Она открыла глаза. Посмотрела на это лицо, и по ее спине пробежал холодок. Такое знакомое — и все же совсем другое.

— Но как это вышло?

В ответ он комически склонил голову, затем скривил губы.

— Отец всегда хорошо относился к своим внебрачным детям, — насмешливо начал он. — Во всяком случае к тем из них, о которых он знал. Мать Кимона работала подавальщицей в таверне в Шазаде. Тогда в тавернах было много красивых девушек, если ты понимаешь, о чем это я. — Он подождал подтверждения, что она понимает. — Конечно, все они рано или поздно теряли его благосклонность. Иногда я думаю, что он терпел мою мать — свою законную жену — только потому, что ее родословная была древнее, чем его, да и состояние у нее, черт бы его побрал, было намного больше.

Законным сыновьям никогда не дозволялось водиться с незаконными, но отец всегда держал их в поле своего зрения. Кимон сразу же обратил на себя внимание. Когда его мать как-то зимой осталась без работы, Повелитель Рольф предоставил ему работу, чтобы поддержать их. — Он помолчал, как будто припоминая. — Я думаю, Кимону было тогда лет девять. Рольф дал ему нож и научил его свежевать и потрошить добычу после дневной охоты. Целую зиму он только этим и занимался. Позже появились другие обязанности, и Рольф начал его учить. Он подарил мальчику его первый лук, потом — первый меч. Должен сказать, что я, как и все мои братья, сильно ревновал. Отец проводил больше времени со своим внебрачным сыном, чем с нами.

Он снова помолчал. Стужа ничего не сказала, она просто ждала, когда он продолжит. Кимон почти никогда не рассказывал о своем прошлом; она всегда полагала, что это связано с какой-то глубокой личной раной, с воспоминанием, которого он не хотел касаться. Она сама прекрасно знала, как больно бывает, когда бередят тяжелые воспоминания, поэтому никогда ни о чем его не расспрашивала.

Терлик продолжил свой рассказ:

— Потом Кимон стал исчезать из дома на несколько дней иди даже на несколько недель. Иногда его не было месяцами. Его мать умерла от какой-то болезни, и мои братья, да и я сам, решили, что он тоскует по ней и поэтому стал таким замкнутым и этим объяснялись его отлучки. Но однажды ночью, очень поздно, его вызвал к себе отец. — Он остановился и неожиданно улыбнулся, это была ироническая, виноватая улыбка. — Случайно — хотя нет, не случайно — я и мои братья тоже не спали в этот поздний час. Мы спрятались за гобеленами в комнате Рольфа, чтобы подслушать, о чем они говорят. В ту ночь мы узнали, что он стал для отца…

— Наемным убийцей, — перебила она, закончив фразу. — Об этом я знаю.

Губы Терлика растянулись в тонкую улыбку, и он похлопал ее по колену:

— Конечно, ты знаешь. — Он поднялся и потянулся, чтобы снять судорогу, которая свела ему ноги. — Если я и умею сегодня владеть мечом, то это заслуга Кимона. После той ночи я удвоил свои старания на тренировках в надежде вернуть себе отцовское внимание. — Он снова улыбнулся. — Так оно и получилось. Кимон отсутствовал все дольше и дольше, а когда бывал дома, то постоянно ссорился с отцом. В присутствии Кимона Рольф стал проводить больше времени со своими законными сыновьями, как мне кажется нарочно, для того только, чтобы поставить Кимона на место, напомнить ему, что он всего лишь незаконнорожденный. — Терлик снова встал перед ней на колени и попытался улыбнуться. — Отец использовал нас всех. И я совсем не удивился, когда Кимон однажды не вернулся с задания. Если бы я только знал, что это по твою душу отец отправил его, я бы последовал за ним. Уже тогда я любил тебя, Самидар.

Она попыталась вспомнить того юношу, каким он был когда-то.

— Я тогда спасла тебе жизнь в Крильских горах.

— И оставила одного в пустыне.

— Мы были врагами.

Он искренне улыбнулся:

— Всего за одну ночь я понял, что мы не были ими. — Его улыбка сделалась шире, изгоняя печаль из глаз. — О, что за сны я видел в ту ночь! Хоть воздух пустыни и был холодным, те сны не дали мне замерзнуть.

Тишина повисла между ними, их пальцы снова переплелись. Они смотрели друг на друга, и лицо его рассказало ей, что все эти годы он жил надеждой.

— Ты так и не женился? — спросила она.

Он покачал головой.

— Но у тебя были женщины?

Он на мгновение задумался, а затем начал загибать пальцы, беззвучно подсчитывая. Она хлопнула его по рукам, пока он совсем не увлекся, потрепала ему волосы и резко пихнула.

— Изменник, предатель… — Она замолчала. Хоть он шутил и улыбался, она-то знала, какую боль он носит в себе. Она до сих пор хорошо помнит, как прикасались к ней руки Кимона, как они обнимали ее, когда ей было одиноко или грустно, по-прежнему хранила в памяти мгновения, когда она просыпалась с ним в одной постели: их тела переплетены, и солнечный свет струится из окна. Как же она теперь живет без всего этого? И как жил без этого Терлик?

Она протянула руку и снова дотронулась до его лица, задаваясь еще одним вопросом: «Почему я не могу полюбить его сейчас? За эти дни мы очень многое пережили вместе, пока скакали, сражались, страдали».

Именно таким же путем пришла любовь к ним с Кимоном. Опасности, испытания связали их сердца. Так почему же это не может повториться?

Потому что она, глядя на него, видит своего мужа. Она всегда будет видеть только Кимона в его глазах.

— О боги, — сказала она негромко, с расстановкой, когда новая мысль осенила ее. Ее руки крепко сжались в кулаки. — Кел — твой племянник.

Терлик кивнул.

Стужа поднялась, оцепеневшая, и вернулась на вершину стены. Она оглядела поле и леса. Душа ее плакала, но слезы не застилали ей взора. Если бы она еще знала, по ком она плачет или почему. По себе самой? По Терлику? Она стояла так, пока ноги не задрожали, тогда она села и закрыла голову руками.

Прохладный ветер задул ей в шею. Облачко накрыло солнце, отбрасывая легкую серую тень. Она вытянула шею, подняв голову, и отругала себя без особого воодушевления. Ей совсем ничего не стоило успокоить песню в душе, которая вызвала облако, но это отрезвило ее и напомнило о том, что необходимо обуздывать свои чувства и держать под контролем магические силы.

Облачко уплыло. Снова показалось солнце, неся неумолимую жару. Она приставила руку к глазам.

— Это всего лишь маленькое облачко, — окликнул ее Терлик, утирая рукавом пот с лица. — Может, ты бы оставила его ненадолго?

Его робкий взгляд заставил уголки ее губ дрогнуть и поползти вверх.

— Как ты догадался?

— Половину времени, что мы вместе, я только и делаю, что попадаю то под один дождь, то под другой и промокаю при этом насквозь. — Он возвел руки к небу и притворился, что колдует при помощи магических, в его представлении, жестов. — И ты думаешь, я поверю, что это природа виновата?

— Если в твоих руках есть хоть какая-нибудь волшебная сила, — обратилась она к нему, указывая на восток, — тебе лучше направить ее вон туда.

Передние ряды войска Кела показались из-за леса и встали. Кел выехал вперед и резко осадил коня. Ни на нем, ни на его людях не было масок из черепов, они не предполагали, что им придется сражаться на своей собственной земле. Ее сын поднял руку, махнул ею и направился через поле. Он ехал прямо к разрушенной башне. Черный плащ развевался за его спиной, и он стал похож на огромную птицу, которая расправила крылья в полете.

Стужа чувствовала на себе тяжелый взгляд Кела. Ощущала ярость, которая опережала его, накатывая, подобно волне.

Терлик подхватил свой меч и опробовал ладонью клинок, предвкушая. Что ж, — подумала она, — как бы то ни было, это тоже отчасти волшебство.

Когда Кел со своими людьми был уже на полпути к башне, Риотамус заявил о себе. Келедцы выдвинулись из лесов большим полукругом и быстро сомкнулись вокруг армии преступников, захватив ее в клещи. С войском, уступавшим по численности, этот маневр был похож на самоубийство.

Армия Кела остановилась, подняв клубы пыли. Мятежники стали разворачивать своих лошадей, мгновенно придя в замешательство, не зная, что предпринять. Оружие заблестело в руках, когда они изготовились. Все смотрели то на келедцев, то на вождя в ожидании его команды.