Так выглядело объявление, опубликованное 1 июня 1954 г. на страницах «Wall Street Journals». Если бы объявление подобного рода появилось в наши дни, оно, вне всякого сомнения, было бы воспринято как своеобразная шутка, и притом далеко не самого лучшего тона. Кроме того, оно могло бы вызвать подозрения, что это – кодированное сообщение, цель которого – замаскировать, к примеру, секретную информацию об афере или чтонибудь, имеющее отношение к шпионажу.

Конечно, в наши дни свитки Мертвого моря известны достаточно хорошо, но – обычно только по названию. Большинство людей, которые строят самые невероятные фантазии о том, что же они собой представляют, как минимум слышали о существовании свитков. Помимо всего прочего, существует мнение, будто свитки эти – в некотором отношении уникальные и бесценные артефакты, археологические свидетельства огромной ценности и значения. Трудно рассчитывать найти вещи подобного рода, покопавшись у себя в саду или на заднем дворике. Столь же бесполезно, хотя иные думают иначе, пытаться искать их среди ржавого оружия, домашнего мусора, битой посуды, остатков сбруи и прочих бытовых вещей, которые можно найти, скажем, во время раскопок на стоянке римских легионеров в Британии.

Открытие в 1947 г. свитков Мертвого моря вызвало ажиотаж и жадный интерес как в кругах ученых, так и у широкой общественности. Но к 1954 г. первую волну ажиотажа удалось искусно развеять. Возникло мнение, что свитки хранили в себе только то, что могут хранить подобные вещи, и информация, которую они несли, оказалась куда менее животрепещущей, чем это ожидалось. Поэтому объявление о продаже четырех свитков, опубликованное в «Wall Street Journal» (с. 14), не вызвало широкого общественного интереса. Прямо под ним красовались рекламные объявления о продаже промышленных стальных баков, электросварочных аппаратов и прочего оборудования. В соседней колонке были помещены списки помещений и объектов, сдаваемых в аренду, и разного рода вакансий. Короче, это можно сравнить разве что с объявлением о распродаже сокровищ из усыпальницы Тутанхамона, помещенным среди рекламы водопроводных труб или комплектующих и расходных материалов для компьютеров. В этой книге речь как раз и пойдет о том, как могла возникнуть столь вопиющая аномалия.

Проследив судьбу и путь свитков Мертвого моря с момента их открытия в Иудейской пустыне до сейфов различных организаций и учреждений, где они хранятся сегодня, мы обнаружили, что столкнулись лицом к лицу с тем же самым противоречием, с которым нам уже приходилось иметь дело и раньше: противоречием между Иисусом – историческим лицом и Христом веры. Исследования наши начались в Израиле. Затем они получили продолжение в коридорах Ватикана и, что уж совсем странно, в кабинетах инквизиции. Нам пришлось столкнуться с жестким противодействием «консенсуса» интерпретаций относительно вопроса о содержании и датировке свитков и осознать, насколько взрывоопасным может оказаться беспристрастное и независимое их исследование для всей богословской традиции христианства. Более того, мы на собственном опыте убедились, с какой яростью мир ортодоксальной библейской схоластики готов сражаться во имя сохранения своей монополии на всю сакральную информацию.

В наши дни христиане считают вполне допустимым признавать существование, например, Будды или Мухаммеда как реальных исторических личностей, таких же, как Александр Македонский или Цезарь, и отделять их от всевозможных легенд, преданий и богословских нагромождений, которыми издавна окружены их имена. Что же касается Иисуса, то подобное разделение оказывается делом куда более сложным. Самое существо христианских верований, исторических преданий и богословия оказывается необъяснимо запутанным и противоречивым. Одно затмевает другое. И в то же время каждое по отдельности представляет потенциальную угрозу всем остальным. Таким образом, гораздо легче и безопаснее убрать все демаркационные линии между ними. Таким образом, для верующего человека две существенно различные фигуры сольются в один образ. С одной стороны, это реальная историческая личность, человек, который, по мнению большинства ученых, действительно существовал и две тысячи лет тому назад бродил по пескам Палестины. С другой – это богочеловек христианского вероучения, Божественная личность, для обожествления, прославления и проповеди Которой много сделал апостол Павел. Изучение этого персонажа как реальной исторической личности, то есть попытка вписать его в исторический контекст и поставить на одну доску с Мухаммедом или Буддой, Цезарем или Александром Македонским, для многих христиан по-прежнему остается равнозначной кощунству.

В середине 1980-х гг. нас обвинили именно в таком кощунстве. В рамках исследовательского проекта, над которым мы в то время работали, мы попытались отделить историю от богословских догм, чтобы отделить исторического Иисуса от Христа веры. В процессе разысканий мы с головой окунулись в самую гущу противоречий, с которыми сталкиваются все исследователи библейских материалов. И, как и все исследователи до нас, мы были изумлены, сколько же в них путаницы и неразберихи.

В таких исследованиях, какими мы занимались, письменные источники способны оказать весьма ограниченную помощь. Как известно всякому школьнику, Евангелия в качестве исторического документа являются крайне ненадежными. Они представляют собой свидетельства, обладающие мистической простотой и силой и как будто отражающие историческую реальность. Иисус и его ученики занимают центральное место на сцене, где изображена живописная живая картина, из которой убрана большая часть деталей и реального контекста. Римляне и иудеи смущенно теснятся на заднем плане, словно массовка на съемочной площадке. Та общественная, культурная, религиозная и политическая конкретика, в которой разыгралась драма Иисуса, практически не упоминается. Таким образом, получается, что герой противостоит историческому вакууму.

Несколько оживляют картину Деяния апостолов.[1] При чтении Деяний возникает чувство присутствия окружения – бесконечных ссор и вероучительных споров среди ближайших последователей Иисуса, формирования того движения, которое постепенно приобрело очертания «христианства», мира, который простирается за строго очерченными пределами Галилеи и Иудеи, наконец – географических связей Палестины с остальным Средиземноморьем.