Тот факт, что не оказалось возможным организовать покушение на Гейдриха в поезде, не остановил Яна и Йозефа в их поисках. В результате неустанных поездок на велосипедах они установили тот факт, что Гейдрих уязвим в автомобиле. В то время он был так непоколебимо уверен в своей безопасности, или безрассудно храбр, что иногда ездил в «Мерседесе» без охраны, в сопровождении только своего шофера и телохранителя Клейна. Даже путешествуя в сопровождении охраны, Гейдрих, казалось, так упивался скоростью, что машина сопровождения оставалась далеко позади.
Участок дороги недалеко от его загородной виллы, прямой, как стрела, шел слегка под уклон между рядами каштановых деревьев с ровными прямыми стволами. Ветки с набухшими почками переплетались над черной лентой асфальта. На этом участке зеленый «Мерседес» часто развивал скорость свыше ста пятидесяти километров в час. Ян с Йозефом думали, как бы использовать эту скорость для самоуничтожения Гейдриха.
Этот план долгое время занимал их умы. Они даже раздобыли кусок прочной стальной проволоки, которую можно натянуть между деревьями поперек дороги так, что она срежет головы и водителю, и пассажиру или, по крайней мере, разрушит автомобиль. Яну с Йозефом останется лишь подождать с револьверами наготове, чтобы довершить дело. Но в конце концов они решили, что у этого плана тоже немало слабых мест. На такой большой скорости автомобиль может просто разорвать стальную проволоку, как нитку. И в любом случае, даже если машина разобьется и находящиеся в ней люди погибнут, это можно будет представить как несчастный случай. А этого им не хотелось больше всего. Надо было показать всей Чехословакии, всей Германской империи, наконец, всему миру, что Гейдриха убили представители чешского народа. Что на самом деле нацисты уязвимы.
Были у этого плана и другие недостатки. Как им спастись после покушения? Было только два пути к бегству. Один — вдоль по длинной прямой дороге к Праге. Следовало принять в расчет, что старые велосипеды — не самое лучшее и самое быстрое средство побега. Второй путь — поперек поля. В этом случае они все время будут находиться в смертельной опасности. Местность открытая, они будут заметны. Их поимка будет вопросом только времени — после того, как нацисты поднимут тревогу и оцепят зону. А этого как раз они были настроены избежать. Они ни при каких обстоятельствах не хотели сдаваться нацистам. Хотя с неохотой, но они отказались от идеи использования проволоки.
И все-таки, как это ни странно, но, возвращаясь из последней поездки на велосипедах к участку дороги между каштанами, они нашли наконец место, где покушение казалось возможным.
Асфальтированная дорога бежала под уклон. Когда появились трамвайные пути, дорога стала неровной: колеса ударялись о булыжники мостовой. Миновав кирпичный завод, они въехали в пражский пригород Холешовице. Ян заметил на углу улицы синий указатель с надписью белыми буквами: «Остановка трамвая — Кобыльски». Они быстро катили под гору, не крутя педали. Но перед крутым поворотом на дорогу, ведущую к Троянскому мосту, пришлось резко тормозить. На этом повороте им обоим одновременно пришла в голову одна и та же мысль.
Оба затормозили. Оба остановились. С ними довольно часто случалось такое странное совпадение мыслительных процессов.
Они поставили свои велосипеды к забору и пошли обратно в гору. Это была широкая дорога, по обеим сторонам которой стояли загородные дома. По центру улицы проходили рельсы трамвайных путей. На повороте отходила направо еще одна широкая дорога.
Ян и Йозеф стояли на остановке, как будто поджидая трамвая, и наблюдали, как автомашины мчались с горы и поворачивали за угол. Им приходилось снижать скорость почти до нуля.
Хотя это был не слепой поворот, но он был слишком крутым, чтобы проскочить его на скорости. Трамвайные рельсы в направлении вниз проходили в метре от обочины. Трамваи, движущиеся в гору, шли на несколько метров дальше. Для их целей это место казалось идеальным. Они тут же обсудили свое открытие.
Можно стоять здесь, как бы в ожидании трамвая. Как только «Мерседес» Гейдриха затормозит на повороте, они срежут находящихся в машине очередью из ручного пулемета.
Голос Йозефа задрожал от радостного предвкушения. А Ян тогда бросит на заднее сиденье гранату — и успех обеспечен!
Обсудили они и слабые места этого плана. Почти наверняка на улице в то время будут люди. Трамваи могут все спутать.
Но многое и благоприятствует. В этом районе много боковых поворотов. Сама Прага — в трех километрах, и в близлежащих пригородах много домов, в которых можно заранее подготовить укрытие.
Они поехали обратно повидать дядюшку Гайского, всю дорогу возбужденно разговаривая. Наконец они, кажется, нашли схему, которая дает им хороший шанс справиться с делом.
В тот же вечер Ян рассказал об этом Анне Малиновой. Их любовь и близкие отношения дошли до такой степени, что теперь ей все было известно об их миссии и планах убийства Гейдриха. К удивлению Яна, Анна отнеслась к их новой идее без того энтузиазма, которого он ждал. Она и сама не могла объяснить, почему. Ее ненависть к немцам не уменьшилась, но в лице Яна она нашла компенсацию своей большой утрате. И она стремилась сохранить его. Ей захотелось снова проснуться и начать жить. Но от него она долго скрывала эти мысли. А Ян уже давно забыл ту свою теорию, что нельзя одновременно любить и готовиться к убийству.
Ян был влюблен в первый раз. Почему он, будучи посвящен в убийцы, должен сдерживать нормальную человеческую потребность, такую же естественную, как приход весны? Почему он не может найти час для наслаждения? Если бы Ромео не мог поцеловать Джульетту, то не стоило бы тратить и время.
Ян не мог ничего поделать с собой. В ярком свете той ранней пражской весны любовь невозможно было не замечать или остановить. Она текла, как Влтава, мерцающая в темноте, она падала крошечными красными цветками со свечей-каштанов вдоль ее берегов. Любовь и весна пришли и соединились вместе. Для Яна и Анны весь город наполнился таким очарованием, что даже шнурки на ботинках, обыкновенный хлеб, глупые муляжи пакетов в витринах стали таинственными и значительными. Разбавленное пиво, которое они пили в кафе на набережной, искрилось как шампанское. В бое бесчисленных часов, нормирующих свет солнца, они слышали слабый отзвук идущего времени. Порой Анна чувствовала, что время это было очень важным.
Она была очень чувствительной девушкой и видела в этом высоком светловолосом юном парашютисте того, кто заполнит пустоту ее сердца. Если она также чувствовала женской интуицией нависшую над ними мрачную тень кровавого будущего, то кто может осудить их за то, что они не упускали настоящее?
Плоть — это реальное утешение перед смертью, а юная любовь — это восторг, бегущий в венах с яростью созидания в качестве своего неиссякаемого источника.
Не было ничего лучше Праги весной 1942 года. Где-то далеко идиотская война сбивала ветки с деревьев, а в этом оазисе, окруженном войной и оккупированном военными, поднимаясь до стен Града, пенилось белое кипение цветов, и внизу, в старых каменных корнях города, двое влюбленных могли гулять, смеяться и шептаться, и вместе строить планы дальнейшей жизни.
Затемнение, как многие заметили, было устроено специально для влюбленных. Пять долгих лет свет ламп, газовых рожков и электричества был под запретом на улицах Европы. Можно было увидеть, как мерцают замерзшие звездочки в изгибе руки статуи или в треугольной рамке крыши. Иногда, правда, небо освещалось пылающим заревом горящего города, а гул бомбардировщиков над головой сопровождался вспышками звездочек-взрывов снарядов в высоте. Но даже такие события, посредством какой-то странной алхимии ума, только возвышали настоящий момент и подчеркивали мимолетность ищущих рук, прильнувших и шепчущих губ. Даже в собственной смертности было маленькое утешение.
Для Яна, поднявшего взор от мрачного занятия подготовки к убийству человека, эта любовь была как вышедшее солнце. Каждый момент, когда они вместе, был для него наполнен и переполнен, как и для всех влюбленных во всех уголках большого недоброго мира. Люби и веселись. Завтра снова идти в бой, и бомба может упасть, и пуля пролететь. И, быть может, это — и только это — все, что я заберу с собой во мрак.