Они встретились с ней у ограждения на станции. Она так долго ждала и так беспокоилась за них, что не могла сдержаться: бросилась навстречу и по очереди стала их обнимать.

Ян сам удивился, почувствовав, что и он в ответ сжимает ее в объятиях. Что до Йозефа, так он покружил ее по платформе и расцеловал в обе щеки. Потом они предъявили билеты на контроле и пошли по платформе. Ян открыл дверь вагона и помог Анне войти, а Йозеф, к его изумлению, втолкнул его за ней и захлопнул дверь. Через окно он подмигнул Яну и зашептал, что «правила безопасности» требуют, чтобы он ехал один. И он ушел вдоль платформы, громко насвистывая, искать себе место в передних вагонах.

Вагон, в котором ехали Ян и Анна Малинова был пуст. Кондуктор пронзительно засвистел, колеса тронулись, и поезд, набирая скорость, загрохотал сквозь ночную тьму по направлению к Праге. Они были одни в маленьком, тускло освещенном мире, и они могли или молчать, или разговаривать. А если разговаривать, то придется узнать друг о друге, и из этого разговора может возникнуть симпатия или апатия.

Ян был в настроении поговорить. Ночное приключение воодушевило его. Он рассказал ей о своем прошлом, об Англии и о надеждах на будущее. Но не сказал о Гейдрихе. Не сказал, что этот человек стоит поперек его жизни, и нет пути вперед, пока он не будет уничтожен. Поэтому он говорил только о прошлом.

Нет сомнений, что Анне Малиновой сразу понравился этот светловолосый молодой человек с ясными голубыми глазами. В эту минуту ей тоже нужен был человек такой целеустремленный и такой простой, как Ян. Она тоже говорила. Говорила честно и просто, как говорят в такой час и в такой ситуации. Она рассказала ему, как вышла замуж перед самой войной, как она любила своего мужа и их маленькую квартиру. Ее мир был заполнен делами по хозяйству, а в перспективе, возможно, будут дети, возможно, будут деньги, возможно, будет автомашина, возможно, будет отпуск у моря, где-нибудь далеко-далеко. Она очень хотела поехать на берег моря, поскольку, как и очень многие жители центральной Европы, она никогда не видела моря.

Да, Гитлер захватил их страну, но даже это ее мало беспокоило. Может быть, в немцах есть что-то хорошее? В конце концов, их покоряли и англичане, и французы, и американцы, и немцы, разве могут быть все плохими? Она знала в свое время нескольких немцев, многие из них казались вполне приятными людьми. Возможно, скоро все уладится.

Она так много любила в жизни, любила молодость, любила яркие солнечные дни и теплые ночи в своей постели. Она и не замечала, что день за днем морщины на лице ее мужа становятся чуть глубже, а мешки у него под глазами — темнее. Она не замечала ничего, пока это не случилось. Однажды он ушел утром на работу, как обычно, поцеловал ее и помахал рукой от двери. И больше домой не вернулся. По крайней мере, не вернулся в виде того человека, которым она его знала.

Один друг сказал ей, что он арестован, но она не должна беспокоиться. По-видимому, некоторые из этих молодых парней замешаны в какой-то организации сопротивления. Его могут даже посадить на какое-то время в тюрьму. Глупо это с его стороны — так бессмысленно рисковать в военное время. Но ей не стоит беспокоиться.

А затем, спустя несколько недель, почтальон принес ей прямо к двери небольшой бумажный пакет коричневого цвета, и по его серому лицу она поняла, что случилось что-то ужасное.

Он вздохнул и ушел, не сказав ни слова.

А когда она открыла пакет, то обнаружила небольшую урну, наполненную пеплом, на одной стороне которой была написана фамилия ее мужа и дата его смерти. Тот факт, что тысячи и тысячи людей по всей Европе получали в прошлом и получат в будущем подобные ужасные свидетельства казни их близких родственников, не уменьшал, да и не мог уменьшить ее страшное горе. Она была оглушена.

Ничего не понимая, она держала в руке холодный горшочек и пыталась сопоставить его содержимое с человеком, который был ей так близок и так много значил для нее. Это был маленький серый горшок, в нем не было ничего живого и человеческого.

Она не знала, что с ним делать — поставить ли его на полку или на стол, или продолжать держать в руках. Она вспоминала свое собственное маленькое счастье и не могла примириться с огромностью этого наказания. Она была вне себя от отчаяния, и, рассказывая об этом Яну, в уединении тусклого вагона, стучащего и качающегося в холодном мраке ночи, вспоминая, она снова заплакала. Он держал ее руку, но не мог найти слов утешения. И тогда он рассказал ей о своих шрамах.

Так у нацистов появился еще один враг, закаленный в огне их жестокости. Ян и Анна Малинова с этого момента были связаны узами глубоких признаний, сделанных ими друг другу.

Когда Йозеф встретил их на платформе в Праге, он почувствовал, что между ними что-то произошло, и сказал, что пойдет к тетушке Марии один, поскольку Ян мог пожелать проводить Анну до ее дома.

В те дни в Праге не было комендантского часа. Это был очень спокойный уголок гитлеровской империи — Гейдрих был уверен, что он приручил чешский народ. Поэтому они беспрепятственно шли среди ночи, ничего не опасаясь. Они пришли на Староместскую площадь, посмотрели на башни Тинской церкви, которая была построена за пятьсот лет до их рождения. Остановились перед старинной ратушей, где давным-давно рубили головы дворянам, возглавившим восстание против Фердинанда Второго. На большой темной площади не раздавалось ни звука, только слышался стук их шагов по широким плитам. Полицейский остановился, посветил на них фонариком и убедился, что это простые влюбленные, а поскольку против таких людей пока не было указа в нацистской империи, он пожелал им доброй ночи и пошел дальше. Они свернули на узкие улочки, ведущие в старый еврейский квартал, куда почти тысячу лет назад приехал из Аравии старый купец Ибрагим ибн Иаков. Он с теплотой сообщал, что Прага — богатая и красивая столица, построенная из хорошего камня, гармонично расположенная на берегах спокойной чистой реки, город, приятный для взора и для проживания.

Они подошли к реке и погуляли по берегу. Им не хотелось расставаться, их неспешная предрассветная прогулка по Старому Городу, который они оба так любили, принесла в их души мир и покой.

Они все-таки были обычными маленькими людьми, призванными и соединенными вместе ненавистью, к которой они не стремились, и отчаянием, которого они не знали. Но это возвысило их и наделило особой силой, лежащей за пределами их собственного понимания.

Пражское радио в утренней передаче новостей сообщило, что на севере страны в результате диверсии произошла авария поезда. Согласно сообщению, нанесенный ущерб незначителен, и жертвы невелики. Тон сообщения был, однако, суров. Если преступление совершено чехами, то им это даром не пройдет.

Великодушие рейхспротектора в последнее время поддерживалось верностью своему долгу и лояльностью населения Чехословакии.

Слушателям напоминали, что дружбу надо беречь. Представители рейха могут быть великодушными, но они могут быть твердыми, суровыми и беспощадными. Акты диверсии будут тут же караться смертью.

Ян, Йозеф и Анна ликовали. Они получили подтверждение важного для них обстоятельства, что железные дороги уязвимы.

Нацисты не смогут и не будут даже пытаться защитить сотни километров стальных рельсов, вдоль и поперек пересекающих их новую империю. Если в бронированном панцире охраны рейхспротектора и есть слабое место, то оно наверняка здесь.

Дядюшка Гайский спокойно и успешно завербовал нескольких железнодорожников, которые помогли ему составить схему поездок Гейдриха. Ни один из них не подозревал, что является соучастником заговора с целью убийства. Дядюшка Гайский очень тонко давал понять, что желал бы иметь схему передвижений рейхспротектора на всякий случай, для справок.

Так он узнал, что специальный поезд, на котором Гейдрих совершает свои частые поездки в Берлин, всегда останавливается на пригородной станции в Королевском парке под Прагой и ждет сигнала, что путь свободен. Станция эта расположена на боковой ветке, соединенной с идущей на север магистралью.