— Всего лишь два крона! — возмущался Терлик, сидя на нижней ступеньке лестницы. Мех с водой покачивался на его колене. — Этот человек, должно быть, глупец.

— Вовсе не глупец, — спокойно ответила она. — Он просто наивен. Король всегда жил обособленной жизнью. За все время своего правления он никогда не отваживался надолго покидать ворота своей столицы в Сумари, разве только чтобы поохотиться или совершить прогулку по окрестностям вместе со всем двором. Риотамус имеет весьма слабое представление о собственном народе. И неудивительно, что Келу удавалось так часто нападать на него и безнаказанно скрываться. — Она немного помолчала, вспоминая. — Вот отец Риотамуса — тот бы его из-под земли достал.

Терлик лишь усмехнулся:

— Его старик мертв. Мы имеем то, что имеем.

— Напрасно ты волнуешься. Я сказала, что он наивен. Но он совсем не глуп, к тому же быстро учится. — Она зевнула и потянулась, чтобы расслабить затекшие мышцы спины. — Дай мне воды, пока ты все не выдул.

Он поднялся по ступеням, чтобы протянуть ей мех с водой. Она взяла его, опрокинула и стала жадно пить. Вода была вкусной и охлаждала ее пересохшее горло. Если бы еще растущее чувство голода не беспокоило ее. Она отдала бурдюк, и Терлик вернулся на место.

Ворчание роларофца заставило ее отвлечься от собственных сомнений и страхов. Этот разговор даже как-то приободрил ее. И не важно, что он именно этого и добивался. Наверное, он сейчас про себя улыбается, думая как он умен, что направил ее мысли в другое русло. Она посмотрела вниз на его темноволосую голову, не защищенную от палящего солнца. Красивые седые пряди отливали серебром, когда он поворачивал голову. Старый пес, — подумала она, вдруг осознав, что ее переполняет нежность к нему, — что же мне с тобой делать?

— Зачем ты здесь? — спросила она, не удержавшись. Наклонилась вперед, подперев ладонью подбородок. — Просто скажи мне, Терлик, в чем твоя цель?

Он развернулся к ней на каменной ступеньке, служившей ему сиденьем, и пристально посмотрел на нее. Лицо его оставалось невозмутимым. Легкий ветерок ерошил его волосы и шевелил красный плащ за его плечом. Она ждала, когда он ответит хоть что-нибудь. Не зная, что добавить к сказанному, она закусила губу; как-то странно сдавило грудь, на миг ей показалось, что вот-вот, и она сломается пополам.

— Поговори со мной, — настаивала она. — Я хочу узнать о тебе побольше.

Он отвернулся и, больше не шелохнувшись, устремил свой взор вдаль. Каких духов она потревожила, чтобы заставить его так взволноваться? Даже сквозь плащ заметно, как напряглось его тело. Он сделал долгий, глубокий вдох и уронил голову. Стуже вдруг захотелось сбежать вниз по ступеням и обнять его. Это желание поразило ее, но не уменьшило сожаления о том, что она испортила ему настроение.

Все же она осталась стоять на месте, не в силах сделать первый шаг. Ее взгляд был прикован к его широкой спине. Наконец он встал, повернулся к ней и посмотрел ей прямо в лицо.

— Стужа, — произнес он хриплым голосом, — Самидар, сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня? Есть ли у меня хоть малейшая надежда, что ты когда-нибудь сможешь назвать меня своим мужем? Или хотя бы возлюбленным? Я бы довольствовался и этим.

От изумления она не знала, что сказать, застигнутая врасплох такой страстной речью. Она тоже встала и спустилась на несколько ступеней, остановившись прямо над ним. В этих глазах, обращенных к ней, было столько боли! Они проникали прямо в ее сердце.

Она протянула руку и погладила его по щеке. Его вопросы все крутились, повторяясь, в ее голове, пугая и муча, неся одновременно радость и печаль. И ответы тоже крутились в голове — путанные, недодуманные, неопределенные.

Ее рука потянулась к черным кудрям. Ни разу до этого она не осмеливалась прикоснуться к его волосам — они оказались шелковисто-гладкими на ощупь, как, впрочем, она и думала. Она разглядывала эти морщины — свидетельства прожитых лет, — что избороздили его лоб, всматривалась в эти глаза, которые казались невыносимо знакомыми, глубокими, как море Календи, глаза, которые не давали ей покоя во сне и наяву.

Она провела ладонью по его плечу и вниз, по его руке. Их пальцы встретились, переплелись и отчаянно сжались.

Она могла бы честно ответить ему, если бы заглянула в свое сердце. Там хранились ответы на все вопросы, но этот пугал и смущал ее.

Она держала руку Терлика, но смотрела на него, как на Кимона.

Она начала было говорить, но он поднял руку и прижал палец к ее губам.

— Тебе кажется, что я похож на него, да? — промолвил он.

Она сощурилась. Он как будто прочитал ее мысли.

— Я любила своего мужа, — зачем-то сказала она. Но, сказав это, вдруг открыла для себя, что воспоминания о Кимоне не доставляют ей больше ни боли, ни страданий, а только приятное ощущение тепла. — Даже теперь, когда он умер, я люблю его безмерно. Я не могу его забыть. — Она спустилась еще на одну ступеньку, и теперь они стояли совсем близко, глаза в глаза. — Конечно, я могла бы спать с тобой, если это то, о чем ты думал, говоря, что хочешь стать моим возлюбленным, но мы ведь оба понимаем, что это совсем не то.

Его лицо стало печальным.

— Нет, не то. — Он отвернулся, но потом снова посмотрел на нее. Солнце блеснуло в его повлажневших глазах.

— Это почти противоестественно, как сильно ты похож на него, — с благоговением произнесла она шепотом. И она увидела правду там, где та и содержалась все это время, — в его глазах. Она выпустила его руку и впилась зубами в костяшки своих пальцев.

— Это очень даже естественно, — сказал он, едва сдерживая волнение. — Думаю, ты уже догадалась. Кимон был моим братом.

Она оступилась, удержала равновесие и тяжело села на ступеньку. Рот ее открывался, но слов не находилось.

— Моим сводным братом, — поправился он, опустившись перед ней на колени так, что их лица опять были рядом. Он снова взял ее руки и сжал в своих ладонях.

Она закрыла глаза, не в силах выдержать пристального взгляда этих прозрачных глаз.

— Я уже говорил, что люблю тебя, что искал тебя все эти годы, — вырвалось у него. — Это правда. Я люблю тебя, женщина, и никогда бы не рассказал тебе о том, что мы с Кимоном — братья, и до конца жизни сохранил бы эту тайну, но я слышу, как ты говоришь о нем. — Он, сглотнув, помолчал и опустил голову. — Вижу, как ты смотришь на меня, а думаешь о нем. — Он положил руки ей на колени. Голос его смягчился. — В такие минуты я пребываю в полном отчаянии, потому что понимаю — мне никогда не завоевать твоего сердца.