Не стоит и говорить, что Бейджент покинул встречу крайне разочарованным. В Израиле бытует мнение, что, если кто-то хочет надежно похоронить дело, ему лучше всего создать комитет по его изучению. Хорошо известно, что все прежние официальные попытки осуществлять наблюдение за деятельностью отцов де Во и Бенуа окончились неудачей. Каковы же основания предполагать, что ситуация может измениться?
На следующий день Бейджент имел встречу с профессором Шемарйаху Талмоном, одним из двух ученых Еврейского университета, состоявших в то же время членами Наблюдательного комитета. Профессору Талмону удалось собрать прекрасную компанию единомышленников – энергичных, остроумных, немало попутешествовавших на своем веку. Однако в отличие от госпожи Суссман он обладал не только поверхностным знанием тематики, но знанием деталей и подробностей, что вызывает симпатию к независимым ученым, стремящимся получить доступ к кумранским материалам. В самом деле, заметил Талмон, он сам в прошлом столкнулся с трудностями в получении доступа к оригиналам текстов, и ему пришлось работать с транскрипциями и вторичными источниками, достоверность которых в ряде случаев вызывала серьезные сомнения.
«Противоречия – это источник живительной силы науки», – заявил профессор Талмон в самом начале своей встречи с Бейджентом. Он ясно дал понять, что считает свое членство в Наблюдательном комитете удачной возможностью способствовать выправлению ситуации. «Если бы это был всего лишь формальный надзор, – заявил он, – я сразу подал бы в отставку». Комитет, подчеркнул он, должен быть способен добиваться конкретных результатов, чтобы оправдать свое существование. Талмон признал наличие проблем, с которыми приходится сталкиваться международной группе: «Ученые всегда находятся под нажимом, и им всегда приходится выносить очень многое. Конечная дата графика – это всегда конец света». Однако, добавил он, если тот или иной исследователь имеет в своем распоряжении куда больше текстов, чем он способен обработать, он должен передать часть их другим ученым. Комитет стремился «поощрять» исследователей поступать именно таким образом. Между прочим Талмон отметил также, что, по слухам, в архивах хранятся большие фрагменты свитков, до сих пор неизвестные широким кругам. Впоследствии эти слухи подтвердились.
Бейджент спросил профессора Талмона о переполохе, вызванном запросом Эйзенмана и Дэвиса, которые просили предоставить им доступ к некоторым документам. Талмон заявил, что он был абсолютно уверен, что успех их просьбы гарантирован. По его словам, всегда «необходимо помогать людям пользоваться неопубликованной информацией. Это вполне законное требование». Свитки, подчеркнул он, должны быть предоставлены в распоряжение всех квалифицированных исследователей, проявляющих интерес к ним. В то же время, признал он, существуют некоторые технические затруднения. Эти трудности, которые необходимо учитывать, можно распределить на три категории. Во-первых, каталог текстов устарел и требует пересмотра и дополнения. Во-вторых, на сегодняшний день не существует полной описи всех свитков и их фрагментов, некоторые из которых до сих пор не идентифицированы («единственный человек, знающий, что где находится, – это Страгнелл»). И, наконец, необходимо согласие всех заинтересованных сторон в отношении всех известных текстов.
Что касается графика публикаций, согласно которому издание всех материалов должно было быть завершено к 1996 г., то тут Талмон честно признался, что сомневается в его реальности. Независимо от того, сдержит ли международная группа свои обещания или нет, он усомнился, сможет ли издательство «Оксфорд Юниверзити Пресс» выпустить в свет столько томов в столь короткое время. Изучая график, Талмон заметил, что только на период с 1990 по 1993 г. было намечено издание не менее чем девяти томов. Будет ли «Оксфорд Юниверзити Пресс» в состоянии справиться с таким объемом работ? И к тому же сможет ли Страгнелл возглавлять редактирование текстов, продолжая при этом свои собственные исследования?
Но если подобные проблемы и возникнут, это будут реальные, вполне объяснимые трудности, никак не связанные с обструкциями и сознательным утаиванием материалов. Это были единственные препятствия, с которыми Талмон готов был считаться. Это вселяло надежды и звучало убедительно. В лице Талмона Наблюдательный комитет имел серьезного и ответственного ученого, который хорошо разбирался в сути проблем, был преисполнен решимости преодолевать их, а не просто уклоняться от их решения.
Бейдженту было дано понять, что заседание Наблюдательного комитета должно было состояться на следующий день, в десять часов утра. Поэтому он поспешил устроить встречу в девять часов того же дня с профессором Джонасом Гринфилдом, еще одним членом комитета, который занимал штатную должность в Еврейском университете. Он прямо поставил перед Гринфилдом главный вопрос: намерен ли Наблюдательный комитет, образно говоря, «показать зубки»? «Мы и рады бы показать зубки, – отвечал Гринфилд, – но для этого они прежде должны вырасти». Решив, что он ничего не теряет от этого, Бейджент попытался подбросить семя раздора. В беседе с профессором Гринфилдом он повторил фразу, которую обронила Айала Суссман: комитет был создан для опровержения критики, направленной против департамента древностей… Он надеялся, что это вызовет некоторую реакцию.
Так оно и случилось. На следующее утро Бейдженту позвонила госпожа Суссман. Обронив для начала несколько незначащих фраз, она заявила, что весьма недовольна тем, что он передал профессору Гринфилду ее реплику. Это же неправда, возмущалась Суссман. Она просто не могла сказать ничего подобного. «Мы очень заинтересованы, – подчеркнула она, – чтобы комитет занимался своими делами». Бейджент поинтересовался: не хочет ли Суссман, чтобы он забрал назад свою ссылку на ее имя; если ей угодно, он позвонит Гринфилду и так и сделает. Нет, возразила госпожа Суссман: «Комитет был сформирован для консультирования департамента [древностей] по действительно важным вопросам». Что же касается ее поспешного замечания, то госпожа Суссман полагала, что их беседа проходила «при выключенном диктофоне». Бейджент возразил, что он намеревался побеседовать лично с Амиром Дрори, директором департамента древностей, чтобы услышать от него – и, естественно, записать – изложение официальной позиции департамента по этому вопросу. Дрори же переадресовал его к госпоже Суссман, от которой он, Бейджент, не ожидал услышать ничего, что шло бы вразрез с «официальной линией» департамента. Поэтому ее интервью по большей части и оказалось записанным на магнитофоне.
Объясняя причины своего поступка, Бейджент заговорил в более примирительном тоне. Наблюдательный комитет, признал он, это, по его мнению, самое светлое место в печальной эпопее с исследованиями свитков Мертвого моря. Этот комитет впервые предоставил уникальную возможность прорвать круговую оборону нерасторопных ученых и обеспечить издание текстов, которые следовало опубликовать еще сорок лет назад. Поэтому было бы тяжким разочарованием услышать, что эта уникальная возможность может оказаться упущенной и что комитет может превратиться в заурядный бюрократический механизм для поддержания статус-кво. С другой стороны, подчеркнул Бейджент, он был весьма удовлетворен беседами с профессорами Талмоном и Гринфилдом, в ходе которых оба авторитетных лица выразили искреннее намерение придать деятельности комитета действенность и эффективность. Услышав это, госпожа Суссман поспешила изъявить согласие со своими коллегами. «Мы были бы очень рады видеть подобные действия, – подтвердила она. – Мы ищем пути продвижения в этом направлении. И нам очень хотелось бы, чтобы весь проект был осуществлен как можно скорее».
И вскоре Наблюдательный комитет, отчасти благодаря решимости профессоров Талмона и Гринфилда, отчасти – при поддержке госпожи Суссман, воспрянул и приступил к решительным действиям. Однако важный вопрос, выдвинутый профессором Талмоном, сохранял свою остроту: способно ли издательство «Оксфорд Юни-верзити Пресс» технически и механически обеспечить выпуск намеченных томов в соответствии с графиком Страгнелла? Более того, не был ли этот график заранее составлен с полным осознанием того, что уложиться в указанные в нем сроки просто невозможно? Не кроется ли за этим некая иная тактика отсрочек публикации, позволяющая в то же время снять с международной группы вину за промедление?
