Следующий, 1986/87 учебный год Эйзенман провел в Оксфордском центре, занимая пост старшего преподавателя в аспирантуре по гебраистике и приглашенного члена ученого совета Линакр-колледжа. Благодаря контактам, установленным в Иерусалиме, он получил возможность ознакомиться с двумя секретными документами. Одним из них была копия свитка, над которой работал Страгнелл, так сказать, часть его «приватной собственности». Текст свитка, написанный, по всей видимости, лидером Кумранской общины и излагающий целый ряд основополагающих установок общины, известен в среде специалистов как документ ММТ. Страгнелл демонстрировал его незадолго до конференции 1985 г., но так и не удосужился опубликовать.[36] (Этот материал не издан и по сей день, хотя общий объем текста составляет всего 121 строку.)
Второй документ был более важным и актуальным. Он представлял собой компьютерную распечатку списка всех кумранских текстов, находившихся в руках международной группы. Особый интерес этому документу придавало то, что ранее международная группа не раз отрицала сам факт существования подобной распечатки и даже свитка. Этот документ явился несомненным доказательством того, что существует обширный корпус неопубликованных материалов, который тщательно скрывают.
Эйзенман без промедления заявил, что необходимо делать:
«Решив для себя, что одной из основных проблем в отношениях между учеными, которая в первую очередь и создала сложившуюся ситуацию, была чрезмерная скрытность и жажда секретности, я решил, несмотря ни на что, предавать огласке любые материалы, которые попадают мне в руки. Это реальное дело, которое я могу сделать, да плюс к тому оно еще и подорвет монополию международной группы на право распоряжаться подобными документами».
Соответственно Эйзенман предоставлял копии документа ММТ всем, кто выражал желание ознакомиться с ним. Копии эти распространялись с невероятной быстротой, так что через полтора года дело дошло до курьеза: один из ученых прислал ему экземпляр его же копии и спросил, видел ли он его. И Эйзенману пришлось ответить, что это – одна из тех самых копий, которые он лично начал рассылать.
С такой же скоростью, как и документ ММТ, циркулировала и распечатка со списком текстов, произведя именно такой эффект, на который рассчитывал Эйзенман. Он пошел на решительный шаг, послав экземпляр Гершелю Шанксу из «Biblical Archaeology Review», тем самым предоставив журналу мощное оружие для развертывания новой кампании.
Вряд ли стоит говорить, что после этого отношения Эйзенмана с членами международной группы резко ухудшились. Разумеется, внешне обе стороны соблюдали академические приличия, общаясь с подчеркнуто ледяной вежливостью. В конце концов не могли же люди из международной группы публично обрушиться на него с нападками за его действия, которые носили совершенно бескорыстный характер и были предприняты исключительно в интересах науки. Но пропасть между сторонами все более и более увеличивалась, и вскоре была предпринята попытка окончательно отделаться от него.
В январе 1989 г. Эйзенман посетил Амира Дрори, вновь назначенного директора израильского департамента древностей. Дрори без обиняков сообщил ему, что он собирается подписать соглашение с новым главным редактором – Джоном Страгнеллом. По этому соглашению монополия международной группы на изучение свитков сохранялась. Прежний график публикации текстов, принятый предшественником Страгнелла, отцом Бенуа, был нарушен. Все остальные кумранские материалы были опубликованы не к 1993, а к 1996 г.[37]
Эйзенман, естественно, был огорчен этой вестью. Его попытки переубедить Дрори успеха не имели. Эйзенман откланялся, преисполненный решимости избрать более продуктивную стратегию. Единственным возможным способом оказать давление на международную группу и связанный с ней департамент древностей и, паче чаяния, помешать Дрори подписать соглашение с ней, было обратиться в Верховный суд Израиля, разбирающий случаи судебных ошибок и апелляции от частных лиц.
Эйзенман решил обсудить этот вопрос с адвокатами. Да, решили они, Верховный суд действительно может вмешаться и решить вопрос. Но для того, чтобы иметь возможность обратиться в Верховный суд, Эйзенман должен представить доказательство факта судебной ошибки. Он должен был доказать, желательно – в письменной форме, что какому-либо компетентному ученому было отказано в получении доступа к свиткам. Между тем в то время документов о подобных отказах или, во всяком случае, в том виде, в котором они потребуются для судебного разбирательства, не существовало. Подобный отказ действительно получали многие ученые, но одни из них умерли, другие жили в разных концах света, и потому документов, необходимых для судебного иска, не нашлось. Поэтому надо было вновь обращаться к Страгнеллу с запросами и, как и прежде, получать отказ.
Если бы Эйзенман имел на руках регистрационные номера документов, его задача несколько упростилась бы.
Не желая направлять новый запрос, Эйзенман решил, что его позиция будет более весомой, если ее поддержат другие. Он обратился к Филипу Дэвису из Шеффилдского университета, и тот согласился поддержать его в разбирательстве, которое оба рассматривали как пробный залп в длительной битве в Верховном суде Израиля. 16 марта оба профессора направили Джону Страгнеллу письмо с формальным запросом. Они просили разрешить им доступ к некоторым оригиналам фрагментов, а также к фотографиям обрывков, обнаруженных в одной из пещер в Кумране, известной как пещера 4. К письму они приложили ту самую компьютерную распечатку текста, которую Эйзенман предал огласке. Во избежание недоразумений и путаницы они указали приведенные в распечатке номера фотонегативов. Кроме того, они просили разрешить им доступ к целому ряду цельных свитков или их фрагментов с толкованиями на первоначальный текст. Они предлагали оплатить все издержки этой акции и обещали не публиковать ни транскрипции, ни переводов материалов, которые были необходимы им для исследований. Кроме того, они обещали соблюдать все формальные аспекты закона об охране авторских прав (копирайт).
В своем письме Эйзенман и Дэвис отдавали должное затратам времени и энергии, которые международная группа на протяжении многих лет посвятила изучению свитков, но, на их взгляд, заметили ученые, члены группы «с лихвой вознаграждены за это» самой возможностью в течение столь длительного времени пользоваться эксклюзивным доступом к материалам кумранских находок. Они заявляли, что тридцать пять или сорок лет – это более чем долгий срок для других ученых, ожидающих своей очереди на получение доступа к свиткам, без знакомства с которыми «мы более не можем рассчитывать достичь прогресса в наших исследованиях». Далее в письме говорилось:
«Несомненно, первоначальное поручение, возложенное на вас, состояло в том, чтобы опубликовать эти материалы как можно скорее для блага всей науки в целом, а не в том, чтобы присвоить право распоряжаться ими. Все было бы иначе, если бы вы и ваши коллегиученые действительно обнародовали эти материалы. Но вы не сделали этого, как будто материалы – это ваша собственность…
…Сегодня аномальность ситуации обострилась до предела. Поэтому мы, зрелые ученые в полном расцвете сил и способностей, считаем несправедливым в отношении нас ваше предложение ждать завершения работы над свитками и не предоставлять нам доступ к ним спустя сорок лет после их открытия».
Эйзенман и Дэвис ожидали, что Страгнелл вновь отклонит их просьбу. Однако Страгнелл предпочел вообще не отвечать им. Поэтому 2 мая того же года Эйзенман направил письмо Амиру Дрори, который несколько раньше подтвердил монопольное право международной группы и намеченный ею график публикаций вплоть до 1996 г. Сняв копию этого письма, Эйзенман приготовил ее для Страгнелла и отправил ее по обоим его адресам – в Оксфорд и в Иерусалим. Поскольку Страгнелл не ответил, по словам Эйзенмана, сложилась тупиковая ситуация: «Мы устали от постоянных нападок. Подобного рода кавалерийские наскоки для нас не новость; они являются частью процесса, продолжающегося вот уже 20 или 30 лет…»
