задами к полям, а передом — в центр, лицом на маленькую деревянную церковь с небольшим колоколом на верху. Дом семьи Кубиша находится на пригорке, в нем Ян провел все свое детство.
Даже тогда, в тридцатые годы, когда весь мир переживал депрессию, люди в трактире, в церкви, на кухне у очага знали, что их свобода находится под угрозой. Свобода, которой не было и двадцати лет.
Тысячу лет они были под Австро-Венгерским владычеством, но никогда не забывали, что было такое время, когда Богемия, Прага и Моравия были не только свободной, но самой могущественной и влиятельной страной в Центральной Европе.
Мировая война и перегруппировка держав в 1918 году вернули им свободу. Но теперь, опять из-за границы, газеты и радио кричали угрозы, и, казалось, им никогда не дадут жить мирно. В конституцию своей демократической республики они вписали основные принципы государственного правления, к утверждению которых люди в других свободных странах пришли путем болезненных проб и заблуждений. Власть парламента, избираемого всеобщим равным тайным прямым голосованием. Равенство граждан перед законом. Равенство гражданских и политических прав независимо от пола, расы, языка или религии. Свобода печати. Свобода собраний и ассоциаций. Свобода высказывать свое мнение устно, письменно или в печати. Свобода научных исследований. Свобода образования, совести, вероисповедания. Защита прав меньшинства. Свобода для всех.
Трудно сказать, что именно убедило крестьянского парня Яна Кубиша в том, что эта свобода — неотъемлемая и необходимая часть его сознания.
Не было никакой причины ему не прожить всю жизнь в этой тихой деревушке, интересуясь погодой, местными новостями да видами на урожай, и не беспокоясь ни о какой политике. Какое значение для него имела эта самая свобода? Она не могла отменить наступление весны, или пение птиц, или цветение деревьев, когда приходит апрель. Допустим, немцы двинут свою армию через границу, как они грозят. Ну и что? Почему несколько нацистов в железных шлемах и театральных костюмах должны его волновать? Пшеница будет так же расти и спеть на золотистых стеблях, кони будут стоять, дымясь, в стойлах, всегда можно зайти опрокинуть стаканчик в деревенском трактире, а в воскресенье услышать звон церковного колокола, зовущего к утренней мессе. Так же будут идти дожди, а зимой крыши покроются снегом. Надо будет ходить за скотом, растить хлеб, ухаживать за девушками, несмотря на всех нацистов на свете. Даже сто Гитлеров не смогут остановить жизнь. Его руки так же будут держаться за плуг. Почему же ему, простому деревенскому парню, становится так не по себе, когда по радио, в газетах, да и просто на улице все повторяют, что Гитлер готовится напасть на их страну?
В конце концов, что такое свобода, если не возможность делать то, что ты хочешь? А он мог бы продолжать делать то, что он хочет. По крайней мере, он считал, что мог бы.
Но он знал, как и все они знали, и как со временем узнал весь мир, что угрожает вторгнуться к ним с севера не благожелательный диктатор, а давний заклятый враг, тиран, несущий им страх, ненависть, извращение, разложение, рабство. Тысячу лет немцы пытались, используя все способы от иммиграции до вторжения, подчинить чехов своей воле. Тысячу лет они не могли добиться этого. Дать им напасть и не оказать сопротивления было нестерпимо.
Инстинктивно Ян Кубиш понимал, что свобода — не просто придуманное слово. Свобода — это зараза, против которой нет прививки. Свободу каждый понимает по-своему, и только он сам может объяснить, что она для него значит.
Когда Ян оставил свою ферму и поступил в Чехословацкую армию, он хорошо знал, что делает. В 1937 году в армии было десять тысяч офицеров и сто пятьдесят тысяч солдат. Это была компактная, полностью механизированная армия, которой так и не пришлось повоевать на своей земле. В 1939 году, когда пришли фашисты, эта армия была демобилизована и распущена. Некоторые части подчинились приказу. Многие группы солдат, чувствуя приближение времени, когда всей остальной Европе неизбежно придется воевать с фашистами до полной победы или погибели, пробирались ночами к границе и переходили ее в поисках какого-нибудь друга, который поможет им снова взять в руки оружие. Другие формировали подпольные группы сопротивления.
