Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И здесь опять необходимо четко понимать суть того явления, о котором пишет Эйзенман, – это широкое мессианское националистическое движение, в русле которого сливались воедино несколько различных течений (если между ними вообще существовали различия). Объяснение Эйзенмана позволяет дать убедительное объяснение тому, что прежде выглядело лишь скопищем противоречий и аномалий. Оно объясняет и суть той миссии, с которой Иаков направил Павла на проповедь, и истинную иерархию в так называемой «ранней церкви» – «назорейском» анклаве в Иерусалиме. Необходимо помнить, что в библейские времена понятие «Израиль» обозначало не просто территорию или какойто определенный район. Что еще более важно, термин «Израиль» относился к людям, народу, «сонму людей». Когда иерархия Иерусалимской общины посылала Павла и других «евангелистов» в другие города и страны, их главной целью было обращение неофитов в Закон, то есть в «Израиль». Но что это означало, говоря практическим языком, если не вербовку новых воинов для войска? С ветхозаветных времен, в особенности с так называемого Вавилонского пленения, «народ Израиля» был рассеян по всему Средиземноморскому региону и даже за его пределами, в Персии, где тамошние евреи во время восстания бар Кохбы в 132 г. н.э. сохраняли симпатии к восставшим и даже обещали им поддержку. Кто, если не эмиссары иерусалимской иерархии, постоянно направлялись к этим потенциально обширным источникам людских ресурсов, чтобы призвать соплеменников «встать под знамена» народа Израиля, жившего в рассеянии, изгнать римских оккупантов с земли отцов и освободить родину? И Павел, выступивший с проповедью некой совершенно новой религии, вместо того чтобы заниматься вербовкой рекрутов, призывал, так сказать, к деполи-тизации, демилитаризации и пацифизму в этом движении. А это, понятно, было куда более серьезным делом, чем мелкие отступления от догматов и соблюдения ритуальных предписаний Закона. Это была своего рода государственная измена. Ибо Закон в том виде, в каком он предстает в свитках Мертвого моря, не ограничивается догмами и ритуальными акциями. При беглом взгляде на кумранские тексты нетрудно заметить, что в них провозглашается священным долгом вера в пришествие легитимной фигуры, обладающей мессианским статусом, будь то царь или первосвященник или оба одновременно. Понятно, что это подразумевало восстановление древней монархии и священства, которые совместными усилиями смогут изгнать интервентов, освободить Святую землю и очистить ее ради людей, избранных Самим Богом жить на ней. По словам Свитка Войны, «владычеству их [иноземцев] придет конец… и сыны праведности воссияют во всех концах света».

16. Павел: римский агент или осведомитель?

Познакомившись со столь грандиозными замыслами, есть смысл вновь обратиться к нарочито запутанному и схематичному описанию событий, приведенному в конце Книги Деяний апостолов. Напомним, там рассказывается, что Павла после его длительной евангелизаторской миссии вновь вызвали в Иерусалим Иаков и его лукавые приспешникииерархи. Предчувствуя опасность, его ближайшие приверженцы постоянно уговаривают апостола не ездить, однако Павел, как человек, никогда не уклонявшийся от прямой конфронтации, остается глух к их мольбам. Прибыв в Иерусалим и встретившись с Иаковом и другими лидерами тамошней общины, он вновь подвергается упрекам за недостаточно строгое соблюдение предписаний Закона. В Деяниях ничего не сказано о том, как отреагировал Павел на подобные обвинения, но, судя по дальнейшим событиям, нетрудно предположить, что он попытался оправдаться, отвергая все возводимые на него обвинения, о чем со всей очевидностью свидетельствуют его послания.[146] Другими словами, он признает серьезность своих проступков, однако со всей прямотой и фанатичной приверженностью своей собственной версии личности и учения Иисуса заявляет, что в данный момент более всего необходим своего рода компромисс. И поэтому, когда ему предложили пройти очищение в течение семи дней, он с готовностью согласился, чтобы тем самым продемонстрировать свою невиновность и всю нелепость выдвигаемых против него обвинений. Эйзенман полагает, что Иаков мог отлично понимать сложившуюся ситуацию и Павел вполне мог рассчитывать на «реабилитацию». Если бы он отказался подвергнуться ритуалу очищения, он открыто продемонстрировал бы свое пренебрежительное отношение к Закону. Согласившись же подвергнуться ритуалу, он в еще большей мере, чем прежде, заслужил бы прозвище «лжеца» из Толкования на Аввакума. Итак, какую бы линию действий ни выбрал Павел, он оказывался в проигрышном положении. А это – именно то, к чему стремился Иаков.

Во всяком случае, даже пройдя демонстративный ритуал очищения, Павел продолжал возбуждать ненависть в тех «ревнителях Закона», которые всего через несколько дней напали на него прямо в Храме. Они кричали:

«Мужи Израильские, помогите! этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего»

(Деян. 21, 28).

За этим последовал самый настоящий мятеж:

«Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа; и, схватив Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери. Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился»

(Деян. 21, 30-31).

Была спешно вызвана когорта – а это не менее шестисот легионеров, – и Павел был спасен в самую последнюю минуту (по всей вероятности, чтобы предотвратить дальнейшее развитие бунта). Но с какой стати целая когорта римлян должна была беспокоиться за жизнь какого-то еврейского еретика-раскольника, который сумел вызвать ненависть своих собратьев? Размах волнений со всей очевидностью демонстрирует ту реальную силу, могущество и влияние, которым так называемая «ранняя церковь» пользовалась в то время в Иерусалиме, но – среди евреев! Ясно, что мы имеем дело с движением внутри иудаизма, добивавшимся лояльности со стороны подавляющего большинства населения города.

Освободив Павла из рук разъяренной толпы, римляне арестовали Павла, который, прежде чем отправиться в темницу, испросил позволения произнести оправдательную речь. И римляне по совершенно непонятной причине позволили ему это, хотя его слова послужили лишь дальнейшему разжиганию толпы. И Павла поспешно увели на допрос. Допрос? Но позвольте спросить: о чем же его собирались допрашивать? Зачем и с какой стати пытать и допрашивать человека, который упрекал своих единоверцев за несоблюдение ортодоксальных догм и ритуальных предписаний? Существует только одно убедительное объяснение того, почему римляне проявляли столь странный интерес к Павлу: оно сводится к тому, что Павел был… их агентом, сообщавшим им информацию политического и военного характера.

Единственными серьезными политическими и военными противниками римлян были последователи националистического движения – зилоты народных преданий. И Павел, проповедник-евангелизатор «ранней церкви», также подвергался угрозам со стороны этих «ревнителей Закона», числом около сорока или даже более, которые составили заговор с целью его убийства и поклялись, что не будут ни есть, ни пить до тех пор, пока не добьются своей цели. Будучи спасен своим доселе ни разу не упоминавшимся племянником, Павел под охраной был отправлен из Иерусалима в Кесарию, где заявил о своем праве в качестве римского гражданина требовать суда императора. Оказавшись в Кесарии, он сумел установить близкие и доверительные отношения с римским прокуратором – Антонием Феликсом. Как подчеркивает Эйзенман, он установил доверительные отношения и с зятем прокуратора -Иродом Агриппой II, и сестрой царя, ставшей впоследствии любовницей Тита – римского военачальника, который захватил и разрушил Иерусалим, а спустя некоторое время стал императором Рима.

Это – далеко не единственный подозрительный эпизод, просматривающийся на втором плане биографии Павла. С самого начала его богатство, права римского гражданина и почти фамильярное знакомство с оккупационными властями резко выделяли его из числа его собственных приверженцев и всех прочих членов «ранней церкви». Несомненно, Павел имел связи с влиятельными людьми из тогдашней правящей элиты. Каким же образом совсем молодой еще человек сумел сделаться доверенным лицом первосвященника? Более того, в своем послании к римлянам (Рим. 16, 11) он упоминает «Иродиона, сродника моего» – имя, вне всякого сомнения, связанное с правящей династией и крайне маловероятное для проповедника Евангелия. Кроме того, в качестве одного из знакомых Павла в Антиохии упоминается «Мануил, совоспитанник Ирода-четвертовластника»[147](Деян. 13, 1)-В данном случае мы опять-таки имеем свидетельство контактов Павла с аристократией самого высокого уровня.[148]

вернуться

146

Особенно 1 Кор. 9,19–27. См. выше, глава 12, примеч. 3.

вернуться

147

Полностью Деян. 13, 1 звучит так.-«В Антиохии, в тамошней церкви, были некоторые пророки и учители: Варнава, и Симеон, называемый Нигер, и Луций Киринеянин, и Мануил, совоспитанник Ирода-четверто-властника, и Савл» (прим. перев).

вернуться

148

См.: Eisenman «Маккавеи, саддукеи, христиане и Кумран», р. 62, п. 105. Эйзенман в своей книге подчеркивает, что «обращенная к неевреям миссия» Павла, преодолевавшая строгие предписания Закона и адресованная «как евреям, так и неевреям», в точности отвечает интересам политики династии потомков Ирода. Эйзенман провел детальное расследование всех обстоятельств, освещающих связи апостола Павла с ветвями правящего царского дома, в специальном исследовании «Павел – родственник потомков Ирода», представленном на конференции Общества библейской литературы, состоявшейся в 1983 г.

66
{"b":"128890","o":1}