Так как Страгнелл вновь не дал разрешения на доступ к кумранским материалам, Эйзенман счел, что это должен сделать Дрори, обладающий более широкими полномочиями. Он выделил два основных момента. До тех пор пока международная группа контролирует доступ к материалам кумранских находок, недостаточно просто требовать от нее ускорения публикации текстов. Недопустимы никакие ограничения доступа ученых к свиткам, ибо это необходимо для проверки результатов работы международной группы, для сверки точности переводов и толкований и оценки тех аспектов, которые члены группы могли оставить без внимания:
«Мы не можем быть уверены… в том, что они собрали все имеющиеся фрагменты каждого из документов и что они расположили эти фрагменты должным образом. Мы также не можем быть уверены, что предлагаемые материалы являются полными и что отдельные их фрагменты не были пропущены, уничтожены или оставлены без внимания тем или иным образом по той или иной причине. Обеспечить целостность текстов способны лишь совместные усилия всех заинтересованных ученых».
Второй момент представляется еще более очевидным, по крайней мере – на первый взгляд. Международная группа настаивала на особой важности археологии и палеографии. Как пояснил Эйзенман, датировка кумранских текстов была произведена и утверждена на основе археологических и палеографических экспертиз. Сами же свитки с текстами были обследованы с помощью радиоуглеродного метода, существовавшего во время открытия свитков, а между тем этот метод слишком приблизителен и требует чрезмерно больших затрат материала самих манускриптов. В результате было утрачено слишком много текста – и это при том, что для анализов привлекалось очень мало оберточного материала, найденного в сосудах. В итоге свитки были датированы эпохой перед самым началом новой эры. Между тем ни один из свитков не был подвергнут исследованию с помощью более современной методики датировки по изотопам С и, даже несмотря на то, что точность этой методики была повышена благодаря применению новейшего метода спектроскопии. Благодаря ему для анализа требуется (и гибнет) гораздо меньшее количество материала, а точность повышается. Таким образом, Эйзенман высказал надежду, что Дрори сумеет воспользоваться своими полномочиями и организует новую экспертизу. Он также рекомендовал ради чистоты эксперимента привлечь к нему независимых и незаинтересованных лиц. Свое письмо Эйзенман закончил страстным призывом: «Пожалуйста, примите меры, чтобы предоставить эти материалы заинтересованным ученым, которым они необходимы для продолжения профессиональных изысканий, чтобы те могли непредвзято и объективно оценить их».
Страгнелл, находившийся тогда в Иерусалиме, явно под нажимом Дрори прислал ответ, датированный 15 мая. Несмотря на тот факт, что письмо Эйзенмана было отправлено на оба его адреса – в Иерусалим и в Оксфорд, Страгнелл попытался объяснить задержку тем, что письмо якобы было послано «не в ту страну».
По мнению обозревателя «Biblical Archaeology Review», «вынужденный ответ Страгнелла на этот запрос отражает чрезвычайное интеллектуальное высокомерие и откровенную академическую спесь». В своем ответе Страгнелл выражал «недоумение», зачем Эйзенман и Дэвис показали свое письмо «доброй половине списка „Кто есть кто“ в Израиле». Он обвинил их в несоблюдении «принятых норм» и назвал их «лотофагами», что на эзоповом языке Страгнелла предположительно относится к жителям Калифорнии, хотя уместность этого титула в отношении Филипа Дэвиса, проживающего в Шеффилде, вызывает серьезные сомнения. Страгнелл не только решительно отверг просьбу Эйзенмана и Дэвиса предоставить им доступ к свиткам, но и опроверг все до единого пункты их претензий. Он посоветовал им научиться на собственном опыте, чем заканчивались «подобные запросы в прежние годы», и действовать по установленным каналам, игнорируя тот факт, что группа решительно отрицала поступление таких запросов «в прежние годы». Он заявил также, что распечатка, которую Эйзенман и Дэвис использовали для указания номеров фотонегативов, была сделана давно и устарела. При этом он обошел молчанием тот факт, что эта распечатка, не говоря уже о более новых, была недоступна для всех, кто не является членами международной группы, до тех пор, пока Эйзенман не предал ее огласке.
Эйзенман отреагировал на выпад Страгнелла со всей публичностью, на которую только был способен. В середине 1989 г. этот вопрос стал cause celebre[38] на страницах израильских и американских газет и в меньшей степени был подхвачен британской прессой. Эйзенман неоднократно давал интервью таким изданиям, как «New York Times», «Washington Post», «Los Angeles Times», «Chicago Тгibunе», «Тіте Magazine» и канадский «Maclean's Magazine». Он сформулировал пять основных пунктов:
1. Все исследования свитков Мертвого моря были нечестным путем монополизированы узкой группой ученых, преследовавших небескорыстные цели и имевших предвзятые взгляды.
2. Лишь очень небольшая часть кумранских материалов нашла дорогу в печать, а преобладающая их доля до сих пор засекречена.
3. Явное заблуждение – считать, что наибольший интерес представляют так называемые «библейские» тексты, тогда как наиболее важными являются так называемые «сектантские» материалы – совершенно новые тексты, которые до сих пор были неизвестны и которые содержат массу сведений об истории и религиозной жизни I в. н.э.
4. По истечении сорока лет с момента открытия свитков доступ к ним должны иметь все ученые, интересующиеся этой темой.
5. Необходимо провести безотлагательную экспертизу датировки кумранских материалов по радиоуглеродному методу с использованием новейшей спектрометрии.
Как это неизбежно бывает в подобных случаях, после того как средства массовой информации начали раздувать сенсацию вокруг этой темы, дело приняло скандальный оборот. Высказывания Эйзенмана были дважды неверно истолкованы, и обе стороны обрушили друг на другу лавину обвинений и домыслов. Но в ходе борьбы самолюбий главный вопрос так и не получил ответа. Как писал в 1988 г. Филип Дэвис
«Любой археолог или ученый, который находит на раскопках или открывает новый текст, не отвечающий сложившимся представлениям, сразу же воспринимается как враг науки. Между тем сорок лет спустя после находки свитков мы так и не получили ни отчета о раскопках, ни полного издания текстов свитков».
5. Политика академических кругов и бюрократическая инерция
В начале 1989 г. Эйзенман получил приглашение представить статью на конференции по изучению свитков, которая должна была состояться летом того же года в Гронингенском университете. Организатором и председателем оргкомитета конференции выступил редактор журнала «Revue de Qumran»,[39] официального органа Библейской школы – этой франкодоминиканской археологической организации в Иерусалиме, членами которой было большинство ученых из международной группы. По установившейся традиции, все материалы, представленные на конференции, впоследствии непременно публиковались в журнале. Однако ко времени проведения конференции конфликт Эйзенмана с членами международной группы и возникшая вследствии этого неприязнь получили публичную огласку. Отозвать приглашение Эйзенману к участию в конференции было уже неудобно. Поэтому ему было разрешено представить свою статью на конференции, но ее публикация в «Revue de Qumran» была заблокирована.[40]
Председатель оргкомитета конференции был глубоко огорчен. Он оправдывался перед Эйзенманом, объясняя, что ничего не мог поделать, поскольку вышестоящие лица из редакции журнала настояли на исключении статьи Эйзенмана из плана публикаций. Таким образом, «Revue de Qumran» разоблачило себя, показав, что является отнюдь не независимым форумом для широкого спектра ученых мнений, а заурядным рупором взглядов международной группы.
