Вероятнее всего, это и был штурмовик Едаменко, поскольку ко времени ввода в Южную Осетию российских комплексов ПВО грузинские самолеты вылетов уже не совершали. Проблемы с опознанием штурмовика российскими истребителями и установкой ПВО могут свидетельствовать о неисправности системы опознания «свой-чужой» на его самолете.

Шестой и последний сбитый самолет ВВС России был потерян уже под конец активной фазы конфликта, около 11 часов утра 11 августа. Это был фронтовой бомбардировщик Су-24М. По неофициальной информации из авиационных кругов, он входил в состав 968-го исследовательско-инструкторского смешанного авиационного полка 4-го Центра боевого применения и переучивания летного состава (Липецк). [21] Колонна российских войск, выдвигавшаяся из района Цхинвала в сторону Гори, ошибочно идентифицировав этот Су-24М как вражеский, произвела по нему несколько пусков ракет ПЗРК, в результате чего самолет был сбит [22], [23] в нескольких километрах к западу от Цхинвала, над территорией Южной Осетии. Летчики успешно катапультировались и были эвакуированы, обломки Су-24М упали в труднодоступной гористой местности. [24]

Уже после завершения активных боевых действий, в ночь с 16 на 17 августа, в Южной Осетии произошла катастрофа вертолета Ми-8МТКО авиации Пограничной службы ФСБ России (в/ч 2464). При посадке ночью на временную вертолетную площадку у села Угарданта, недалеко поселка Джава, он задел вертолет Ми-24 487-го вертолетного полка (Буденновск), стоявший на земле, перевернулся и загорелся. В результате пожара и последовавшего взрыва боеприпасов был также серьезно поврежден Ми-24 и легко – несколько других вертолетов, находившихся на площадке. Погиб бортмеханик старший прапорщик Александр Бурлачко, три других члена экипажа получили тяжелые ожоги. [25]

Всего, таким образом, за время боевых действий погибли четверо членов экипажей российских самолетов:

• майор Владимир Едаменко – 368-й шап;

• майор Игорь Нестеров – 52-й гтбап;

• майор Виктор Прядкин – 52-й гтбап;

• полковник Игорь Ржавитин – 929-й ГЛИЦ.

Уже после завершения боевых действий в катастрофе вертолета на территории Южной Осетии погиб старший прапорщик Александр Бурлачко (в/ч 2464).

Были сбиты, взяты в плен грузинской стороной и позднее обменены на грузинских военнопленных:

• полковник Игорь Зинов – 929-й ГЛИЦ;

• майор Вячеслав Малков – 52-й гтбап.

Числится пропавшим без вести:

• подполковник Александр Ковенцов – 52-й гтбап.

Общие боевые потери российской авиации во время Пятидневной войны составили шесть самолетов:

• 1 – Су-25СМ и 2 – Су-25БМ;

• 2 – Су-24М;

• 1 – Ту-22М3.

Из них два самолета были достоверно сбиты огнем противника, три самолета наверняка «дружественным огнем», определить, кто сбил еще один, представляется затруднительным. Обломки пяти самолетов упали в границах Южной Осетии и только одного – Су-24М из 929-го ГЛИЦ – на территории Грузии.

Помимо сбитых самолетов, еще четыре штурмовика Су-25 получили серьезные повреждения, хотя и возвратились на российские аэродромы. Официально подтверждено повреждение трех модернизированных Су-25СМ (заявления главного конструктора ОКБ Сухого Владимира Бабака [26] и директора 121-го авиаремонтного завода Министерства обороны России Якова Каждана [27]) из состава 368-го штурмового авиационного полка. Известно, что два из них пилотировались летчиками капитаном Иваном Нечаевым и подполковником Олегом Молостовым. Кроме того, известно о повреждении еще одного Су-25 (бортовой номер «47 красный», летчик майор Иван Конюхов) из состава 461-го штурмового авиационного полка (аэродром Краснодар). [28] Все они были поражены ракетами ПЗРК. Самолеты других типов и вертолеты существенных боевых повреждений не получали.

Таким образом, самые тяжелые потери в технике понес буденновский 368-й штурмовой авиационный полк, в котором были сбиты и серьезно повреждены шесть машин Су-25 – то есть не менее четверти самолетов от штатной численности, причем в основном только недавно модернизированные Су-25СМ, с наиболее подготовленными пилотами, включая командира полка.

При этом первоначальные оценки эффективности грузинской ПВО, сделанные исходя только из количества потерянных Россией самолетов, без учета причин их потерь, оказались преувеличены. Грузинской ПВО, несмотря на наличие в ее составе таких достаточно эффективных ЗРК, как «Бук-М1», «Оса-АК/АКМ» и Spyder-SR, а также значительного числа ПЗРК, [29] не удалось надежно прикрыть свои войска и территорию страны. В течение всех первых суток войны, 8 августа, системе ПВО Грузии не удалось сбить ни одного российского самолета, несмотря на то, что в эти сутки те действовали в условиях неподавленной ПВО противника и наличия у него единого радиолокационного поля над самой Грузией, ее сепаратистскими регионами и ближними приграничными территориями.

За первые сутки боевых действий российская боевая авиация совершила несколько десятков самолетовылетов, причем наносила удары не только непосредственно в зоне вооруженного противостояния, но и на всю глубину территории Грузии, применяя почти исключительно неуправляемое оружие. Например, основная база ВВС Грузии Марнеули, расположенная более чем в ста километрах от зоны конфликта и границы с Россией, недалеко от Тбилиси и границы Грузии и Армении, днем 8 августа трижды беспрепятственно подвергалась бомбардировке мелкими группами самолетов Су-25 и Су-24М. [30] Оба (или в лучшем случае три) самолета, которые можно записать на счет грузинских средств ПВО, были сбиты 9 августа, в первой половине суток. С полудня 9 августа и до завершения конфликта грузинским вооруженным силам не удалось сбить ни одного российского летательного аппарата.

В общей сложности за весь период боевых действий грузинским средствам ПВО удалось достигнуть только одного попадания в российские самолеты из мобильных комплексов ПВО. Более успешными оказались действия переносных зенитно-ракетных комплексов. Грузинским войскам удалось добиться не менее трех, но не более шести попаданий из ПЗРК по российским самолетам, включая один близкий промах, не причинивший тяжелых повреждений.

Потеря же не менее половины российских самолетов от «дружественного огня» стала неприятным сюрпризом. Это продемонстрировало серьезнейшие проблемы Российских вооруженных сил с координацией и управлением войсками в зоне боевых действий. Практическое отсутствие взаимодействия между сухопутными войсками и ВВС РФ привело к тому, что они вели фактически две отдельные войны. Летчики не в полной мере были оповещены о ситуации на земле, получали неточные и запаздывающие разведывательные данные, к началу войны, по словам командира 368-го штурмового авиационного полка полковника Кобылаша, они не имели и точных сведений о структуре и силах ПВО Грузии. [31]

Российские наземные войска также не владели данными о ситуации в воздухе и до завершения боевых действий даже не были уверены в господстве в воздухе российской авиации. Несмотря на то, что грузинские штурмовики Су-25 совершили лишь один боевой вылет ранним утром 8 августа и больше в воздух не поднимались, [32] зачастую российские самолеты принимались российскими и осетинскими силами за грузинские и подвергались обстрелу без их идентификации и при отсутствии с их стороны агрессивных действий (хотя имеются и отдельные свидетельства о случаях «дружественного огня» со стороны авиации. [33]) В результате российскими войсками и осетинским ополчением было произведено не менее десяти пусков ракет ПЗРК по своим самолетам, огонь по ним открывался также из пушек БМП, зенитных пулеметов танков и ручного автоматического оружия. [34] Имеются также сведения о проблемах в работе системы опознания «свой-чужой» [35] и лишь эпизодическом применении ее при использовании ПЗРК. Все это и привело к столь большим потерям российских самолетов от «дружественного огня».