Стужа облизнула пересохшие губы.
— Это пройдет, — выдавила она через силу. — Я же говорила — влиять на разум человека гораздо тяжелее, а их было так много… — Она сглотнула и с трудом села. — Не думала, что мне придется так худо. — Вцепившись ему в плечо, она встала на ноги, пошатываясь. Как только она закончила волхование, ее силы сразу же иссякли. Она знала, что потеряет много энергии, но то, что удар будет такой силы, не предвидела. Стужа сжала руку Терлика, чтобы не упасть.
— Сможешь драться? — обеспокоено спросил роларофец. — К нам приближаются.
В самом деле, сражение явно к ним приближалось. Она обнажила свой меч. Клинок сверкнул на солнце.
— Что ж, спустимся и встретим врага, — сказала она.
Стужа выпустила руку Терлика, и он первым сошел по ступеням из камней. Оказавшись внизу, он изо всех сил старался не наступить на нарисованные символы.
— Они теперь не нужны, — заявила Стужа и чиркнула носком сапога по первому попавшемуся знаку.
Сражение велось беспорядочно. Красные плащи вначале выступали организованно, но пролитая кровь ударила им в головы, лишая рассудка. Многие вели бой пешими, так как лошади их потерялись или были убиты. И вновь она поискала взглядом сына, молясь своим богам о том, чтобы Кел уже был мертв. Трое разбойников, оглашая воздух воинственными воплями, бежали к ней через поле с намерением напасть. В мгновение ока Терлик оказался впереди нее с высоко поднятым мечом и перехватил первый удар. Затем одним плавным движением он полоснул наемника мечом по животу, свободному от доспехов, нанося глубокую рану. Не переводя дыхания, он встретил второго нападавшего. Клинок роларотанина описал сверкающую дугу и отрубил мятежнику руку, в которой тот сжимал меч. Вдобавок отскочивший клинок оставил кровавый след под его подбородком.
Третий разбойник замахнулся на нее. Стужа подняла меч, держа его обеими руками, испепеляя противника прищуренным взглядом. Но не успела она начать действовать, как заметила краем глаза мелькнувшую тень. Затем послышался отвратительный глухой звук разрывающейся плоти, а за ним — стон крайнего изумления и отчаяния. Наемник выпучил глаза от смертельного ужаса.
Мощным движением шеи Ашур поднял человека высоко над землей и отбросил в сторону. Огромное острие на лбу единорога влажно блеснуло. Он подошел к ней и встал рядом. Стужа с благодарностью погладила его по густой черной гриве. За всеми волнениями она почти совсем забыла о нем. Вскочила ему на спину.
— В этих руинах больше нечего охранять, — бросила она Терлику. — Будь осторожен!
Он поймал ее плащ за край и сильно потянул на себя. Она соскользнула с Ашура и приземлилась прямо в согнутую левую руку своего товарища. Он помахал перед ее носом мечом.
— Не будь дурой, — прошипел он. Лицо его пылало искренним гневом, когда он ставил ее на ноги. — Ты еще слаба, и все почти уже закончилось.
— Слабость быстро проходит, — возразила она. — Я в порядке.
Еще два разбойника налетели на них. Стужа отступила в сторону и круговым движением подставила меч под рукоятку просвистевшего рядом боевого топора. Ее противник оскалился, когда она попятилась, и пошел прямо на нее. Он приближался, выписывая топором в воздухе ослепительную бабочку. Стужа выждала, рассчитала время и ударила острием меча по бицепсу.
Топор выпал из внезапно онемевших пальцев. Мятежник смотрел на нее глазами, полными боли. Он молчал, но лицо его молило о пощаде.
Собрав все силы, Стужа сделала выпад и вонзила клинок ему в грудь, продолжая давить на рукоять меча, пока он не вышел с мерзким хрустом между лопатками. С не меньшим усилием она выдернула меч.
Мятежник рухнул на колени, напрасно зажимая рану в груди, из которой хлестала кровь. Потом он упал вперед. Изо рта вытекла красная струйка.
Пощады? — с горечью подумала она про себя. — Если уж Келу суждено умереть, то и для его наймитов у меня нет пощады.
Терлик стоял над поверженным и рассматривал разрез на своем рукаве.
— Всего лишь царапина, — объявил он, разрывая материю, чтобы показать ей. — Я был неосторожен.
Она невесело улыбнулась:
— Все почти уже закончилось, кажется, так ты сказал.
Но Терлик оказался прав. Красные плащи набрасывались на остатки наемников, как голодные волки, догоняли, окружали и кромсали их, пока тела не перестали походить на человеческие. Очень редко ей доводилось видеть, чтобы обученные солдаты так свирепствовали.
Совсем недавно Терлик вспоминал о благородстве, а она порицала его. Для людей с высокими представлениями о жизни в этом мире нет великодушия. Все, что нужно Терлику, — смотреть и учиться. Когда люди воюют между собой, о благородстве почти и не вспоминают.
Лязг металла о металл стих. Крики дерущихся смолкли. Не слышно было ни топота конских копыт, ни свиста летящих стрел. Лишь ужасные, нестерпимые крики раненых и умирающих разносились над полем. Но и они скоро смолкли, когда келедские солдаты обошли всех лежавших на земле, торопливо добивая своих врагов.
— Жители Келед-Зарема отомщены, — провозгласил Риотамус, подъехав к ней. Он спустился с лошади и встал, держа ее под уздцы. — Мы должны благодарить за это тебя.
— Не надо меня благодарить, — тихо сказала она. — Помогите найти Кела. Я не видела его с начала битвы.
Риотамус оглянулся, обвел взглядом кровавое месиво и потер подбородок.
— Я помогу тебе, — спокойно ответил он, почти извиняясь. — Но нелегко нам придется. Мои люди немного перестарались.
Она поняла, что он хочет сказать. Тело будет трудно опознать. Ее сын, может быть, лежит сейчас расчлененный чересчур усердными келедцами. Или кони расплющили его тело своими копытами, и мало что теперь напоминает в нем Кела.
И все же она должна убедиться. Стужа обхватила руками шею Ашура и мысленно помолилась своим богам. Затем отправилась бродить по полю между мертвыми.
Сразу нахлынули воспоминания о других временах, других войнах. В воздухе стоял смрад, в котором отчетливый запах крови смешивался со зловонием нечистот, исходившим от мертвецов. Она остановилась — ее внимание привлек блестящий предмет, лежавший на земле. Медальон на разорванной цепочке из чистого золота, украшенный драгоценным камнем. Она наклонилась, подняла его и отдала Риотамусу — он вместе с Терликом шел следом за ней.
— Победителю, — с горечью сказала она.
К горлу подкатывала тошнота. Она давным-давно распрощалась с военным делом и вовсе не думала к нему возвращаться. Слишком много она воевала в годы юности, слишком часто бродила по полям после битв, как сейчас разыскивая своих друзей.
Страшнее всего смотреть на лица. Грубые лица стариков в шрамах, оставшихся с прошлых боев, юные лица почти мальчиков, жаждавших вкусить приключений. Там торчали белые волосы и седая борода, здесь — гладкий подбородок, не тронутый бритвой. И те, и другие — в крови.
Но все эти лица — старые или молодые, умудренные опытом или невинные как младенцы — смотрели одинаково. Широко раскрытые от ужаса глаза, застывшие рты, искривившиеся в беззвучном вопле, и мертвенно-бледная кожа.
Никто из них не ожидал, что умрет. Никто не был этому рад. Смерть — это бог, и только он решает, кто ей друг, а кто враг. Но кто из людей, солдат, крестьян или королей, пусть втайне от всех, не верит в собственное бессмертие?
Она поморщилась, глядя на запрокинутые лица. В них отразился внезапный ужас, настигший их на острие меча. Она вознесла еще одну молитву богу Оркосу, правителю девяти кругов ада. Пусть со мной все будет иначе, — молилась она. Но она знала — иначе не будет.
К ним присоединился подбежавший Сариус, он раскраснелся и тяжело дышал от возбуждения. Его пышный наряд был забрызган кровью, и с меча, который он держал в руке, стекала свежая кровь. Он воткнул его острием в землю и, оставив его трепетать от удара, бросился обнимать своего короля.
— Мы побили ублюдков — всех, до последнего! — Он поцеловал Риотамуса в губы и снова обнял. — А теперь оставим их гнить, пусть проклятые кости белеют здесь до скончания веков, чтобы никому было неповадно бунтовать!
