Джоли встала, прогнулась и застонала:

– Я не привыкла столько сидеть. У меня болят плечи, шея, спина.

По дороге к лестнице Терон положил руку на плечо Джоли:

– Перед тем как лечь спать, прими ванну. Утром не торопись вставать, пока я не позвоню. Я с утра пораньше сделаю несколько звонков, поговорю с Айком, постараюсь как можно больше узнать о местонахождении всех, кто участвовал в расследовании. Как только у меня что-нибудь появится, я тебе позвоню.

– По-моему, это звучит как план.

Поднявшись на первый этаж, они попрощались с помощниками шерифа, работающими в ночную смену, вышли на улицу и пошли к своим машинам. Едва Джоли открыла дверцу своей машины, Терон ее окликнул.

– Ты понимаешь, что Айк был прав, когда говорил, что Ларри Ньюмана дергает за ниточки кто-то, у кого есть деньги и власть? То же самое можно сказать и о человеке, который позаботился, чтобы материалы дела исчезли. И поскольку мы не знаем, когда пропали эти документы, много лет назад или всего несколько месяцев…

– Что ты пытаешься мне сказать?

– Если документы «затерялись» несколько месяцев назад или даже несколько лет назад, я бы сказал, что за этим делом стоит либо Роско Уэллс, либо Макс Деверо.

– А если они пропали двадцать лет назад?

Джоли затаила дыхание: она уже знала ответ, но ей было нужно услышать его из уст Терона.

– Тогда это может быть Роско или… – Терон на долю секунды замялся, – или Луис Ройял.

Джоли выдохнула и вдруг почувствовала себя как сдувшийся шарик.

– Но зачем папе… О мой Бог! Чтобы защитить Джорджетт.

– Или сына Джорджетт.

Джорджетт лежала в постели без сна. Она была одна, и ей было страшно. Когда с ней был Луис, она ничего не боялась. Он держал демонов на расстоянии. Он очень хорошо ее знал, полностью понимал ее и любил безусловной любовью. Теперь, когда Луиса не стало, Макс всеми силами постарается о ней позаботиться. Но сын не знал ту женщину, которой она когда-то была, поэтому он не может понять ее настолько глубоко, чтобы помочь ей бороться с монстрами, которые живут в ней.

В спальне царил полумрак. Ночник в углу комнаты не давал достаточно света, чтобы разогнать тьму. Джорджетт нащупала выключатель и включила настольную лампу. Комнату озарил теплый свет. Она встала с кровати, взяла с кресла шелковый халат и подошла к французским окнам, выходившим на балкон над парадным входом.

Девушкой она мечтала жить в таком доме, мечтала, чтобы ей прислуживали и чтобы у нее было больше денег, чем она сможет потратить за всю жизнь. Когда она зарабатывала на жизнь тем, что продавала свое тело любому мужчине, способному хорошо заплатить, ее сердце оставалось нетронутым. И день за днем она мечтала о принце. Ее принцем стал Филипп Деверо. Он был ее клиентом в течение нескольких лет, пользовался ее услугами всякий раз, когда приезжал в Новый Орлеан, и он в нее влюбился. Когда он на ней женился и перевез в Саммервиль, Джорджетт отдала ему лишь малую часть своего сердца. У него был хороший дом, лучше любого, в каком ей доводилось бывать, но по сравнению с Белль-Роуз это было ничто.

Когда Джорджетт впервые увидела Луиса Ройяла, она сразу поняла, что он не похож ни на одного из мужчин, которых она когда-либо встречала. И в первый же раз, когда он к ней прикоснулся, она почувствовала, что ей суждено принадлежать этому мужчине так, как она никогда не принадлежала никому другому. Джорджетт отдала Луису все сердце целиком, она любила его так, как даже не знала, что способна любить. И он ее любил, любил телом, сердцем и даже самой душой.

«Но ведь у меня не было души, чтобы отдать тебе, любимый, – прошептала Джорджетт, открывая двери и выходя на балкон. – Как только ты убьешь, как только ты отберешь жизнь другого человека, ты теряешь свою душу».

Терон завел двигатель «феррари», открыл окна, чтобы выпустить удушающее тепло, которое накопилось в салоне за день, и отрегулировал настройки кондиционера. В зеркало заднего вида он увидел, как Джоли проехала мимо него в своей «эскаладе». Она выбросила вверх руку и помахала ему на прощание. Удивительно, что дружба, зародившаяся в детстве и потом не поддерживаемая много лет, может остаться такой крепкой. Конечно, сейчас их связала вместе общая цель – исправить несправедливость, допущенную в прошлом. Но была ли то единственная причина, по которой он чувствовал связь с Джоли?

«Это была просто сплетня. Вы же знаете, как люди любят посудачить. Они говорили, что мистер Сэм Десмонд и Сейди Фукуа были…» Слова Айка вертелись у Терона в голове, как старая заезженная пластинка, застрявшая на одной дорожке. Он не хотел верить, что это правда, что отцом двойни, родившейся у его бабушки, был Сэм Десмонд, а его мать была единокровной сестрой сестрам Десмонд. Хотя светлая кожа его матери и ее карие глаза – он унаследовал их цвет – не раз заставляли его задуматься. Но он думал, что если и есть в его крови примесь крови белых, то подметалась она много поколений назад.

Но если это правда, почему мать ничего ему не рассказала? Почему он даже не знал об этих слухах вплоть до сегодняшнего дня?

Терон достал мобильный, нашел в кармане рубашки листочек с номером телефона, записанным сегодня утром, и стал набирать номер. Эйми сказала, что звонить можно в любое время до полуночи.

Девушка ответила после пятого гудка:

– Алло?

– Эйми, прошу прощения за поздний звонок, но…

– Все в порядке, еще не полночь, я еще не легла. Терону нравился ее голос – легкий, нежный, немного тоненький, как у маленькой девочки. Но Эйми Жардьен – не девочка. Она настоящая женщина. Красивая, умная, успешная. Как раз такая, какие ему нравятся.

– Думаю, сейчас уже слишком поздно, чтобы я зашел в гости, – сказал Терон.

Она рассмеялась, и мелодичный звук ее смеха его возбудил.

– Да, боюсь, что так.

Терон нажал кнопку, закрывая окна, дал задний ход и выехал со стоянки. Потом, прижав телефон к уху плечом, положил руки на руль и поехал по Мэйн-стрит.

– А как насчет завтрашнего вечера?

– Что насчет завтрашнего вечера?

– Может быть, пообедаем? Где-нибудь в шесть тридцать?

– Обычно я начинаю обход в больнице в шесть. Но если вы перенесете свое предложение на семьтридцать, то считайте, что мы договорились.

– Хорошо, значит, семь тридцать.

Терон свернул с Мэйн-стрит на Оук-авеню и заметил свет фар автомобиля, который ехал за ним. Через несколько минут после того, как Терон свернул, этот автомобиль сделал такой же поворот.

– Есть какие-нибудь пожелания по части обеда? Какую кухню предпочитаете? Итальянскую? Китайскую? Домашнюю?

– Оставляю это на ваше усмотрение, – сказала Эйми. – Я не привередлива в еде и боюсь, что моя неразборчивость сказывается на размере моих бедер.

– На мой взгляд, ваши бедра смотрятся отлично! – Терон услышал в трубке вздох и улыбнулся. – Если уж на то пошло, на мой взгляд, у вас все смотрится прекрасно! Просто отлично.

– Ай-ай, мистер Картер, я и не подозревала, что вы такой льстец. Но поскольку вы адвокат, можно было догадаться, что вы воспользуетесь своим преимуществом.

– Я обнаружил, что слова можно использовать по-разному: чтобы причинить боль, чтобы исцелить, чтобы соблазнить… Эйми?

– Что?

Терон свернул с Оук-авеню на Пайнвуд-стрит, на улицу, где он снял дуплекс. Он инстинктивно посмотрел в зеркало заднего вида. Света фар не видно. Терон испытал облегчение.

«С какой стати ты вообще волновался? Ты же не думаешь, что за тобой следят?»

– Вот вы живете в Саммервиле всю жизнь, и я подумал… – Терон замолчал, решая, стоит ли поднимать тему старых сплетен. – Ладно, не важно.

– Что? О чем вы подумали?

Терон заехал на подъездную дорогу сбоку от дома.

– Сегодня я услышал сплетню… очень старую сплетню. О моей бабушке.

– О-о?

– Айк Дентон как-то упомянул, что… Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о том, что моя мама была дочерью мистера Сэма Десмонда?